— Хватить вонять!
Пётр вздохнул.
— Опаздывает этот твой Митя.
— Погоди.
Они стояли у спуска в трубу, рядом с куполом вентиляционной шахты, из которой доносились раздражающий гул и звонкие удары — казалось, кто-то заблудился в металлических кишках системы вентиляции и колотит с отчаяния по стенам.
— Как его вообще в «Радугу»-то занесло? — Пётр выдохнул дым на сигарету, сбив пепел.
— Так и занесло! Это очень популярный клуб!
— В третьем кольце? Если бы я жил в центре, то и носа бы туда не совал.
Солнце садилось, и над почерневшими от грязи домами протянулся сверкающий шлейф света — оранжевый, переходящий в истошный жёлтый, — такой яркий, словно из-за скопившейся в воздухе гари начиналась какая-то страшная химическая реакция. Пётр с сомнением посмотрел на тлеющий уголёк сигареты, как бы решая — курить или не курить, — качнул головой и бросил бычок себе под ноги. Катя глубоко и шумно вздохнула, наслаждаясь избавлением от табачной вони.
— Митя, значит?
— У тебя что, с именами какая-то проблема?
— И он правда работает на Чен-Сьян?
— Работает. — Катя моргнула. — А что такого? Он реально очень круто во всём этом разбирается! Он там очень много чего важного делал. Все эти нейро…
Голос её потонул в шуме от пронёсшейся мимо машины.
— Нейро, — прошептал Пётр.
Выпить хотелось невыносимо, и он не мог ни на чём сосредоточиться, постоянно проверяя внутренний карман куртки — не появится ли там оставленная дома фляга.
— Нейро, — повторила Катя, — и всё такое прочее.
Из вентиляционной шахты садило густым вонючим теплом, и Катя прикрыла нос ладонью.
— Ты только поаккуратнее с ним!
— Чего это?
— А вот то это! Повежливее, давай. Типа здрасте, очень приятно. Он вообще не знает, что я не одна буду.
— Ох, боже ж ты мой!
Пётр полез в карман за сигаретой, но Катя толкнула его в плечо.
— Вон!
Она показала на повернувший к трубе угловатый белый седан. Узкие фары в виде сверкающих лезвий прорезали сумрак. Автомобиль подъехал к обочине, пропахав в снежной насыпи глубокую колею, покачнулся и замер.
— Пойдём! Чего стоишь? И убери эту свою дурацкую сигарету! В машине курить нельзя!
Катя подбежала к седану, пригнулась, помахала водителю рукой. Пётр ничего не видел за зеркальными стёклами. Катя открыла толстую, как у банковского сейфа, дверцу и юркнула на пассажирское сидение. Пётр неторопливо подошёл к машине, взглянул на номера. Регистрация была новой, с самым последним кодом, который ввели меньше года назад.
Пётр немного потоптался у задней двери. Садиться почему-то не хотелось.
Гигантский автомобиль со слепящими фарами совершенно не вписывался в окружающий пейзаж — осеннюю грязь улиц, ядовитый закат, — и казался чем-то противоестественным, вроде программной ошибки. Он был похож на электронный мираж, грубо врезанный в сирый вечерний город.
Пётр сплюнул накопившуюся во рту горечь, открыл заднюю дверь и залез в окутанный янтарным свечением салон.
— Добрый вечер! — сказал он.
Водитель — мужчина средних лет с отечным лицом, которое стискивали стальные дужки круглых очков — повернулся в кресле.
— Добрый вечер! Весьма неожиданно, конечно. Признаться, я…
— Ну забыла я сказать! — заныла Катя. — Чего уж…
— Не страшно! — Мужчина замолк на секунду, обдумывая собственные слова. — Не страшно, — повторил он. — Меня, кстати, зовут Дмитрий. Впрочем, давайте без официоза. Просто Митя.
Митя улыбнулся, словно насилу отыгрывающий роль актёр, и протянул Петру толстопалую кисть. Стёкла его очков блеснули, отразив какой-то посторонний свет. Пётр пожал ему руку и откинулся в кресле.
— А я — Пётр.
— Рад знакомству! Мне тут Катя успела сообщить, что вы из эска.
— Да, из эска.
В салоне пахло кожей и сладковатыми духами. Места сзади было так много, что Пётр мог бы вытянуть ноги.
— А как вы познакомились? — спросил Митя.
— В «Радуге», — опередила Петра Катя.
— Опять в «Радуге»? — Митя причмокнул языком. — Удивительное место! Просто рай для знакомств!
— А кто ещё там знакомился? — нахмурился Пётр.
— Неважно. Это я так… — Митя сидел, склонившись к рулю. — Значит, эска?
— Да.
— И чем же вас заинтересовала моя скромная персона?
— Мы проводим расследование! — выпалила Катя. — Это по поводу Лизы. Я думаю, ты можешь…
— Лизы?
Митя повернулся к Петру, нахмурился, и очки сползли у него по переносице, приоткрыв мутные от усталости глаза.
— Всё правильно, — подтвердил Пётр. — И ещё…
— По поводу Лизы? — Митя поправил очки. — Что ж, не уверен, что смогу… Но, как говорится, чем смогу, тем и… — Он не договорил, скользнув глазами по пиктограммам навигационной системы на стекле. — Я знаю, кстати, одно уютное местечко. Не так далеко отсюда. Не «Радуга», конечно, но… Мы могли бы там немного посидеть, поговорить. Это ведь лучше, чем…
— Мить, а можно к тебе? — спросила Катя. — Тут такое дело, Пётр кристалл ещё нашёл — тот самый, который Лизе принадлежал. Правда, он там повреждён немного, вот бы данные с него считать.
— Кристалл Лизы? — Митя удивлённо приподнял брови.
— Да! Вдруг там важное что?
— Ладно. — Митя нажал кнопку на приборной панели. — Можно и ко мне.
Машина бесшумно тронулась и покатилась в наступающую ночь.
— Ко мне, так ко мне, — сказал Митя. — В принципе, да, хорошая мысль. Зачем нам лишние уши? Дело же серьёзное, ведь так?
— Да, — ответил Пётр.
Они замолчали.
Пётр даже не мог понять, насколько быстро едет автомобиль — они плыли в безвоздушном пространстве, а за тонированными стёклами проносились электронные миражи, какие-то чужие, непонятные улицы. Теперь, в машине, нереальным казался город.
Навигатор подсвечивал на лобовом стекле направления и предупреждал об ограничениях скорости. Митя вёл сам, не включая автопилот. Подкрашенная навигатором дорога смущала Петра — было в ней что-то неестественное, как в круглых очках Мити. Пока он наконец не понял.
— Скажите, — спросил он, — а у вас разве нет шунта?
Митя ответил не сразу. Он поправил на переносице очки — вытянутым указательным пальцем, так, словно нажал кнопку промеж глаз — и заёрзал в кресле.
— Не совсем так. Шунт у меня есть. И в то же время его нет.
Митя засмеялся — если, конечно, резкие шипящие звуки, которые он издавал, можно было назвать смехом.
— Есть, но нет?
— Бывает такое…
Митя отлепил руки от пухлого кожаного руля. Мгновенно включился автопилот, и приборная панель засветилась мягким голубым светом. Компьютер автомобиля что-то прошептал — сдавленным сонным голосом, — но Пётр не разобрал ни слова.
— Бывает такое, в трёх, если мне не изменяет память, процентах случаев, когда шунт не срабатывает.
— Синпин у него не прижился! — вставила Катя.
— Да нет, я же тебе говорил, всё не так. — Митя снова шумно выдохнул, изобразив смешок. — Если бы он не прижился, я бы с вами сейчас не разговаривал. Или уж, по крайней мере, ответил бы на ваш вопрос легко и просто — шунта нет. Проблема в том, что шунт как раз прекрасно прижился, так прекрасно, что проводить повторную операцию было уже весьма рискованно. Он просто не заработал — и всё.
— Понятно, — сказал Пётр.
— Бывает такое. В трёх процентах случаев. Если уж быть совсем точным, то шунт работает — он откликается на диагностические команды, проходит тесты. Но не включается.
— И вам не смогли помочь?
— Увы, но нет. Тут как раз вся проблема, что он именно прижился. Всё отлично, удалить его уже нельзя. А что поделать — сложное биоэлектронное устройство, после вживления проводить повторную операцию очень рискованно.
— До сих пор не представляю, каково тебе, — сказала Катя.
— Всё не так уж и плохо. К тому же есть шанс, что когда-нибудь, через пару секунд или через десять лет, он всё же, так сказать, оклемается, придёт в себя, и я открою для себя мир… — Митя замялся, — дивный новый мир.
Он натянуто рассмеялся. Пётр потёр ладонью грудь — сердце стучало неровно и быстро, предупреждая о чём-то. Катя молчала, глядя ровно перед собой, на тонущий в грязи город. Впрочем, Пётр понятия не имел, что она видит на самом деле.
— Сейчас вы, наверное, спросите, откуда я знаю, что он сейчас не работает? — спросил Митя.
— Как-то не приходило в голову, — сказал Пётр.
— Обычно спрашивают. Вообще-то это главная, так сказать, особенность моего положения. Вдруг он всё-таки работает, но не так, как нужно?
— Разве вы сами не можете определить?
Катя фыркнула. Митя покачал головой.
— У вас никогда не было такого, что вы чувствуете какие-нибудь запахи, которые не чувствуют другие? Или, скажем, вспышки света?
— Ладно, понял. Но я думал, всегда можно отличить реальное от нереального. Разве вы не…
— Отличить, конечно, можно! Если пытаться это делать. Вы поймите, речь же не идёт о том, что шунт действительно работает. Он не работает. Я знаю. Но всё равно эта чёртова мысль сидит в мозгах. А вдруг! Может, то, что я видел или чувствовал, лишь результат программной ошибки. А я и не заметил.
— Тяжело вам, наверное, работать в своей сфере.
— Отчего же? Необязательно быть заядлым курильщиком, чтобы продавать сигареты. Да я и не программирую шарды. У меня более, скажем так, — Митя скосил глаза в потолок, — архитектурные задачи.
Пётр промолчал. Управляемый компьютером автомобиль ехал так плавно и ровно — а вид за окном был таким сумрачным и однообразным, — что казалось, будто в действительности они не движутся вообще, а сидят в металлической капсуле с дорогим кожаным салоном, наблюдая бесконечно унылый фильм, панораму вечерних улиц.
— А вы именно в самом эска работаете? — нарушил молчание Митя.
— Да, в самом эска.
Автомобиль сбросил скорость и, слегка качнувшись, как прогулочная яхта, повернул на узкую разбитую дорогу. Впервые с начала поездки Пётр стал различать доносящийся из-под колёс шум — что-то потрескивало и шуршало, словно асфальт, по которому они ехали, был завален упаковками от пищевых брикетов.