— Дурацкий маршрут! — прошипел Митя. — Навигатор, увы, не слишком много знает о качестве дорог. Я и не люблю автопилот поэтому. Вечно забросит чёрт знает куда в надежде сэкономить пару минут.
— У нас на служебной он вообще отвалился. Правда, мы не сильно переживали.
— Нет, но в пассивном режиме… — Митя не договорил. — Значит, эска? Служба контроля, ночные патрули?
— Да, патрули.
— Всегда там работали?
— Нет, был в миграционке раньше. Ещё раньше — в угрозе.
— Угроз? Понятно. А чего ушли?
Пётр вытер тыльной стороной ладони губы.
— Реорганизация.
— Понятно. Кстати, раз уж мы заговорили о шунтах, у вас, как я понимаю, шунта нет вообще? Или в угрозе…
— Шунта нет.
— Шунта нет, реорганизация — понятно. Вы только не обижайтесь, но тут несложно сложить два и два. Я помню, одно время в полиции всем его ставили, причём за счёт конторы. А вы, осмелюсь предположить, не прошли тест? Или вы из этих…
— Из каких этих?
— Всегда есть какие-нибудь «эти»! — затрясся в приступе шипящего смеха Митя.
— Я не прошёл тест.
— Страшная штука этот тест! — Митя несколько раз отрывисто кивнул. — С каждым годом ужесточают. Но их тоже можно понять, перестраховываются. Многие не проходят — вы же знаете? По статистике — около половины. Представьте каково — половина клиентов! На самом деле компания кучу денег теряет, но, как говорится, забота о потребителях — превыше всего.
Пётр вспомнил парня, которого они с Виком затолкали во время патруля в фургон — как тот сидел с неподвижным лицом, пока из глаз у него не хлынула кровь.
— Да, да, и с каждым годом всё более печальная статистика, — продолжал Митя. — Скоро, наверное, вообще лишь десятой части желающих будут разрешать ставить шунт. Я, по крайней мере, не удивлюсь такому исходу.
— Всё равно у многих башку срывает, — сказал Пётр.
Автомобиль наконец выбрался из заваленного мусором квартала, и они снова поплыли в безвоздушном пространстве. Улица в окнах неожиданно налилась светом — горели окна домов, нависающие над проезжей частью фонари, даже газовые вывески на стенах.
— Как это — у многих? — захлопал глазами Митя. — Почему у многих? Бывает, конечно, всякое, но откуда мы знаем, может, у них и без шунта, как вы выражаетесь, башку бы сорвало?
— А зачем тогда тест?
— Туше́! Но поэтому и ужесточают тестирование. Логично ведь, согласитесь? Не будете же вы говорить, что против технологии вообще?
— Я не против и не за. Мне, честно, по хер вообще. Эта ваша технология, она как…
Пётр задумался, глядя на проплывающие за окном дома. Слепящий газовый свет пробивался сквозь уличную грязь, но город всё равно казался мёртвым, как будто его безуспешно пытались оживить электрошоком, прогоняя ток по заизолированным венам.
— Она как стихийное бедствие, — сказал Пётр.
Света с каждой минутой становилось всё больше, дорога расширилась, и автомобиль, плавно набирая скорость, летел среди мелькающих в наступающей темноте огней. Шепелявый голос бортового компьютера что-то навязчиво бубнил, оживая всякий раз, когда они проносились под неоновыми вспышками, отмечавшими, точно маяки, съезды с пустой автострады, похожие на чёрные провалы в ночь.
Митя небрежно взмахнул рукой — очередной магический жест, — и компьютер замолк на полуслове.
— Как пусто, — сказала Катя. — Обычно ведь больше машин?
— Обычно больше. — Митя поразмыслил пару секунд. — Бывает такое. Такой день. Все сидят по домам.
Такой день. Проносящиеся за стёклами огни с непривычки обжигали глаза. Но Пётр всё равно смотрел в окно. Вскоре он увидел вдалеке небоскрёбы, увенчанные похожими на грибные шляпки платформами.
Поганки.
Бортовой компьютер ожил и что-то вкрадчиво прошептал. Митя удовлетворённо кивнул.
— Скоро подъезжаем, — сообщил он. — Минут десять ещё. Дороги сегодня свободны.
Они стояли в обшитом алюминиевыми панелями лифте, который с протяжным гулом поднимал их на пятьдесят второй. Спустя первые пять этажей лифт ускорился, что-то стало надрывно подвывать над головой, а призрачные цифры, проносившиеся по голографическому табло, на секунду превратились в сплошной сверкающий росчерк, смешавшись в глазах от скорости.
У Петра заложило в ушах.
— Ох! — Катя покачнулась, ухватившись за поручень в стене. — Так к этому и не привыкну!
— У меня вообще поначалу голова раскалывалась! — пожаловался Митя.
Спустя секунду лифт снова поднимался медленно, отсчитывая последние этажи, словно секунды.
— Высоко же вы забрались, — сказал Пётр.
— Что ж, высоко — не…
Раздался звонок. Лифт остановился и, немного помедлив — будто этажу, как виртуальной комнате в шарде, требовалось время, чтобы загрузиться, — открыл двери.
— Высоко — не низко! — Митя, как проводник, вышел первым. — К тому же тут хороший вид. Нет, правда. Это того стоит. Если бы только не этот бешеный лифт…
Они шли по пустому светлому коридору, мимо одинаковых дверей с цветными геометрическими фигурками вместо номеров.
— Давно бы мог его хакнуть! — хихикнула Катя.
— Да-да, я подумываю об этом. Нам всем здесь нужен по крайней мере один нормальный медленный лифт. Или бесплатный аспирин в качестве компенсации.
Митя остановился у двери с синим шестиугольником.
— Здесь.
— А зачем эти фигуры? — спросил Пётр.
— Наверное, у того, кто всё это придумал, была плохая память на цифры. — Митя судорожно зашипел, изображая смешок. — Неудобно, кстати, до жути. Номера этажей ведь никуда не делись.
Он коснулся большим пальцем сенсорной панели над ручкой, и дверь приоткрылась.
— Прошу!
Катя первой юркнула в квартиру. Пётр зашёл следом и тут же замер, прикрыв ладонью глаза. Включилось освещение — с лёгкой заминкой, дождавшись, пока все гости не окажутся в квартире. Круглые лампы в стенах, декоративная подсветка карнизов, яркие, до боли в глазах, люстры, встроенные экраны с мельтешащими изображениями. С непривычки у Петра закружилась голова.
— Ярковато немножко, — пробубнил за его спиной Митя. — Эта дура электронная каждый раз яркость прибавляет. Сбоит что-то, а у меня всё никак руки не доходят.
Но Пётр по-прежнему стоял, как оглушённый. Он не мог вспомнить, когда в последний раз находился в таком ярко освещённом помещении. Всё вокруг выгорело, потонуло в свете — алебастровые стены, исчезающая на их фоне выбеленная мебель, изогнутые экраны системы умного дома…
— Проходите! — Митя панибратски пошлёпал Петра по плечу. — Обувь можно не снимать.
Пётр всё ещё чувствовал себя так, словно оказался в потусторонней реальности.
— Одежду оставьте в гардеробе. Или, знаете что, просто бросьте на диван! Да, киньте там. К чему нам лишние формальности?
Пётр покосился на пухлый диван из липкой на вид кожи и снял куртку. В квартире было тепло.
— Думаю, нам подойдёт более интимное освещение. — Митя дважды хлопнул ладонями.
Обжигающий свет ослаб, и по стенам протянулись длинные мягкие тени. Пётр бросил куртку на диван.
— Располагайтесь. А я пока принесу чего-нибудь.
— Не нужно, — сказал Пётр. — Мы не голодны.
— Катя?
— Не, есть неохота.
— Тогда, может, по рюмочке за, так сказать, знакомство? Вы же не против?
— Ага! Коктейльчик какой-нибудь! — оживилась Катя. — Есть «Электрический бриз»?
Пётр осмотрелся. Он стоял в огромной комнате с панорамными окнами, с подчёркнуто простой, угловатой мебелью — вросшие в стены шкафчики, тумбочка, похожая на деталь от гигантского конструктора, широкий стеклянный стол. Лишь пухлый лоснящийся диван немного выбивался из этого анемичного ряда. На стенах, в тоненьких рамках, висели картины в стиле примитивизма — яркие и бессмысленные цветовые пятна.
Катя стояла напротив стены, сцепив за спиной руки, и разглядывала странный рисунок в металлической оправе — вычурно нарисованный иероглиф. Она даже не заметила, как Митя приглушил свет.
— Ты здесь? — Пётр подошёл к ней и легонько коснулся её плеча.
Катя прикрыла глаза и улыбнулась. Можно было подумать, она подставила лицо под приятный луговой ветер.
— Давно это у тебя? — вдруг громко спросила она.
— Буквально вчера повесил! — Голос Мити вместе с позвякиванием стекла доносился из соседней комнаты. — Специально для тебя, кстати!
— Классная штука! — Катя продолжала улыбаться. — Реально классная! Ты сам её написал?
Пётр сел за стол со стеклянной столешницей — рядом с огромным, занимающим всю стену окном. Хотелось курить. Город в окне был похож на разломанные куски искрящихся микросхем, затянутых плотной темнотой, от которой рябило в глазах.
— Если бы! — послышался голос Мити. — Я вообще и сам подумывал сделать что-нибудь такое, такое, знаете ли, лёгкое, элегантное, но…
Он вышел в гостиную с подносом, на котором стояли три стакана, бутылка неопределённого пойла, пара жестяных банок и россыпь коричневых брикетов, напоминающих шоколадные конфеты.
— Но, — заключил Митя, — всегда найдётся кто-нибудь, кто тебя опередит.
— А коктейлей нет? — поморщила нос Катя.
— Увы. Но есть эта, как её, любинда. Получится вполне себе коктейль!
Митя поставил поднос на стол и сел рядом с Петром.
— Портал этот у нас один товарищ сделал, хобби у него такое. Мне все уже говорили, что отлично получилось.
— Ясно.
— Сам я не могу полностью оценить, к сожалению. Но все говорят…
Катя нехотя отвернулась от иероглифа и подошла к столу.
— Люсинда, — сказала она.
— Что? — Митя поправил на переносице очке.
— Эта фигня называется люсинда! — Катя скривила губы. — И с ви́ски её пить…
— Ну прости, сладкая! — Митя кашлянул. — Прости, Катя! Плохо я подготовился!
Он пододвинул к Петру стакан, плеснул в него ви́ски и стал неторопливо, точно микстуру, наливать себе.
— Так ты будешь? — спросил он Катю.
— Ладно, давай.
Катя стояла, облокотившись о спинку стула.
— Только сядь, прошу тебя!