Скоростной лифт.
— И куда мы? — спросил Пётр. — Здесь комната есть специальная?
— Что-то вроде того.
Митя махнул рукой, приглашая следовать за ним, и быстро зашагал мимо дверей с истошно-жёлтыми ромбами, квадратами, треугольниками, кругами…
— Ерунда с этими штуками, — сказал Митя, не оборачиваясь. — Есть круг, а есть овал, но ведь круг — это…
Он остановился рядом с безымянной дверью — без номеров и геометрических табличек, — приоткрыл её и боязливо просунул голову в проём.
— Ветра почти нет. Давайте!
И исчез за дверью.
Пётр вышел вслед за ним на небольшой засыпанный снегом балкон. Ветер, которого почти не было, тут же разметал волосы у него на голове.
— Тёмная сегодня ночь, — сказал Митя.
Он стоял, опираясь о поросший льдом каменный парапет — воротник рубашки расстёгнут, пальто нараспашку — так, словно совсем не чувствовал холода. Пётр закурил и сунул руки поглубже в карманы — пальцы пощипывало от холода.
— Ах, да! — усмехнулся Митя. — Мы же тут по делу!
Через несколько секунд у него изо рта уже торчала тонкая дамская сигарета, которую он безуспешно пытался прикурить, вхолостую щёлкая массивной кнопочной зажигалкой.
Пётр поднёс к его лицу подрагивающий огонёк.
— Спасибо! — Митя затянулся. — Я вообще бросил, но иногда — почему бы и нет?
Он снова облокотился о парапет и понуро уставился вниз, на тонущую в темноте проезжую часть, едва расцвеченную потускневшими к ночи огнями. Он щурился и хмурился, как будто не мог узнать собственную улицу.
— Мрачновато, — сказал Пётр, выдыхая дым. — Давно я не был в центре, конечно, но…
— Что «но»? Ожидали что-то другое?
— Я думал, ночами тут побольше света.
— Так бывает. Видимо, опять подстанции работают, так сказать, на убой. Батарейки на день заряжают, а то вдруг не хватит. Даже фонари приглушили. Считают, видимо, что никому не нужен свет в такой час.
Вдалеке, в перешейках между вытянутыми, как надгробные плиты, домами темнота собиралась чёрными кляксами, и раскинувшаяся внизу улица выглядела неживой, точно декорация, залитая краской.
— Везде одна и та же херня, — сказал Пётр.
— На самом деле, — медленно проговорил Митя, — на самом деле я был очень шокирован, когда узнал. Такие вещи — они всегда происходят с кем-то другим. Ведь правда?
— Вы о Лизе?
Митя вздохнул.
— Блестящая девушка. Блестящая. Как такое вообще могло произойти? И какого чёрта её туда понесло? Такая холодная осень! И за кольцо! Глупый ребёнок!
Он прикрыл ладонью лицо.
— Всё-таки здесь что-то не сходится. — Митя глядел на затянутую темнотой улицу сквозь растопыренные пальцы. — Она же никогда не любила эти рейды. Дебильные рейды! Дебильное развлечение! Для малолетних дебилов! Но она…
Митя прервался на секунду и жадно присосался к забытой сигарете. Ветер сбил с её кончика пепел, и тот осел у него в волосах.
— Здесь какая-то, — он ещё раз затянулся, — загадка.
— Я много лет в угрозе проработал, — сказал Пётр. — Честно говоря, никаких загадок обычно нет. Преступление — штука банальная.
— Но ведь не всегда! — рьяно запротестовал Митя. — На сотню всякой, понимаете, бытовухи случается и нечто, как говорится, из ряда вон выходящее! Вы вот мне скажите, — он повернулся к Петру, — какого чёрта её вообще туда понесло?
— Я не знаю.
— Плохо! — Митя качнул головой и стряхнул пепел себе на ботинки. — Плохо!
Пётр уже докурил сигарету и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Холод, который Митя не чувствовал, пробирал до костей.
— Вы говорили, — начал Пётр, — Лиза сбежала из дома, потому что родители были против шунта?
— Да, да, всё так. Консерваторы — или как их сейчас называют? По мне — так просто идиоты.
Пётр полез за новой сигаретой.
— И когда вы с ней познакомились, шунта у неё не было?
— Нет. То есть, шунт уже был. Я ведь говорил, она, — Митя причмокнул языком, — была при деньгах. Откуда деньги — я, признаться…
— Да, помню. Значит шунт она поставила себе сама?
— А кто бы ей его поставил? — Митя уставился на Петра. — Я вас как-то не очень понимаю.
— Всё вы понимаете.
— Вы извините, — Митя уронил бычок себе под ноги, — я, наверное, немного перебрал сегодня. Да и замотался сильно, слишком долгий день. Мысли немного путаются. Деньги у неё были. Возможно, от родителей. Она же из обеспеченной семьи. А пото́м она нашла работу, довольно хорошую работу. Как там это у них называется, у молодёжи, работа эта…
— Анонимный потребитель?
— Да, да! Именно так. Я просто… — Митя потёр лоб. — Вы знаете, очень большая нагрузка последние дни, работаю без выходных, лишь изредка вечерок-другой получается освободить. Это изматывает. Вы докурили?
Пётр покрутил в руках сигарету и сунул её обратно в пачку.
— Докурил.
— Тогда пойдёмте, а то здесь, — Митя картинно ссутулил плечи, — холодновато становится.
Они вернулись в коридор. Митя встал рядом с дверью на балкон и упёрся в стену плечом.
— Как-то сигарета в голову ударила! — Он глупо улыбнулся. — Не стоило, наверное, курить.
— За шунт вы заплатили? — резко спросил Пётр.
— Нет! — Митя испуганно вылупился на Петра. — Вы чего? Я не настолько богат, чтобы вот так вот, кому попало… То есть, не в этом смысле…
— Даже для такой блестящей девушки?
— Шунт у неё был! Я не слишком интересовался деталями. Да и сама она, признаться, тоже не очень любила… вы понимаете.
Митя стоял, привалившись к стене.
— Вы бы, кстати, это у Катерины спросили, — сказал он. — Она наверняка больше знает. Они же подругами были, жили вместе.
Митя наконец отлепился от стены и, уставившись в конец коридора, молча прошествовал мимо Петра, как будто внезапно забыл, что пришёл не один.
— Стойте! — крикнул Пётр.
Митя остановился, но не обернулся.
— Чего спросить у Катерины? Она ведь скажет ровно то, что вы хотите. На допрос мне её, что ли, вызывать?
— На допрос людей вызывать — это уже, боюсь, не по вашей части, — заявил Митя и зашагал к лифтам. — Как бы сами…
Пётр догнал его и схватил за плечо.
— Я, может, и работаю сейчас в эска, но не думайте, что у меня знакомых не осталось!
— Ни о чём я не думаю! — Митя попытался сбросить руку Петра. — Что с вами такое вообще? Я хочу помочь!
Пётр с силой отпихнул Митю к стене, и тот испуганно охнул, тут же перестав сопротивляться.
— Эта херня у Кати в голове — тоже ваша работа?
— Нет! — Митя вывернул губы. — Я тут вообще не причём! У неё тоже был шунт. Я не знаю, не уверен, как она вообще умудрилась, это вы спросите у неё, может, кредит какой-то взяла, она же работает тоже, но мне она толком не объясняла ничего никогда, я тут вообще не причём, у неё самый обычный шунт.
Митя хрипло и судорожно вздохнул, как утопающий, которого чудом вынесло на поверхность.
— Обычный шунт? А чего, бывает и необычный?
— Я не понимаю, о чём вы…
— Да всё вы понимаете!
— Слушайте… — Митя посмотрел поверх очков на Петра — усталым и влажным взглядом, как у больного. — Вы можете как угодно ко мне относиться, думать как угодно, но я правда хотел помочь. То, что произошло с Лизой — это…
— Шунт у Кати тоже был, когда вы познакомились?
— Шунт? — Митя хлопнул глазами. — Да… Вроде, да… Слушайте, к чему все эти вопросы? Я у вас что, подозреваемый номер один? Подозреваемый в чём?
Пётр отпустил его. Митя демонстративно поправил лацканы пальто, отряхнул с рукавов невидимую пыль.
— Я хочу помочь. Правда, хочу. Только…
— Только не знаете, как?
Митя мотнул головой.
— Это всё ви́ски! Настоящий скотч. Крепкая штука. С непривычки… Кстати, — Митя потёр пухлой ладонью лоб, — мне опять захотелось курить.
— Хватит курить! — отрезал Пётр. — Пошли.
— Да, да, вы правы. Пойдёмте. А то Катерина там, наверное, заждалась, заскучала без нас.
Митя покачнулся, но тут же восстановил равновесие и зашагал к лифтам.
— Подозреваемый! — пробормотал он. — Шунт!
Митя ввалился в дверь и несколько раз шумно выдохнул, как после долгой пробежки.
— Так, — сказал он. — Я сейчас разденусь и…
Он скинул пальто, перевесил его через плечо, прошёл вглубь комнаты и вдруг — застыл, уставившись на диван, где сидела Катя.
Пальто выпало у него из рук.
— Что? Как?
Пётр бросился к нему через всю комнату.
Катя сидела на диване, неестественно расставив ноги. Рот у неё был приоткрыт, по подбородку стекала слюна.
— Она не дышит! — крикнул Митя. — Она…
Пётр схватил Катю за запястье. На секунду он вспомнил о браслете, вечно ломающемся и гудящем, как разладившийся электромотор. Маленький пластиковый диск. Чёрная метка.
Пульс прощупывался, но слабый и неровный, точно эхо.
— Чего ты с ней сделал? — прорычал Пётр. — Ты ей что-то дал?
Митя испуганно приоткрыл рот.
— Что вы, я… — Он сглотнул. — Я понятия не имею, что с ней! Может, она приняла что-то перед…
Пётр толкнул его в грудь.
— Это твой ёбаный иероглиф! Это из-за него?
Митя уставился на картинку в рамке, губы у него побелели.
— Это невозможно! — Он затрясся и прикрыл ладонью рот. — Столько людей его уже… Это в принципе…
— Вызывай «скорую»! — закричал Пётр. — Живо!
— Да, да! — Митя побежал в соседнюю комнату.
Пётр присел на колени.
— Как же это… — прошептал он.
Голова Кати безвольно свешивалась на бок, словно у сломанной куклы. Пётр ощупал карманы, нашёл скомканный платок и вытер Кате подбородок.
— Не могу дозвониться! — послышался голос Мити. — Линия перегружена! Или они там вообще отключились к чёртовой матери, а у нас…
— Звони ещё!
Пётр не отпускал руку Кати. Глаза у девушки были открыты — она смотрела в чёрное окно, на собственное отражение, которое медленно рассеивалось в темноте.
Пётр сильнее сжал её запястье.
Митя в соседней комнате неожиданно притих — прекратил жаловаться на перегруженную линию и, казалось, просто застыл там, за стенкой, затаив дыхание и дожидаясь, пока перестанет прощупываться угасающий пульс.