Пётр кивнул в знак благодарности и поднял рюмку. Пальцы всё ещё тряслись. Рюмка так и норовила выскользнуть из руки.
— Давай! Как и первую!
— А он реально не сдохнет? — послышалось из сумрака.
Пётр повернулся на голос, качнул рюмкой, пролив несколько капель себе на рукав, но никого не увидел и выпил залпом, уставившись в темноту.
— Красавчик! — Бармен разулыбался.
— А какого хера здесь так темно? — пробормотал Пётр. — На электричестве экономите?
— Это у тебя в глазах уже темнеет! — подмигнул ему бармен. — Так как? Ещё? Но за этот я точно платить не буду.
Пётр кивнул. Бармен сначала протянул ему считыватель, и лишь после того, как тот удовлетворённо пропищал, принялся колдовать над напитком. В зале постоянно появлялись новые посетители. Все смеялись и весело переругивались, наверняка выпив уже не один десяток коктейлей. Но к барной стойке пока никто не подходил.
Прожектор над танцполом заработал — стал полоумно вращаться из стороны в сторону, разглядывая посетителей. В стенах зажглись огоньки, и Пётр, оглянувшись, увидел на щербатом бетоне люминесцентные иероглифы.
— Четвёртый справа — новый! — сообщил ему бармен и поставил на стойку рюмку. — Хотя кому я говорю? Ведь правда, эска?
— Иди ты! — Пётр осушил третью рюмку.
Послышалась музыка — монотонная и ритмичная. Буханье барабанов отдавалось в груди. На танцпол вышло несколько человек — в тёмных, обтягивающих одеждах, — но никто даже не думал танцевать. Все замерли, приоткрыв рты, уставившись в потолок.
— Чего за херня такая? — прошептал Пётр.
— Тебе как, эска? Новую делать? Пока на рекорд идёшь!
— Хватит с меня этой дряни! — Пётр чуть не опрокинул на пол пустую рюмку. — Налей чего-нибудь другое.
— Чего-нибудь другое, говоришь…
Бармен на секунду задумался, всмотрелся, прищурившись, в другой конец стойки, где Пётр уже ничего не различал, и вдруг щёлкнул пальцами.
— Есть одна идейка! «Дыхание смерти»! Там без слоев, но тоже ничего так коктейльчик. Пойдёт?
— Чего-то у вас тут смерть одна.
— А сегодня тематический вечер!
— Дыхание, так дыхание. — Пётр поёрзал на стуле, продолжая наблюдать за танцующими. — Наливай!
Платёжный терминал сообщил стервозным писком об удачной транзакции. Музыка ускорилась и сразу сбилась с ритма — ударные, глухие и звонкие, встревали невпопад, перекрикивая друг друга, заглушая протяжное журчание синтезаторов. Одна из фигур на площадке покачивалась, как в трансе.
— Держи!
Бармен поставил на стойку высокий стакан с плотной густо-жёлтой жидкостью, напоминающей подслащенный белковый коктейль. Пётр подхватил стакан, принюхался и, поморщившись, кивнул в сторону одного из светящихся иероглифов.
— Я за столик.
— Уже нас бросаешь?
Бармен недовольно проследил за тем, как Пётр сползает со стула.
— Вот только давай без фокусов, хорошо, эска? Ты уж постарайся. Не забывай про мою доброту!
Пётр поплёлся к столику у стены. По пути он едва не сшиб тощую официантку в обтягивающем наряде, и та, отшатнувшись, злобно просверлила его глазами.
— Осторожнее, ты!
— Да, да, конечно, — буркнул Пётр и свалился в кресло под блестящим иероглифом.
Он пригубил коктейль — приторный и густой. Посмотрел на танцпол.
Пётр и сам не понимал, почему до сих пор торчит в клубе. Снимок он забыл. После трёхцветных коктейлей стало тяжело даже говорить. Но он сидел, тупо уставившись на танцпол, где дёргались осатанелые подростки, будто и правда всё ещё надеялся найти девушку со светлыми волосами, которая танцевала бы одними руками, изображая в воздухе закрученную тремя витками спираль.
Посетители прибывали, но в клубе, несмотря на светильники в стенах и мечущийся по всему залу прожекторный луч, было по-прежнему темно. Всё вокруг — даже неловкие движения танцующих — сковывал сумрак, который странно усиливался из-за сбивчивой музыки. Ламп в стенах едва хватало на то, чтобы осветить выведенные на обшарпанном бетоне иероглифы — порталы в иную, запрограммированную реальность. Иероглифы поблёскивали и лоснились, точно их нарисовали совсем недавно, наспех, не дав толком высохнуть перед приходом гостей. Из тьмы, ложившейся плотными кольцами между столами и танцполом, доносилось размашистое буханье ударных. Казалось, стоит провести по воздуху рукой, исполнить волшебный жест, код авторизации — и чахлые фигуры на танцполе мигом смешаются с темнотой.
Пётр отпил приторной жижи из стакана. Облизнул губы. Выпил ещё. Руки уже не тряслись, голова не болела. В клубе было тепло, на лбу даже выступил пот.
Пётр допил коктейль и стал снова вглядываться в лица людей в центре зала. Кто-то и правда пытался танцевать. Высокий парень — если, конечно, это был парень — судорожно взметнул к потолку руки, прижал их к груди, стискивая воображаемую рану, застыл на мгновение в страдальческой позе и резко, одним движением, вывернул на бок голову, как больная птица.
Пётр вдруг осознал, что у всех посетителей клуба есть шунты. Червяки в голове. Это же очевидно. Наверняка у каждого второго и кристалл с призраком в кармане. Они все украли чужие лица.
Пётр усмехнулся и вытряс последние, самые сладкие, капли из стакана себе в рот.
Здесь у всех червяки. Даже у толстого бармена с красным от духоты лицом, голос которого, протяжный и приглушённый, как слуховая галлюцинация, до сих пор доносится из темноты — даже у толстого бармена есть шунт. Что видит бармен? Какой он выбрал портал? Новый? Четвёртый справа?
Коктейли теперь пользовались спросом, и несколько человек толкались у стойки, напоминая статистов из фильма для минбана, заполняющих на заднем плане сумрачную пустоту. Пётр поднялся из-за стола и, покачнувшись — сладкое пойло било по ногам похлеще снотворного, — побрёл сквозь полосы тьма и света.
Бар сверкал и переливался развешанными под потолком бокалами, как электронное видение.
— О, эска! — обрадовался бармен. — Ты живой!
Какой-то человек у стойки — невзрачная тень, которая уже начинала распадаться, — скосил на Петра наполненные влажным блеском глаза и презрительно усмехнулся.
Пётр со стуком поставил на стойку пустой стакан.
— Ты как? Хорошо сидишь? За добавкой пришёл?
— Да, — выдавил из себя Пётр. Говорить было тяжело. — Давай ещё. Ещё один. Такой же.
— Ща сообразим! — Бармен убрал под стойку пустой стакан и достал откуда-то из темноты бутылку с густым, как масло, напитком. — Ты, может, здесь лучше приземлишься? За добавкой ходить далеко не придётся.
— Я — там! — Пётр ткнул куда-то пальцем, хотя и сам уже не соображал, где до этого был.
Иероглифы сливались в неразборчивые пятна и стекали с бетонных стен.
— Ты — там, да, — кивнул бармен. — Я понял, ты там.
Кто-то захихикал.
— Я тут вообще… — Пётр прижал руки к груди, как парень на танцполе. — Я тут единственный, кто видит, чего тут на самом деле…
Он замолчал и поморщился, словно от боли. В глазах двоилось.
— Да ты у нас вообще уникальный! Девчонку-то нашёл свою?
— Девушка, — пробормотал Пётр. — Блондинка. Среднего роста. Она…
— А брюнетка ему не подойдёт? — спросил кто-то.
Бармен рассмеялся:
— Он у нас избирательный! — и пододвинул к Петру наполненный стакан. — До столика-то хоть дойдёшь?
Пётр сделал судорожный глоток — выпить хотелось так сильно, что в горле саднило, — и тут же закашлялся.
— Поосторожнее давай! — сказал бармен. — Маленькими глоточками. «Дыхание смерти» же! Надо медленно вливать в свой организм!
Пётр мотнул головой и зашагал в темноту, сжимая в одной руке холодный стакан, а другую выставив перед собой, как незрячий. Вокруг него извивались, точно эпилептики, чьи-то тени. Одна из теней вдруг метнулась вперёд, чуть не столкнувшись с Петром, и попала в островок света. Невысокая девушка с выжженными перекисью волосами и красивым кукольным лицом. Её глаза были блеклыми и запавшими, потускнев от темноты.
— Эй ты! — крикнул Пётр.
Девушка смешалась с танцующими. Пётр пошатнулся — луч беснующегося у потолка прожектора на мгновение скользнул вниз и обжёг ему глаза. Он выронил коктейль. Стакан звонко раскололся, расплескав по бетонному полу густую жижу. Кто-то возмущённо закричал.
— Стой! Ты! — захрипел Пётр, расталкивая безликих статистов. — Вернись! Я тебя ищу!
Он схватил кого-то за плечо — костлявое и холодное, как у высушенного трупа. Его толкнули в грудь, он попятился, разжал пальцы, но сразу же попёр вперёд, на сливающегося с сумраком парня, который не давал ему пройти, прятал от него девушку с выжженными волосами.
Времени не оставалось. Глаза её уже стали чёрными, как смерть.
Очередной тычок в грудь. Петра словно били маленькие детские кулачки. Он с рёвом заехал ближайшему уродцу по лицу — по серой, ничего не выражающей маске, — но кулак его провалился в пустоту, и он сам чуть не упал на танцплощадку. Человек с серым лицом исчез. Девушка со светлыми волосами обернулась на Петра, сказала что-то одними губами и шагнула в выжигающий глаза прожекторный свет.
— Нет! — закричал Пётр. — Не надо! Ты же погибнешь, дура! Стой!
В следующую секунду его уже оттаскивали от танцплощадки. Чья-то рука вцепилась ему в воротник — крепкой, уверенной хваткой.
Пётр вырывался.
— Пустите, суки!
Его подтолкнули к стене, и он крепко приложился о бетон затылком. В ушах зазвенело. Перед глазами появилась потная физиономия вышибалы. Кто-то второй — такой же серый, как и все остальные — стискивал его плечо.
— Давай-ка домой! Тебе уже хватит, отец!
Пётр попытался высвободиться.
— Пустите, блядь!
— Угомонись!
Его потащили за руки. Через дверь, вверх по ступенькам. Сил сопротивляться уже не было. В лицо Петру ударил ветер. Его наконец отпустили, и он привалился плечом к кирпичной стене. Над головой пульсировала трёхцветная иллюминация — газовая вывеска над входом в клуб.
— Всё! — послышался за спиной чей-то голос. — Гуляй!
— Стыдно, блядь! — заголосил другой. — Стыдно отец! Так себя…