— Есть способы и без шунта. Ладно. — Пётр отхлебнул пива. — Твоя подруга Лиза тоже этим анонимным потреблением занималась?
— Да.
— И жили вы, значит, вместе?
— Снимали. — Катя зевнула. — Ты уже по кругу пошёл. Кстати, время-то твоё уже всё. К тому же сейчас эта забегаловка закроется. У тебя есть ещё, что сказать, или на этом…
— Значит, жили вместе, — продолжал Пётр, — в хорошем районе. А пото́м? Она пропала? Давно? Мы, кстати, её за кольцом нашли. А ты так и не спросила, чего с ней случилось. Совсем на подругу наплевать?
— Да знаю я всё лучше тебя! — вспыхнула Катя. — Я её родителям позвонила после того, как ты мне в шарде написал. Они мне всё рассказали.
Катя уткнулась лбом в колени.
— Лиза пропала, да. Недели две назад. Она пошла куда-то, я уж не помню. Я тогда в шарде была. И — всё. После этого нигде её не было, ни в шардах, ни просто в онлайне. Домой не приходила. Я заявление писала — пыталась написать. У меня не приняли, прикинь? Типа кто я такая! Регистрации у Лизы там, где мы жили, не было. Сказали, родителям звонить. Я с теми связалась, а они — ничего. Тогда — ничего. Не знали ещё, видимо. Меня они вообще не любили. Могли бы и сообщить, когда узнали. Но до меня-то им дела нет. Конечно, какое им дело? Так, лучшая подруга всего лишь. Вот я и ждала, когда она вернётся. Ждала, блин. Пока ты не объявился.
— Понятно.
Пивная банка обжигала холодом руку.
— Эй, влюбленные! — гаркнул из темноты бармен. — Мы закрываемся! Пора вам другое гнёздышко поискать!
— Вот козёл! — фыркнула Катя.
— Так ты правда не знала, что своего призрака она с тебя списала?
— Нет. Она мне не показывала его никогда. Призраки бывают непохожими, особенно, если это… фасадом не вышел, но так чтобы прямо моя копия… Это как-то жутко!
— Олё! Господа! — надрывался бармен. — Мы до последнего клиента не работаем!
— Пойдём в «Радугу», — предложила Катя.
Они вышли в ночь, хлопнув увесистой дверью. Вывеска с изображением зелёной рюмки погасла у них за спиной. Катя теперь шла рядом, пряча кисти в рукавах лёгкого, не по погоде пальто. Пётр поражался, как она не мёрзнет при таком жгучем морозе, пока не заметил за отворотом пальто тонкую сеточку из поблёскивающих серебряных нитей. Термоодежда. Он качнул головой.
— А этот… с тобой? — неуверенно спросила Катя.
— Кто? Призрак?
— Кто же ещё?
— Нет, кристалл я с собой не взял. К тому же он повреждён. Там всё непросто.
— У тебя всё непросто! Сейчас ещё домой меня начнёшь зазывать! Пойдём, посмотришь на мой кристалл!
Катя рассмеялась.
— Не имею желания, — буркнул Пётр.
— Тогда, может, и распрощаемся здесь? Чего ты там ещё узнать хотел? Пять минут твои давно прошли. Пять раз уже. Я тебе всё рассказала, что знаю.
— Может, и распрощаемся. В «Радугу» идти у меня никакого желания нет. Не по мне местечко. Я думал, тебе самой интересно. Призрак странно себя ведёт, странные вещи говорит.
— Да-да! Кругом одни странности! Ты знаешь, — Катя впилась в Петра взглядом, — я вот думаю, ты вообще всё врёшь! И о призраке, и о…
— А как бы я тебя нашёл? Ладно. Толку от тебя, судя по всему, и правда мало. Спасибо, так сказать, за сотрудничество!
И, кивнув на прощание, Пётр зашагал вверх по улице.
— Стой! — Катя побежала за ним. — А чем тебе «Радуга»-то не угодила? Я бы ещё коктейль выпила. Не несись ты так, я так не могу! Эй!
Снег летел в лицо.
— Я вот, кстати, не понимаю, — тараторила Катя, — вы там как-то взламывать эти кристаллы можете? Как ты вообще подключился к нему?
Пётр молчал.
— Ответь! — крикнула Катя и остановилась.
Пётр обернулся. Катя стояла, часто вздыхая. Пальто расстегнулось у неё на груди. Серый снег пеплом лежал на плечах.
— Тут есть какая-нибудь дыра, вроде той, где мы были? — спросил Пётр.
— Дыра? — Между бровями у девушки прорезалась морщинка. — А, ты про это… В такой час — нет. Да и в «Радуге» тихо сейчас. Будний же день.
— Ладно. Пойдём в «Радугу».
Вышибала, встретивший их у дверей, был, к счастью, новым. Ростом с Петра, с вываливающимся из-под ремня животом и огромными лапищами, как у гориллы. Он смерил Петра пренебрежительным взглядом и преградил ему проход. Катя юркнула вперёд, просочилась в зал, точно кошка, и потянула Петра за рукав. Вышибала, нехотя, вразвалку, отошёл в тень.
— Поближе к бару! — скомандовала Катя.
— Подальше. — Пётр посмотрел на столик у стены. — Мы сюда не пить пришли.
В «Радуге» и правда было пустовато. Музыка, бухавшая где-то под потолком, напоминала чью-то кардиограмму. По танцполу слонялось несколько человек, которые, казалось, не танцевали, а искали что-то на затоптанном полу.
— По коктейльчику? — спросила Катя, устраиваясь за столик рядом со светящимся иероглифом.
— Можно и по коктейльчику. — Монотонный ритм ударных, взрывавшихся под потолком, отдавался в рёбрах. — Значит, говоришь, у неё не всё в порядке с головой было?
— Что? — не расслышала Катя. — С головой? Да, я же говорила.
Она подозвала официантку. Девушка в обтягивающей чёрной одежде мягко выплыла из темноты и застыла, уставившись на Петра покрасневшими от неизменного сумрака глазами.
— Заказывай, — сказала Катя и постучала кулачком по столешнице, как будто там стоял невидимый терминал. — Я себе уже всё заказала. Буду «Электрический бриз». Настоящий! А не как в той тошниловке.
— А мне чего-нибудь без электричества, — буркнул Пётр. — На ваш вкус.
Официантка взглянула на Катю, попыталась улыбнуться — губы её едва шевелились, как от заморозки, — и быстро юркнула в темноту.
— Короче, странная она была, — продолжала Катя. — Искала себя типа.
— Искала себя?
В уши ударила громовая перкуссия, и Пётр на несколько секунд потерял слух. Катя напротив него беззвучно шлёпала ртом. Пётр ошалело мотнул головой, пытаясь прийти в себя после контузии. Катя приподнялась на тоненьких ручках и перегнулась через стол, широко распахнув чёрные блестящие глаза, в которых отражалась темнота.
— В буквальном смысле искала себя! Смотрела на себя в зеркало и говорила — не я это! Как будто, не знаю, как будто её украли у неё самой. Я же говорю. У меня от неё иногда…
— Это из-за шунта?
— Сам ты шунт! Эта штука синпин называется.
Музыка резко затихла, стушевалась, и Катя расслабленно откинулась на спинку кресла.
— Не слышала я, чтобы такое из-за синпина. Хотя всякое бывает. То, что у неё с родителями получилось, я и сама не очень понимаю. Они ж у неё из центра вообще. Пару лет — она бы на юг уехала. А может, уже бы уехала, если б не сбежала. Даже сейчас, после всего этого, на юге не жизнь, а рай. Я была как-то. Ты был?
Пётр качнул головой.
— Бывает же! — продолжала Катя. — Я бы с такими возможностями, как у неё… Вообще не представляю, как она жила. Часто — обычная девчонка. И не скажешь ничего. А иногда такое нести начинает. Наверное, и правда перемкнуло у неё там что-то.
— А шунт не пробовали отключать?
— Отключать синпин? Ты чего? — Катя уставилась на Петра, как на умалишённого. — Его не отключают. Это всё равно, что башку открутить, когда голова болит.
— А ты представь, что у тебя посторонний предмет в голове, — усмехнулся Пётр. — Вроде опухоли. Потому голова и болит. Но опухоль вырезать можно.
— Бред какой! — скривила губы Катя.
— Ладно. — Пётр покосился на размазанный по стене иероглиф. — Это, кстати, чего такое? Тоже какой-нибудь шард?
— Именно этот? Нет, не шард. Это обои!
— Чего?
— Вот я, например, — Катя улыбнулась, — вижу, что мы сидим в красивом таком японском зале. На стенах полотна с водопадами и журавлями, а над головой — нагромождение из перекрещенных деревянных балок, и их так много, как будто они этажей на сто вверх уходят. Стол из старого шершавого дерева, — Катя провела по пластиковой столешнице ладонью, — и я его чувствую. А ты, — в глазах девушки загорелись искорки, — выглядишь как самурай с такой дурацкой причёской и с двумя мечами.
— Правда?
— Нет! — Катя рассмеялась. — Выглядишь ты ужасно! Всю атмосферу этого места, — Катя потянулась, и Пётр заметил, как у неё по рукам заскользили цветные струйки, — убиваешь.
— А эта идиотская музыка не убивает атмосферу?
— Музыка? А, ты про… Так это не музыка.
— А чего?
— Это сложно объяснить. Ты её, скорее, чувствуешь кожей или воспринимаешь на вкус. Как пирожное. Это код такой звуковой, вроде дыр. Но можно замиксовать всякого разного. Коктейли тут, кстати, часто…
— Вроде дыр? Каких дыр?
— Вот таких! — Катя показала на иероглиф.
— Понятно, — хмыкнул Пётр. — Музыка — не музыка. А чего с коктейлями? Они тоже какие-то не такие?
— Отчасти. Они могут дополнять ощущения. Или, наоборот, отменяют всё. Например, зашёл в красную дыру, а после этого выпил синий коктейль — и всё отрубилось. Несовместимое типа сочетание. А вот если правильный коктейльчик выпить…
— То чего? По мозгам даст?
— Вроде того.
— А если сначала синий коктейль выпить, а пото́м в красную дыру зайти?
— Тогда, — Катя вытаращилась на Петра так, словно хотела испугать его взглядом, — умрёшь!
— Чего?
— Да шучу я! Попробуй и узнаешь! То есть я…
Они замолчали. Катя со скучающим видом разглядывала что-то на пустых бетонных стенах — видимо, воображаемый интерьер японского зала.
— Как вы её нашли? — вдруг спросила она.
— Во время патруля.
— Во время патруля? Ночью?
— Да, чудом заметили.
— Где заметили?
— Она на улице лежала. Рядом — заброшенный дом, подъезд. Над подъездом фонарь какой-то горел. Вообще-то районы там пустуют. Это за кольцом уже. Но вот благодаря фонарю и заметили.
Катя с непониманием посмотрела на Петра.
— Фонарь?
— Фонарь в смысле фонарь. Не знаю, чего это на вашем жаргоне означает.
— Я поняла. Так она на улице лежала?
— Я только что это сказал.