— Эй! — крикнул Пётр. — Ты дозвонился? Они едут?
Из огромного, на всю стену, окна, в комнату начинала вливаться темнота.
— Эй! — Пётр задрал голову. — Какого хера? Ты звонишь? Дмитрий!
Катя внезапно вздрогнула и резко выгнула спину, как от удара дефибриллятором. Её лицо исказилось от боли, между бровями прорезалась морщина — глубокая, как трещина в коже.
Пётр прижал Катю к себе. Она зажмурилась с такой силой, словно свет выжигал ей глаза, уткнулась Петру в грудь и надрывно захрипела, будто пыталась, через силу, но никак не могла вздохнуть.
— Да чего ты… — прошептал Пётр. — Что с тобой?
Катя затихла на секунду, обмякнув в руках Петра. Наконец лёгкие её медленно расширились.
— Что случилось? — Она открыла глаза. — Я… я упала? Что-то голова у меня закружилась. Я…
В глазах её отражалась темнота.
— Слава богу! — послышался голос Мити.
Он стоял в дверях, сжимая в руке пинг. Его очки куда-то исчезли, лицо покраснело и едва не плавилось от духоты. Над висками краснели длинные отметины от дужек.
— Слава богу! — Митя прижал к груди руку. — А я уж подумал… Мне, кстати, так и не ответили. Кстати, они…
— Что случилось? — спросила Катя.
Она качнула головой и посмотрела, нахмурившись, на Петра.
— Отпусти! — Она дёрнулась, вырываясь из его объятий. — Чего ты…
Катя поднялась, но Пётр продолжал стоять на коленях у дивана.
— Чего ты молчишь?
— Ты не представляешь, как мы перепугались! — подбежал Митя. — Что мы тут успели подумать!
— О чём вы вообще?
— Катя! — Митя потряс пингом. — Катя, ты…
Пётр вздохнул и сел на диван.
— Ты потеряла сознание, — сказал он. — В себя не приходила. Мы вызывали «скорую», но…
— «Скорую»? — прошептала Катя.
— Да, да, именно «скорую»! — затараторил Митя. — Но, к сожалению, они…
— Что со мной произошло?
— У тебя был какой-то приступ, — сказал Пётр. — Ты сама-то чего помнишь?
— Ничего такого. — Катя потёрла плечи, словно её мучил озноб в душной комнате. — Всё нормально было, обычная дыра. Там и визуала-то никакого нет — так, всякое разное. Но пото́м голова закружилась. Может, это просто…
— Это никак не может быть связано с дырой! — запротестовал Митя. — Она ведь к ней уже подключалась! И до этого столько людей…
— А с чем тогда?
Сердце у Петра молотило, но он всё равно вытащил из кармана сигарету и закурил, игнорируя испуганный взгляд Мити.
— Здесь детекторы… — начал Митя.
— А мне по хуй! Чего это, если не дыра?
Митя страдальчески вздохнул и опустил голову. Его короткие, будто лишённые костей руки, безвольно свисали вдоль туловища. Пинг выскользнул из пальцев и глухо ударился об пол. Митя вздрогнул.
— Я не знаю! Не знаю! Но… — Он подбежал к висящему на стене иероглифу. — Надо проверить, я обязательно разберусь! Я и не мог предположить, что такое…
Он сорвал иероглиф со стены и стоял, прижав его к груди, пряча от Кати. Пётр курил, стряхивая пепел на пол.
— Я в эска недавно, — сказал он, — но уже всякого насмотрелся на патруле. На целую жизнь хватит. Один парень с шунтом был, как лунатик, как, — Пётр затянулся, — долбаный робот. Ни на что не реагировал, просто брёл по улице ночью в чудовищный холод.
Пётр смотрел, не отводя глаз, на Митю.
— Ни на что не реагировал?
— Да. А пото́м умер. Мы затолкали его в фургон, а он сидел, тупо глядел прямо перед собой — таким же взглядом, какой был у Кати. А пото́м он…
— Не надо, пожалуйста! — застонала Катя.
Она села за стол, взяла стакан с выдохшимся коктейлем и сделала осторожный глоток.
— Я просто устала, — сказала Катя и для убедительности коснулась тыльной стороной ладони лба. — А может, пойло это дурацкое, — она резко отодвинула от себя стакан, и шипучий коктейль выплеснулся на столешницу. — Так что не надо, ладно?
— Я не понимаю, о чём вы! Установка шунта вообще, — Митя вытер пальцами рот, его раскрасневшееся лицо по-прежнему лоснилось от пота, — процедура недешёвая. Многие ставят контрафакт, а там уж как повезёт…
— И поэтому Чен-Сьян вмешалась в расследование? — спросил Пётр. — Из-за контрафакта?
— Чен-Сьян? — Митя испуганно вылупился на Петра. — Вы уверены? Вы же говорили, расследования, скорее всего, вообще нет! И я думаю, Чен-Сьян никогда…
Он положил картинку с иероглифом на стол — лицевой стороной вниз — и вытер о рубашку потные кисти.
— Уверен, — сказал Пётр.
Митя выглядел так, словно в любую секунду его может разбить инфаркт.
— А также я уверен, что вы прекрасно осведомлены об этой проблеме!
— Вы преувеличиваете! — замотал головой Митя. — Мои должностные обязанности весьма…
— Хватит этой херни! — Пётр поднялся и бросил недокуренную сигарету в стакан на столе. — Запиши Катю на обследование. Тебе ведь это не составит труда?
— Да, да, конечно! Это вообще замечательная идея! Катю на обследование, а этот иероглиф… — Митя похлопал себя по карманам брюк. — Пинг!
Он подобрал с пола пинг и принялся водить по нему указательным пальцем — как если бы перерисовал иероглиф на экране.
— Я хочу домой, — тихо сказала Катя.
— Обследование, обследование, — бормотал Митя, уткнувшись в пинг. — Допустим, дня через два, пойдёт? Раньше, увы, не получится, но это лучший…
— Пойдёт, — сказал Пётр.
— Не хочу я никакого обследования! — вмешалась Катя. — Я устала! Отвезите меня домой.
— Всё! — Лицо Мити расплылось в довольной улыбке. — Всё сделано. В четверг, на два часа. Это районное отделение, здесь в центре. Я сам Катю отвезу, надо будет не забыть сообщить на работу, да… Но я уверен, что ничего серьёзного не произошло. Возможно, это и правда тот дурацкий иероглиф. Это всё причуды, — Митя пощёлкал языком, — современных технологий.
— Я хочу домой!
Катя встала из-за стола. Лицо у неё было болезненно-бледным.
— Домой? — Митя закрутил головой. — Да, я, наверное, мог бы…
— Мы возьмём такси, — сказал Пётр.
Он подошёл к Кате и обнял её за плечо. Она посмотрела на него — измученным и благодарным взглядом. Её трясло.
— Такси, да, отличная идея! — Митя снова заводил по экрану пинга пальцем. — Я вызову, тут есть служба, не каждое такси в такой час…
— Спасибо, — натянуто улыбнулась Катя.
— А по поводу всего остального… — сказал Пётр.
Митя тут же затих и напрягся. Казалось, на секунду все мышцы у него в теле свело судорогой.
— …в другой раз.
Катя сидела, привалившись к дверце плечом, и дышала медленно и ровно, как во сне. Но она не спала. В стекле, на котором был налеплен обрывок объявления с кривым, кривляющимся иероглифом, отражались её тёмные уставшие глаза. Мимо проносились горящие фонари, перечёркивая резкими росчерками света её расширенные зрачки.
— Ты как? — спросил Пётр.
— Нормально. — Она попыталась улыбнуться. — Странно всё это. Я на самом деле ничего толком не поняла. Может, просто ощущения были слишком…
Катя замолчала, уставившись себе под ноги.
— Слишком какие?
— Яркие. Не знаю. — Катя пожала плечами. — Слишком реальные, что ли. Это сложно объяснить.
— И часто у тебя такая реакция на дыры?
— Нет. Вернее… — Катя вздрогнула. — Я не знаю. Не могу сейчас понять.
— Это ненормально, — покачал головой Пётр. — Вспомни, чего с тобой в той заброшенной квартире было! Отключить бы тебе эту штуку на хер, пока…
— Да ты что?! — Катя испуганно отпрянула от Петра. — Ты совсем, ты вообще, — она задыхалась от волнения, — охренел? Нельзя её отключать, когда…
— Когда чего? Я только и слышу о том, как у людей мозги из-за этих ёбаных шунтов плавятся!
— Слышит он! — фыркнула Катя.
— Ты чуть богу душу не отдала!
— Это просто дыра такая. — Катя заговорила тише. — Глупая дыра. Не проверили её толком. Мало ли там что? — Она вдруг вскинула голову. — А тебе-то какое дело? Будешь ещё меня учить! Сам-то! От тебя перегаром постоянно несёт! После бутылки и дыр никаких не надо, да?
— Дура, — сказал Пётр.
— Сам дурак!
Горящих фонарей на улице становилось всё меньше, словно такси увозило их в вечную ночь.
— Извини, — прошептала Катя.
— Отключать или нет — твоё, конечно, дело, — сказал Пётр. — Тут я тебе не указ. Но к врачу ты всё-таки сходи.
Катя быстро взглянула на Петра и, кивнув, снова повернулась к мелькающим по расцарапанному стеклу отблескам убывающего света.
— А чего там было-то? — спросил Пётр. — В дыре?
— Даже не знаю. Не так-то просто это описать. Визуала почти не было. Только свет стал другим, такой, знаешь, как в сказке. Мягкий и обволакивающий. Словно кокон света вокруг тебя. Очень тёплый. Волшебный свет. И чувство, как будто ты в поле на ветру. Но ветер приятный. Поначалу был приятный, по крайней мере. Такой свежий, холодит кожу. Ты же знаешь, — Катя повернулась к Петру, — знаешь, как это бывает?
— Уже начинаю забывать.
— Да, я тоже. Но там всё было реально. Так реально…
Катя мечтательно прикрыла глаза. Свет уже не скользил по стёклам автомобиля. Они плыли в темноте.
— Это было как чьё-то воспоминание. Как будто кто-то передал тебе своё воспоминание, одно из лучших. Ничего конкретного, только ощущения, очень приятные ощущения. Ты ведь понимаешь?
— Думаю, да.
— Очень приятные ощущения, — повторила Катя. — А пото́м, — она нахмурилась, — пото́м у меня закружилась голова. И всё. Если бы не вы, я бы и не поняла толком ничего, наверное. Подумала бы, что всего-то… Я потеряла сознание, да?
— Не просто потеряла сознание. Ты…
— Не говори!
Катя нахмурилась и вновь посмотрела в окно.
— Так темно! — прошептала она. — Темнота. Кругом темнота.
Такси шло на автопилоте, покачиваясь на неровностях дороги. Фары светили тускло — электронике не требовался прожекторный свет, — и они клином проходили сквозь сгущающуюся темноту, пролетая мимо обезображенных ночью зданий.
— Я вспомнила! — вздрогнула Катя. — Вспомнила, ч