— Вчера же говорили, что электричество должно быть везде! Там авария какая-то на подстанции произошла, но обещали всё быстро починить. Отопление тоже скоро. Правда…
Алла резко замолчала. Можно было подумать, она намеревается пересказать статистику из новостей — количество замёрзших во время отключения.
— Да не дали ничего. — Пётр пощёлкал кнопкой на стене.
Потолочная лампа зажглась и погасла.
— Вот! — оживилась Алла. — А ты говоришь…
— Наверное, ночью… — Пётр нахмурился, дзынь лежал на диване. — Когда я спал.
— Да-да. А где тут у тебя..?
— Там. — Пётр махнул рукой в сторону кухни. — Давай я…
— Я сама. Ты сядь, посиди. На ногах не стоишь.
Пётр не стал спорить.
Алла зашла на кухню. Пётр свалился на диван, чуть не раздавив дзынь, и, чертыхнувшись, отшвырнул его на стол. Дзынь брякнулся о столешницу. Примотанная к затылку батарея немощно свесилась на проводах.
— Слушай, — послышался голос Аллы, — а тут штука эта, как её, серебристая, с клювом…
— Диспенсер? Он сломался давно.
— А как ты воду разогреваешь?
Алла вышла в гостиную, сцепив на груди руки.
— Микроволновка же работает.
— В микроволновке?
— Да. А чего?
Теперь внимание Аллы привлёк дзынь. Она быстро взглянула на него и тут же отвела глаза, как будто излишнее любопытство противоречило каким-то невнятным правилам этикета.
— Тебе помочь? — спросил Пётр.
— Не, я сама. Микроволновкой-то я уж умею пользоваться, — и Алла вновь ускакала на кухню.
Пётр расслабленно вытянул ноги и закрыл глаза. Горло едва не кровоточило от жажды, но идти на кухню не было сил. Головная боль, к счастью, затихла — по крайней мере, пока он сидел, развалившись, стараясь не двигаться. С улицы донёсся чей-то вопль. Пётр вздрогнул, но так и не поднялся.
Через пару минут появилась Алла с двумя дымящимися чашками.
— Ты выпей чая. Лучше станет.
Пётр переместился за стол и с сомнением посмотрел в свой чай.
— Как же холодно! — сказала Алла. — Как ты вообще здесь спал? Так и околеть можно!
— Не помню, как спал.
Пётр обхватил чашку с чаем, и та показалась ему лишь слегка тёплой.
— Сильно выпил вчера? Нельзя же так. Можно вообще не проснуться.
Пётр молчал.
— У тебя, кстати, радиатора-то нет электрического? Так бы включал, когда отрубают. Хоть какое-то…
— Был у меня радиатор раньше, — сказал Пётр. — Продал, когда меня пару раз вообще на хрен за перерасход отключили! Да и толку от него на такую квартиру? К тому же тепло они последнее время очень метко отключают. Аккурат со всем остальным. Чтобы, видимо, точно все передохли.
Алла покачала головой.
— Я тебе звонила, сообщения писала.
— Пинг, может, не работал, он глючит последнее время. Ты давно звонила?
Пётр пригубил чай — водянистый и горький. Он поморщился и отставил чашку.
— Пей, пей! Это же лекарство!
— Как на работе дела?
— Ещё парочку нашли с этими штуками в голове, но уже без таких приключений, как у вас с Виктором. А так — тихо. Мне, по крайней мере, не объясняют ничего. Да и кто я такая, чтобы мне объясняли? Хотела вот узнать, когда вас вернут-то, патрулей же не хватает. А они…
Алла сидела, вцепившись в остывающую чашку. Её губы были синими от холода.
— Значит, не получал сообщений-то? Ну да, не получал. Понятно.
Она собиралась сказать что-то ещё, но лишь поморщила губы.
— Говорю же, пинг глючит последнее время. А вчера я перебрал малость. Так, а чего делать-то? Холод, работы нет.
— Водка ж не согревает, Петя. Как раз напротив. Так и околеть можно!
— Не проснуться, да. Ты говорила.
— И чего, так вот целыми днями сидишь здесь?
— Почему целыми днями? Вчера с Виком встречался.
— С Виком? Вот ведь козёл такой! — всплеснула руками Алла.
— Почему?
— Мог бы и мне написать, что ты нашёлся! Я ж ему говорила, что дозвониться до тебя не могу! А тут отключения, тепла нет. И холод такой… Эх, Вик! Значит, вчера с ним водкой согревался?
— Поначалу.
Пётр сидел, уставившись в чашку.
— Понятно. А что, чай не нравится? Вкус необычный, конечно, но он полезный.
— Да мне бы воды хлебнуть. — Пётр заскрипел стулом, пытаясь подняться.
— Я принесу! — опередила его Алла.
И тут же юркнула на кухню.
— У тебя нет в бутылках? — спросила она из-за стены.
— Нет, закончилась. Просто налей из-под крана.
Вскоре Алла вернулась с наполненным до краёв стаканом воды. Пётр вдруг подумал, не тот ли это стакан, в котором он кипятил воду для кристалла.
— Вредно воду из-под крана пить. Она вон мутная вся. Может, погреть в микроволновке?
— Холодной. Мне — холодной.
Алла села рядом.
— А это ничего, что я пришла? Тут просто отключения были, а ты не отвечал, вот я и решила… Так странно, — она потёрла плечи, — кажется, в доме ещё холоднее, чем на улице. Разве может такое быть?
— Да нет! — Пётр несколькими глотками осушил стакан, встал и приложил ладонь к радиатору у окна. — Тут хоть ветра нет.
Руку обжигало холодом.
— Это да.
— Я рад, что ты пришла. — Пётр вернулся за стол. — Жаль, что я сегодня такой. Как-то не ожидал, что будут гости.
Алла кивнула, пригубила чай и показала на дзынь.
— А это что за штука такая, если не секрет? Мастерил чего?
— Это, — Пётр задумался, решая, как назвать купленное им устройство, — шлем виртуальной реальности.
— Что? — Алла вытаращила глаза. — Какой реальности? А, погоди! Это то же самое, что и шунт, просто на голову его надо надеть, и всё, да?
— И да, и нет. Шунт не заменит, конечно. В порталы заходить нельзя.
— Так это для того кристалла? О котором ты спрашивал? Расследуешь?
— Расследую — сильно сказано. Пытаюсь время убить, пока на работу не вернули. Если вернут, конечно.
— И как? — Алла коснулась скрученной в узлы проволоки пальцем, дзынь покачнулся, и криво примотанная батарея затряслась на цветных жилках. — Работает?
— Не особо. И сейчас, извини, не хотелось бы его включать. У меня и так, — Пётр посмотрел на пустое небо в окне, — не хватает чувства реальности.
— Ладно. — Алла тут же сменила тему: — Я, кстати, уверена, вас скоро вернут. Мерзляков с шунтами и без вас вон напривозили, чего тогда к вам такое внимание особое? А патрулей ведь не хватает. Не хватает патрулей же! О чём они там думают вообще?
Пётр улыбнулся. Алла зябко сутулилась, и рыжеватый мех на воротнике шубки щекотал её раскрасневшиеся щёки.
— В отделении хоть топят?
— Топят, конечно. Фургон ваш, кстати, никому так и не дали. Стоит в гараже, вас ждёт.
— Да его, наверное, и взять никто не захотел. Он же разваливается на ходу.
— Думаешь, остальные лучше?
Они замолчали. Чай остывал. Его травяная горечь уже не казалась такой отвратительной, как раньше. Пётр сделал несколько глотков и прикрыл глаза, представляя, что это варево и правда исцеляет — сердце успокаивается, проходят головная боль и тошнота.
— Если сегодня тепло не дадут, заглядывай в гости. Я в смысле, — Алла посмотрела на Петра, стискивая чашку, — погреешься хоть. У меня, правда, радиатор тоже на честном слове, но всё равно не такой дубак, как здесь. И электрический я включаю иногда. Не отрубали у меня из-за этого ничего пока.
— Хорошо. Загляну.
Вечерело. Света в комнате не хватало. Пётр поднялся, опираясь, как калека, о столешницу. Чувствовал он себя, впрочем, получше — то ли и правда подействовал целебный чай, то ли он сам потихоньку отходил от вчерашнего. Он собирался включить свет, но вместо этого подхватил со стола чашку и встал у окна.
Смотреть было не на что. Пустая неподвижная улица. Как и всегда. Вдалеке, над выщербленными стенами пятиэтажек, поднимались широкие, точно дюзы космических кораблей, трубы электростанций, которые опять чадили тяжёлым и чёрным дымом — казалось даже, что небо темнеет, потому что его затягивает отработанный газ.
— Холодный выдался год. — Алла тоже подошла к окну, стискивая чашку, стараясь впитать её уходящее тепло. — Самый холодный на моей памяти. Ведь только начало октября!
— Сейчас с каждым годом будет холоднее.
Градусник, прилепленный к стеклу с внешней стороны, показывал минус тридцать шесть. Пётр даже не был уверен, что тот работает — эта же цифра высвечивалась на нём и вчера, и неделю назад.
— С каждым годом… — Алла взволнованно вздохнула. — Что же здесь будет тогда?
Она рассматривала улицу внизу, тёмную от загаженного снега, хмурилась и вздыхала. Можно было подумать, она ищет что-то — какой-нибудь особенный знак, тайную примету, благодаря которой скоро всё станет таким же, как прежде — ищет, но не может найти.
— Через несколько лет нас всех здесь не будет, — сказала Алла. — Понаедут одни эти… Они как будто сидят там да ждут, пока мы все не передохнем. А сами-то уж они придумают, что тут да как.
— Да никому не нужен этот город, — сказал Пётр.
У окна становилось холодно. Пётр отпил из чашки стынущего чая и вернулся за стол.
— Как же не нужен? У них же эти есть, как их, климатические бомбы! Они же их тут…
— Да какие на хрен климатические бомбы? Откуда ты взяла это? Никто жить тут не будет. Зачем? Всё снесут, понаставят свои поганки. А может, и поганок даже не будет. Никому теперь не нужна эта земля.
— Это наша земля.
Алла села за стол. Пальцы у неё тряслись, как от холода, словно чашка в её руках внезапно стала ледяной.
— Пока мы здесь живём, это наша… — Она шмыгнула носом и отвернулась.
— А дочка ведь на юг уехала? — спросил Пётр. — Ты рассказывала…
— Ага. Она ж у меня умница, красавица. Там такие нужны. Ей разрешение быстро дали, даже года не прошло. Вчера вот с ней говорила…
Алла ссутулилась, обхватив себя за плечи. От окна тянуло холодом.
— Хочешь плед принесу? — предложил Пётр. — Я сейчас…
— Да не надо, я…
Когда Пётр вернулся из спальни, в гостиной уже горел свет. В последние дни он так привык к полумраку, что комната теперь казалась засвеченной, как неудавшийся снимок. Алла стояла у двери.