— Я впервые вижу здесь свет, — прошептала она. — Свет. На твоей улице. И это так…
Вдалеке, над чёрными домами, дрожал тусклый огонёк.
— Ты смотрела? — повторил Пётр.
— Да. — На лбу у Кати прорезалась морщинка. — Смотрела. Я — случайно. Просто на глаза попался. Но со мной всё в порядке. Это ничего. Совсем ничего.
— Зачем?
Пётр дёрнул за свисающую со стены полоску обоев и содрал огромный кусок пожелтевшей бумаги с нарисованным помадой иероглифом. Старые обои рвались с треском.
— Не надо. — Катя зябко ссутулилась и обняла себя за плечи. — Я…
Она повернулась к Петру и улыбнулась.
— Что-то странное есть в этой твоей комнате. Что-то… таинственное. И тумбочка эта квадратная. Ты её специально так поставил? Посередине?
Пётр молчал.
— Что в тумбочке?
— Просто тумбочка.
— Да, — вздохнула Катя. — Конечно. Просто тумбочка.
Она снова смотрела в окно и водила пальцем по замёрзшему стеклу.
— Коробочка в коробочке, — прошептала Катя.
— Чего?
— Не важно.
Пётр стоял рядом с тумбочкой, не зная, что делать. Дышать почему-то стало тяжело. Темнота в окне вытягивала из комнаты весь воздух.
— Ты знаешь, — тихо сказала Катя, — я иногда завидовала Лизе. Она ведь и правда верила, что всё это нереально.
— Она была не в себе.
— Да, но… Может, всё это действительно какой-то безумный сон? Вся эта жизнь? Иногда так хочется в это верить. Мы проснёмся, а там…
Палец Кати медленно скользил над темнотой.
— Так для тебя всё это, — Пётр взмахнул рукой, — и так нереально! На самом-то деле. Ты же в шардах всё время. Даже сейчас, наверное, ты там… Что было в портале, который ты нарисовала?
— В портале? А-а… Нет, это был не портал…
Катя застонала и прикрыла ладонью глаза.
— Чего такое? — испугался Пётр.
— Нет, нет, ничего. Просто в глаза…
— Пойдём отсюда!
Он шагнул к Кате.
— Ты меня извини, — прошептала она. — За иероглиф и… Извини меня, пожалуйста. Я…
Катя отшатнулась от окна и выставила перед собой руку, защищаясь от чего-то. Лицо её исказилось от ужаса.
— Чего там? — крикнул Пётр.
— Я… — пробормотала Катя.
Она посмотрела на Петра. Зрачки её страшно расширились.
— Я забыла тебе кое-что сказать.
Она зажмурилась так, словно в глаза ей ударил невыносимый прожекторный свет, и скривилась от боли. Пролетел по комнате какой-то тусклый из окна — как тень от взлетевшей птицы. Катя упала на колени. Из-под её плотно сомкнутых век потекли кровавые слёзы.
— Катя!
Пётр схватил её за плечи.
Несколько секунд она была ещё жива. Провела пальцами по лицу Петра, застонала, полезла в карман пальто и затряслась, как при эпилепсии.
— Катя!
Она открыла глаза и безвольно повисла у Петра на руках. Далёкий огонёк в окне, похожий на тонущий в ночном мраке маяк, погас.
— Нет! — Пётр мотнул головой. — Как же так!
Кровь стекала у Кати по щекам.
— Катя!
Её рука выскользнула из узкого кармана.
Пётр положил Катю на пол и стал делать ей искусственное дыхание. Воздуха в собственных лёгких не хватало. С каждым вздохом ему самому становилось тяжелее дышать. Перед глазами у Петра поплыли красные круги.
— Блядь!
Он надавил ладонями ей на грудь. Пот стекал у него по лбу. Он надавил снова. Снова. Снова. Грудная клетка трещала. Глаза с расширенными зрачками смотрели в потолок. Кровь застывала на лице.
— Блядь!
Пётр выхватил пинг. Тот выпал, глухо ударился об пол. Пётр выругался и подобрал пинг. Экран устройства вспыхнул, высветил надпись — «Критический сбой аккумулятора» — и погас. Пётр заревел и запустил пинг в стену. По комнате разлетелись осколки.
Он побежал к выходу из квартиры, отпер дверь, но остановился. Идти было некуда. Пётр вернулся в комнату и принялся оттирать кровь с её щёк. Крови не становилось меньше. Он размазал кровь по всему её лицу.
Пётр вытряхнул из пачки сигарету. Закурил. В окно — тяжёлыми чёрными волнами, как прибой — била темнота.
Пётр затянулся, но тут же затушил сигарету и помахал над телом ладонью, чтобы разогнать дым. Склонился над трупом, залез в оттопыренный карман пальто и вытащил из него поблёскивающий, как драгоценность, кристалл.
Он перерыл все шкафчики на кухне, пока не нашёл последнюю заначку. Этикетка с иероглифами была привычно соскоблена ножом. Пётр открыл бутылку над раковиной и стал пить из горла.
Ноги подкашивались. Пётр доковылял до столика и рухнул на затрещавший под его весом стул, не выпуская бутылку из руки. Сделал ещё глоток. Водка отдавала тиной, как дряное пиво. Голова отяжелела. Сердце бешено молотило.
Поломанный дзынь.
Пётр схватил его и нацепил на голову, поцарапав торчащими обрывками проволоки кожу на висках. Плотно прилегающее к лицу забра́ло заливала темнота. Пётр беспорядочно нажимал на кнопки, но ничего не происходило. Он выругался и нервно стащил с головы дзынь. Его отражение в стекле бросило точно такой же, зеркальный дзынь, в чёрную пустоту за окном.
Пётр ещё глотнул из бутылки. По телу разошлось жгучее тепло. Теперь усталость не чувствовалась, сердце перестало биться о рёбра. Лишь зудели царапины на висках. Дзынь валялся на столе, забралом вниз. Из затылка торчали тонкие оборванные проводки.
Пётр выругался и полез под стол. Аккумулятор отскочил к стене и валялся в рыхлой пыли у плинтуса. Пётр подобрал его, сдул с него пыль и, усевшись на стул, занялся починкой. Все оборванные проводки были одинакового цвета, и Пётр подумал, что это неправильно и нелогично — их стоило сделать разноцветными, красными, зелёными, синими, чтобы упростить ремонт. Соединив наконец провода, он закрепил аккумулятор и аккуратно поставил дзынь на стол — забралом к себе, — как оторванную голову электрического животного.
Пётр встал. Ещё глотнул водки. Достал из шкафа пустой стакан и налил в него воды — почти до края. Несколько секунд рассматривал кристалл. Мутный, точно личинка, с оплавившимися краями. Кристалл совсем не был похож на тот, другой, с глубокой трещиной, который он так и не смог толком оживить.
Пётр открыл дверцу микроволновки. Он собирался бросить кристалл в стакан, но остановился. Пошатнулся, расплескав воду — комната на секунду потеряла равновесие, и пол стремительно взмыл вверх, пытаясь поменяться местами с потолком, — но не упал, уткнувшись спиной в стену.
Пётр стоял, сжимая в руке стакан и тупо пялился в открытую микроволновку. Он потёр тыльной стороной ладони нос, уловив неприятный запах — вроде того, какой бывает, когда плавят пластиковые пакеты, — отхлебнул воды из стакана, поморщился и сплюнул, словно глотнул кислоты.
Сел за стол. Приложился к бутылке и откинулся на спинку стула, наслаждаясь волнами тепла, проходящими через жилы. Ещё раз посмотрел на кристалл. Из-за застилающего кухню тумана казалось, что кристалл постоянно меняет форму, изменяется под действием его взгляда — края то разглаживаются, то становятся неровными и мятыми, как у оплавленного в микроволновке куска пластмассы. Злополучная трещина то появлялась, медленно прорастая внутри искусственного камня, то затягивалась, как рана. Пётр стиснул кристалл в руке, и тот неожиданно стал пульсировать, словно живое налитое кровью сердце.
Пётр нетвёрдой походкой вышел из кухни.
Гостиная. Пустая белая стена. По минбану сегодня не показывают ничего интересного.
Комната со старыми обоями, в которую Пётр редко заходил. Комната, в которой лежит её труп с залитым кровью лицом.
Пётр присел у кубической тумбочки, открыл нижний ящик и вытащил из него массивный предмет, завёрнутый в грязное, в масляных пятнах, полотенце. Руки тряслись, как от холода, и Пётр подул на ладони. Аккуратно развернул полотенце. Взвесил пистолет в руке, проверил обойму.
Пушка.
Он прицелился в ободранные обои рядом с окном. В глазах двоилось, чернильные узоры на стенах плыли, превращаясь в уродливые иероглифы. Пётр на секунду зажмурился, мотнул головой и прицелился снова.
В комнате с каждой секундой становилось всё холоднее.
Пётр долго стоял, направив в стену пистолет, поглаживая указательным пальцем спусковой крючок. Затем подошёл к лежащей в тени Кате, опустился на колени и закрыл ей глаза.
Кондоминиум, в котором жил Митя — похожий на выточенную из цельного камня стелу, без единого горящего в окнах огонька — Пётр нашёл сразу, хотя и был там всего один раз. Он даже не чувствовал холода, пока шёл от трубы, и только пистолет в кармане, который он прижимал локтем, обжигал кожу через одежду так, словно его отлили из химического льда.
У входа в подъезд Пётр потратил несколько минут на то, чтобы вспомнить номер этажа и фигуру, обозначающую квартиру Мити.
Пятьдесят два, синий шестиугольник.
Экран электронного консьержа на секунду задёрнула концентрированная темнота, как будто во всём здании отрубился ток. Пётр сплюнул на асфальт. Консьерж замигал. Появилось изображение — стилизованные волны, летящие с безумной амплитудой за край экрана.
Ритмичные звуковые сигналы. Вызов.
— Извините, — сказал через минуту ожидания консьерж, — номер не отвечает.
Экран на мгновение закрасило темнотой, а затем появился вращающийся вокруг оси, точно глобус, логотип кондоминиума, собранный из десятков геометрических фигур.
Пётр стиснул рукоятку пистолета в кармане и набрал номер снова. Ещё одна минута ожидания.
— Извините, номер не отвечает.
Пётр выругался, вытащил из смятой пачки последнюю сигарету и закурил, с ненавистью уставившись на вращающийся трёхмерный логотип.
— Спишь, сука! — процедил он сквозь зубы.
Снова.
Сигнал вызова, который издавал экран, звучал теперь сильнее и громче, точно электроника была на стороне Петра и изо всех сил старалась разбудить Митю.
— Извините, — вновь выдал приторно вежливый электронный консьерж, — номер не отвечает.
— Да что ж такое! — выкрикнул Пётр.