— Говорим мы! Помолчи!
За окном пронёсся огромный автомобиль — наверное, коммерческий грузовик на автопилоте, — и стылую улицу прорезали мощные прожекторные лучи. На стенах с китайскими обоями заплясали неясные тени, стремительная полоска света перечеркнула подведённый красной помадой иероглиф. Но спустя секунду всё снова замерло, слилось с тишиной.
— Ерунда какая-то! — Катя быстро взглянула на Петра.
— Чего?
— Она какая-то… больная, что ли. Что с ней такое вообще? Ты уверен, что стоило её в стакане кипятить?
— До этого ещё хуже было. Я из неё слова выдавить не мог.
— Она и так не сказать, чтобы слишком…
Катя подошла к Петру, продолжая, тем не менее, поглядывать в сторону синеющего в полумраке окна.
— Она там, у окна? — спросил Пётр.
— Угу.
— Интересно, а если я сейчас надену дзынь, то смогу её увидеть?
— Дзынь? Чего? Какой дзынь?
— Шлем этот.
— А-а, штуку эту дурацкую? Понятия не имею, как она работает. К тому же с меня уже хватит, реально! Никакого толку от этого кристалла!
— У меня же получалось с ней поговорить! Я так клуб нашёл, в котором мы встретились. А ты вообще молчала. Вы там с ней чего, телепатически общались?
— Телепатически! Скажешь тоже! Но в каком-то смысле… Короче типа того, да, — и, отодвинув плечом Петра, Катя вышла из комнаты.
— Я чего-то не понимаю. — Пётр последовал за ней. — Нормально всё?
Катя молча уселась на диван и обхватила себя за плечи. Она покачивалась — вперёд и назад, — уставившись невидящим взглядом на пустую стену.
— Катя! — позвал Пётр. — Чего ты видела?
— Чего видела, чего видела… — прошептала девушка. — Не надо никому на такое смотреть. Кристалл сломан. С призраком что-то не так. Она такая…
Катя вздохнула.
— Какая?
— Слушай! — Катя впилась в Петра взглядом. — Она и вправду выглядит, как я! Точно, как я! Но она очень странная. Ты-то на неё смотрел через эту штуку из проволоки. А я…
— Надо было тебе сразу с ней поговорить, ещё до того, как мы за кольцо поехали. Мне кажется, кристалл разрушается быстро. Последнее время…
— Нет! — Катя вскинула голову. — Вообще не надо было! Это ненормально! Противоестественно! Так не должно быть!
— Как скажешь, — сдался Пётр.
— Думаешь, это легко, когда чужой призрак так выглядит? Это и я, и не я. Не я.
Пётр подошёл к Кате, но рядом не садился. Она снова обнимала себя за плечи и смотрела в стену, покачивая головой.
— Будем считать, это была плохая идея, — сказал он. — Но других у меня нет.
Пётр вытряхнул из пачки сигарету, но Катя тут же посмотрела на него просящим взглядом, и закуривать он не стал.
— Не стой над душой! — фыркнула она.
Пётр сел на диван.
— Холодно-то как у тебя, — пожаловалась Катя, потирая плечи.
— А пальто разве не греет?
— Не знаю. Мне всё равно холодно. Греет, наверное, да. — Катя посмотрела в окно. — Как ты живёшь так вообще?
— С трудом. Но я уже привык к холоду. Ночной патруль, сама же понимаешь.
— Да, ночной патруль! — оживилась девушка. — Боретесь с темнотой! Прямо как…
— Скорее, блуждаем, чем боремся. — Пётр пожевал фильтр сигареты и всё-таки закурил.
— Фу! — сказала Катя.
— Так чего, — спросил Пётр, затягиваясь, — глючит это пальто твоё дорогущее?
— Не знаю.
— Может, плед лучше?
— Нет.
— Тогда чай?
— Травяной? — улыбнулась Катя. — Ладно, давай. Ты ведь не отпустишь, пока я твой чай не выпью, да?
— Не отпущу, конечно!
Пётр поднялся, но Катя поймала его за руку.
— Спасибо.
— За что?
— Ты помогаешь. Пусть даже так по-дурацки, как сейчас. Но тебе есть до всего этого дело. А обычно никому нет дела.
Пётр снова присел рядом с Катей.
— Слушай, — начал он, — а этот твой хороший приятель, о котором ты рассказывала, из Чен-Сьян…
— Что? Опять прикапываться начнёшь?
— Да нет, погоди. Может, нам с ним поговорить? Он явно лучше во всей этой ерунде разбирается. Подскажет, чего с Лизой могло произойти. Почему она…
Пётр не договорил. Катя молчала.
— Он ведь в курсе, что она..?
— Да.
— Так чего? Познакомишь нас?
— А смысл? — Катя сидела, отвернувшись от Петра. — То, что он из Чен-Сьян, не означает, что он во всём подряд разбираться должен! Да и вряд ли вы с ним найдёте общий язык.
— Не волнуйся, — Пётр коснулся её плеча, — найдём. Допрашивать я его не собираюсь. Просто есть у меня такое чувство, что он нам сможет помочь.
Вик выглядел осунувшимся и постаревшим. Седеющая борода топорщилась на щёках, под глазами набрякли огромные синяки, и он постоянно щурился, словно не мог разглядеть дорогу. От него разило перегаром и, как ни странно, табаком.
— Помедленнее давай, — сказал Пётр, когда они пропустили поворот. — Маршрут же!
— Вот, блядь!
Вик затормозил — резко и неумело. Фургон занесло, и Пётр ударился о дверь плечом.
— Ты чего творишь, твою мать?! Давай я за руль!
— Нормально.
Вик вывернул руль и выехал на встречку. Дорога была узкой, он не вписался и залез передними колёсами на бордюр. Фургон застонал.
— Долбаная колымага! — прорычал Вик.
— Колымага тут не причём.
Они вернулись к повороту. Вик притормозил, как перед светофором, и зачем-то включил поворотник, хотя дорога была оглушительно пустой.
— Думаю, можно поворачивать, — сказал Пётр.
Вик молча надавил на педаль газа, и фургон с надрывным воем покатился в темноту.
Говорить ни о чём не хотелось.
Пётр пожалел, что не взял с собой фляжку — он даже перелил в неё остатки китайского пойла, но в итоге оставил на кухне, рядом с пустой бутылкой, решив, что допинг ему сегодня не потребуется.
По выгоревшему экрану навигатора, расчерченному изломанными линиями заброшенных дорог, медленно ползла пульсирующая точка. Их долбаная колымага.
Пётр закурил.
— Ты помедленнее давай, — сказал он. — Мы всё-таки патрулируем.
— Помедленнее, ага, — процедил сквозь зубы Вик, но всё же сбросил скорость.
— Да чего с тобой сегодня? Перебрал вчера?
— Недобрал, бля!
Вик кашлянул и покосился на Петра. Пётр подумал, что вот сейчас Вик оближет обветренные губы и спросит о фляжке. Но Вик ничего не сказал.
Город за последним кольцом был таким же чёрным и пустым, как всегда. Они проезжали здесь раз десять, не меньше, но заброшенные улицы с наступлением сумерек почти лишались примет — если бы не навигатор, исправно отмечавший путь, Пётр бы и не разобраться, где они едут. Кое-что он, впрочем, узнавал. Как ту улицу, где они нашли Лизу. Или невысокий дом с глубокой трещиной над подъездом, который в свете тусклых фар превращался в размозжённый череп с чёрными запавшими глазницами вместо окон. Перекосившийся фонарь, опасно нависающий над дорогой. Иероглиф, намалёванный тёмной краской, как кровью, на бетонном заборе.
Вик набрал скорость. Пётр затушил сигарету.
— Давай всё-таки я за руль. Ты сегодня не в форме. Ещё въедем во что-нибудь.
— Вот же херня!
Вик, не сбрасывая скорости, провёл ладонью по лицу и вздохнул.
— Чего?
— Вот ты мне объясни, — начал Вик, — вот ты мне можешь объяснить?
Он посмотрел на Петра — тяжело и с укором, — как будто тот должен был понимать его с полуслова.
— Да чего объяснить-то?
Петра вновь неприятно кольнула мысль, что не стоило оставлять дома фляжку.
— Горло, кстати, есть чем промочить? — наконец выдал Вик.
Пётр усмехнулся.
— Сегодня у меня день трезвости! Тебе тоже такой день не помешает.
— Да пошёл ты на..!
Вик пробурчал что-то себе под нос. Навигатор показывал очередной поворот. Пётр уже думал, что они опять пролетят мимо, но Вик вовремя спохватился, затормозил и с лёгким заносом забросил фургон на узкую улочку с выщербленным асфальтом. Фургон затрясло.
— Так чего тебе объяснить-то?
— Чё нас обратно взяли?
Вик по-прежнему стискивал руль, на который передавались частые, как судорога, вибрации фургона — руки Вика дрожали так, словно его било током.
— Ничё не сказали. — Вик щурился в едва прореженный фарами сумрак. — Ничё, блядь, не объяснили. Просто выходите — и всё. Отпуск закончился! Чё у них там творится ваще?
— А я откуда знаю?
— С Аллкой не говорил?
— Не успел. — Пётр вспомнил, как Алла выразительно поглядывала на него в отделении, но её отвлекли другие сменщики. — Вернёмся, спросим.
— Да, — кивнул Вик, — надо спросить.
— Да и вообще… — Пётр полез в карман за новой сигаретой. — На смену позвали, на работе восстановили. Чего переживать-то?
— Ага, может, им это… — Вик облизал обветренные губы, — людей тупо не хватает.
Они влетели в невидимую ямку, и Петра швырнуло на лобовое стекло. Преднатяжитель ремня как обычно не сработал, но Пётр успел в последний момент выставить перед собой руки.
— Твою мать!
Но Вик как будто ничего не заметил, продолжая стискивать дрожащий руль.
— Тупо не хватает людей, — повторил он.
На следующей улице асфальт был получше, и Пётр расслабленно откинулся в кресле. Он закурил, рассматривая серые глыбы многоэтажек, которые в сумраке представлялись не жилыми строениями, а странными природными образованиями, вроде кальцевых отложений в пещерах.
Пётр поёжился, когда лучи от фар отразились в уцелевших окнах одного из домов — на секунду ему показалось, что там действительно горит свет.
— Когда уже снимут эти районы с патруля? — Он выбросил в окно сигарету. — Ты же говорил, скоро должны?
— Да бля… Давно пора! Полгода уж говорят, да всё ни наговорятся никак.
— Может, никто не хочет признавать, что здесь больше нет живых.
— А откуда здесь взяться-то, — Вик притормозил — они подъезжали к пропускному пункту, — откуда взяться живым? Тут ни тепла, ни электричества, ни хера уже нет! Пустошь, одним словом. Сраный сортир.
— Молодёжь бродит иногда.
— Молодёжь? Какая к херам молодёжь?