Теперь мёртвая девушка стояла рядом с Петром, ссутулив плечи, свесив вдоль туловища руки. Ветер шевелил её выцветшие волосы, на которые оседала тёмная снежная пыль. Из-за прожекторного фонаря над подъездом кончики волос поблёскивали, как оптоволокно. Петру почудилось, что она начала дышать — медленно, мерно, как механизм, закачивающий в окоченевшие лёгкие воздух, — но иллюзия быстро развеялась. Перед ним стояло мёртвое, насквозь промёрзшее тело, только глаза теперь были открыты и неподвижно смотрели куда-то вдаль, в темноту.
— Чё расселся! — проревел Вик.
Он сжимал в руках длинную чёрную палку.
Пётр заморгал и качнул головой.
— Сейчас…
Вик подчёркнуто медленно, выверяя каждый шаг, приближался к мёртвой девушке со спины, точно боялся, что она его услышит. Он выставил перед собой палку, целясь ей в затылок.
— Чего это? — прошептал Пётр.
Набегающий порывами ветер приносил пропитавшийся копотью снег из темноты, и казалось, что вокруг мёртвой девушки кружится на искусственном свету невесомый пепел.
— Отойди! — рявкнул Вик.
Пётр отступил.
Вик сдавил рукоятку палки и, шумно выдохнув, ткнул девушку в затылок. Она вскинула руки со скрюченными пальцами и упала на колени. Из глаз её брызнула кровь.
— Боже… — прошептал Пётр.
Кровь, густая, почти чёрная стекала у неё по щекам.
— Так… — Вик покрутил шайбу на рукоятке. — Слабовато. Надо ещё разок, — но не шевелился.
Девушка неожиданно плавно описала рукой в воздухе спираль — сотворила заклинание в лицо темноте, — застыла на секунду и резко вытянулась, поймав на лету снежинку.
— Да чего она делает? — проговорил Пётр. — Ты уверен, что она…
Вик снова ткнул девушку палкой в затылок. Она вздрогнула, в последний раз посмотрела мёртвыми глазами куда-то за край ночи и упала лицом на асфальт.
— Всё! — выдохнул Вик. — Надеюсь, что всё!
Он опустил палку и пнул растянувшееся на асфальте тело. Несколько секунд стоял, не двигаясь. Взглянул на Петра.
— Чего это за на хуй такое? — пробормотал Пётр. — Как это, блядь, вообще…
В воздухе разливался запах подгоревшего мяса.
— Я не знаю, — сказал Вик. — Это шунт. Это ёбаный шунт.
— Но как…
— Мешок! — крикнул Вик. — Сделай хоть чё-нибудь, а? Помоги!
Он развернул валяющийся рядом с телом пластиковый мешок. Заскрипела молния.
— Но как…
— Помогать будешь, твою мать!
Вик попытался в одиночку запихнуть в мешок тело, похожее теперь на разломанный, разодетый в грязную одежду манекен. Пётр стал помогать, но руки у него тряслись, и тело худенькой девушки показалось ему таким тяжёлым, словно было отлито из свинца.
— Ты как, нормально? — спросил Вик, застёгивая молнию.
Пётр кивнул.
— Я сам донесу. А ты палку возьми.
Вик сгорбился, закинул чёрный мешок себе на плечо и медленно, вразвалку, зашагал к фургону.
— Дверь мне откроешь! — прокряхтел он.
Пётр обогнал его — хотя даже ходить у него получалось с трудом, — и открыл задние двери фургона. Вик бросил в кузов мешок — к двум другим, точно таким же — и вытер рукавом подразумеваемый пот со лба.
— Палка! Палку хоть забери.
Пётр вернулся туда, где лежало тело. На льду темнело несколько пятен крови, а пепельный снег всё ещё искрил и кружился в воздухе, хотя свет от фонаря над подъездом уже тускнел — как будто кончался питающий его ток или же освещать теперь было нечего. Пётр не сразу нашёл палку, пото́м заметил её, наполовину в тени, шагнул, и что-то хрустнуло у него под башмаком. Наклонился. Под ногами лежал небольшой кристалл странной, неправильной формы, напоминающий кусок расплавленного стекла. Пётр подобрал его и спрятал в карман. Поднял палку.
Вик уже сидел за рулём и проверял запланированный маршрут, медленно водя над экраном испачканными кровью пальцами. Пётр уселся рядом, машинально схватил лежащие над бардачком сигареты, вытряхнул одну из пачки, но решил, что курить в его состоянии не стоит.
— Выпить есть? — Вик вытащил из кармана в двери замасленную тряпку и протёр пальцы. — Ты ж там ещё чёт приволок?
— Да, было немного.
Пётр достал из куртки старую помятую фляжку.
— Как и не пили ничего… — пробормотал Вик.
Он забрал у Петра флягу и сделал глубокий глоток. Лицо у него тут же перекосило, как от инсульта.
— Ох, и дерьмище! — процедил Вик и машинально вытер губы всё той же кровавой тряпкой, мазнув тёмным по бороде. Через секунду он опомнился и смачно сплюнул на пол фургона. — Неудивительно, что ты полуживой ходишь! Это ж ракетное топливо, блядь!
— Извини, двенадцатилетнего ви́ски нет.
Вик хмыкнул и резко, как если бы они выезжали на срочный вызов, воткнул передачу. Монотонный женский голос предложил активировать автопилот, и Вик раздражённо ударил по экрану на приборке ладонью — как будто дал пощёчину обнаглевшей зазнобе.
— Может, лучше и правда она сама… — начал Пётр.
— Не еби мозг, — сказал Вик.
Они тронулись, и фургон затрясло на рытвинах. Пётр прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Каждый удар сердца отдавался в висках.
Они выбрались из окраин и заехали внутрь четвёртого кольца, не говоря ни слова.
— Сходил бы ты к врачу, — сказал Вик, когда на улицах стали появляться первые огни.
Он вёл, вцепившись обеими руками в руль, хотя обычно вращал баранку двумя пальцами.
— А чего врачи? Смысл? Больше спать, меньше пить. Меньше этого, мать его, стресса.
Пётр усмехнулся. Вик кивнул.
— Меньше пить — нормальный ваще совет.
— Уж извини. Сам-то вчера…
Пётр схватил с приборной панели пачку. Дрожь в руках унялась, но закурить он не решался.
— Не кури, — сказал Вик.
Пётр молча спрятал пачку в куртку, чтобы та не маячила перед глазами.
— Дай лучше глотнуть малость!
— Нет уж! Хрен тебе! Веди давай!
— Да и хер с тобой! Обойдусь без ракетного топлива!
— Обычная китайская водка.
Пётр посмотрел в окно. Все дома на улице были чёрные, электричество по расписанию давно отключили, но хотя бы работало освещение дорог. Редкие фонарные столбы почему-то напоминали сигнальные вышки — реле для передачи световых сигналов в темноту. Фары фургона выхватывали из сумрака узкие островки обледенелого тротуара и голые бетонные стены с вычурно нарисованными иероглифами.
— Тяжёлый год просто, — сказал Пётр. — Тяжёлая осень.
— И не говори, бля! Для сентября па́дали многовато. Скорей бы уж тот сортир убрали на хер из патруля!
— А чего, собираются?
— Давно! Там уже не город ни хуя, а…
— Мёртвый город.
— Мёртвый, да! А мёртвое есть мёртвое.
Они въехали в тёмный квартал. Вик сбросил скорость, недовольно всматриваясь в выщербленное полотно дороги. Пётр вытащил из кармана чёрную метку — страшно хотелось курить, нужно было хоть чем-то занять руки.
— Отдашь мне пото́м, — зевнул Вик. — Я же их сдаю.
— А чего там? Образец крови или чего?
— Ты уже спрашивал. Не знаю. Образец крови там или чё.
— Странная штука.
— Странная. А ничё больше тебе странным… — Вик кашлянул, поперхнувшись словами.
— Раньше жетонов этих не было, насколько я помню.
— Да как раньше… — Лоб у Вика собрался складками. — Я когда ток в эска́ пришёл, их уже вводили. Проще с ними. Как-то там херня эта хитро называется… Заключение о смерти, вот! Зос. Хотя… Чёрная метка, она, блядь, и есть чёрная метка.
— Ясно.
— Тут много ерунды всякой, ещё привыкнешь. Я за пять лет научился не замечать.
— Ерунды? Вроде этой твоей палки?
Вик поёжился и промолчал. В конце проспекта показались огни. Вик выключил дальний, и фургон тут же подпрыгнул на скрывшейся в темноте ямке — так, что Пётр чуть не ударился головой о стекло.
— Бля, извини!
— И как эта колымага ещё ездит!
Они выехали на соседнюю улицу и затормозили на светофоре — первом работающем из всех, которые попадались им по пути. Третье кольцо было уже близко.
Через дорогу, недоверчиво озираясь на остановившийся фургон, пролетели два подростка — оба в бесформенных дутых куртках раздражающе ярких цветов.
— И чё эти блядушата тут в такое время лазят? — проворчал Вик. — Надо бы отловить их да документики проверить! Не хошь размяться, кстати?
Он подмигнул Петру. Пётр не ответил.
— Ладно, ладно, ты ж больной у нас! Отдыхай! Мы свою норму на сегодня уже выполнили и перевыполнили на хер!
Вик ткнул большим пальцем в переборку кабины, за которой лежали три пластиковых мешка.
— Чего зимой-то будет, если уже такое творится? — вздохнул Пётр.
— Чё зимой будет, узнаем зимой! Может, нам повезло так сёдня.
Светофор моргнул, и фургон тронулся.
— Кстати, а ты чё там подобрал-то?
— Не знаю, херню какую-то…
Пётр вытащил из кармана кристалл и пару секунд смотрел на стиснутый кулак, прежде чем раскрыть ладонь. Через кабину пронёсся синий отблеск от блуждающего в ночи огонька. Кристалл. Теперь было видно, что внутри камня, как врождённый изъян, протянулась длинная трещина.
— Дай-ка!
Вик выхватил кристалл у Петра.
— Это карта памяти такая? — спросил Пётр.
— Вроде того. Модная хрень. Дорогая, кстати, вещичка. Хотя для соски с шунтом… — Вик осклабился. — На, держи! Камешек треснул, так что толку от него теперь мало. Но будет тебе сувенир.
Они подъехали к пропускному пункту. Угловатая рама, возвышающаяся над дорогой, была похожа на металлический остов недостроенного здания. Считывающий луч скользнул по номерам, и широкие блокираторы, торчащие из растресканного асфальта, медленно опустились.
— Вот и третье, — сказал Пётр. — Быстро сегодня.
— Ага, мне тоже этот маршрут побольше нравится.
Они выехали на многополосную дорогу. Света стало больше. На обочине, один через два, горели фонарные столбы, тонкие и высокие, как спицы. Асфальт на автостраде тщательно залатали — неровными заплатами, напоминающими чернильные кляксы, — и фургон больше не подбрасывало на рытвинах.