Пётр ненадолго провалился в сон, а когда пришёл в себя, то обнаружил, что главный герой тоже идёт к кабинке. Вот он останавливается, сплёвывает сигарету, расплющивает её ботинком и вздыхает. Крупным планом демонстрируется его лицо — исхудавшее, как после мучительной болезни. Герой закрывает глаза. Заменяя мимику, по его опущенным векам проносятся яркие отблески — синий, зелёный, красный. Это играет, затихая и разгораясь, газовая вывеска над кабинкой. Герой ещё раз вздыхает — эпизод настолько затянут, что желание спать становится непреодолимым — и открывает дверь кабинки. Камера снова показывает его лицо и город на заднем плане, замыленный, точно на плохой фотографии. Серые коробки домов громоздятся друг над другом, сливаются в единую безобразную конструкцию, вроде вырванного с проводами куска перепаянного текстолита. Круглосуточные огоньки неоновых реклам напоминают искрящие контакты. Высокие башни с алыми маячками на крышах — тлеющие сигаретные бычки. Герой делает шаг вперёд, заходит в кабинку. Дверь с тонированным стеклом сдвигается, и город за его спиной застилает синяя тень.
— Чего за херню ты мне впарил?
Пётр швырнул дзынь на стол. Паренёк в драной дохе испуганно сжался.
— Ты чё, отец?
— Он не работает! Там один сплошной глюк!
Внутри дзыня что-то раздражённо пощёлкивало — как обратный отсчёт у бомбы с часовым механизмом. Проволочный каркас заметно примялся от удара.
— Глюк? Какой глюк? — У парня собрались на лбу неожиданно глубокие морщины. — Не подрубается? Но мы же…
— Подрубается, но пото́м ни хера не работает! Призрака трясёт, он то в пол проваливается, то лицо у него…
Пётр не договорил.
— В пол проваливается?
Парень выпростал из дохи дистрофичные руки, поднял дзынь и принялся осматривать его на тусклом свету.
— Позиционка тут надёжная, реально. Простая, но надёжная. Швыряешь небось постоянно, как щас? Камеру с датчиками не расколол?
— Не расколол! — огрызнулся Пётр. — Разговаривать с призраком невозможно! Его клинит постоянно. Одно и то же всё время талдычит. Как запись испорченная, как…
— Запись испорченная?
Парень бережно положил дзынь на стол, вытащил из дохи грязный платок и высморкался.
— Да, как запись.
— Так, может, она реально испорченная? Чё на дзынь-то сразу?
— Слушай! — Пётр упёрся руками в затрещавший стол. — Я тебе не идиот! Эти штуки либо работают, либо нет. Сейчас ты мне вешать будешь, что это у меня проблемы?
— Старичок, — парень как-то странно, не по-человечески оскалился, — я те ничё вешать не собираюсь. Не сработало — жаль. Чё теперь от меня-то хочешь? Послайсить-таки? Деньги вернуть?
— Возвращай!
— Думаешь, я против? Ты у меня ваще его за бесценок отжал! Да там аккум один дороже стоит! Про картофан я уже молчу!
— Значит, рад должен быть, что я тебе эту хуйню возвращаю.
— А я чё, не рад? Отжал, теперь права качает! — Парень скосил взгляд куда-то в сторону, словно жаловался на Петра в собравшуюся вокруг него темноту. — Вот только…
— Начинается!
— Мужик, ну вот прям щас денег у меня нет. Мне за аренду надо платить, жрать чё-то надо, аккум вот новый прикупил сёдня. Ты давай так, — парень любовно погладил дзынь, — я эту штучку пока у себя придержу, а ты приходи ко мне, скажем, через неде…
Он не договорил. Пётр схватил его за грудки. Парень по-девичьи взвизгнул, распластавшись по столу — он оказался куда легче, чем можно было подумать, — но тут же уставился на Петра злобным горящим взглядом.
— Отпусти, сука! Мать твою! Или я…
— Или что? — хмыкнул Пётр, но всё же отпустил парня, толкнув его к стене.
Тот едва не рухнул на пол, но вовремя вцепился в столешницу. Негромко выругался, поправляя спадающую с плеч доху.
— Вот же… — пробормотал парень и полез за сигаретой. Руки у него тряслись. — Чё ты бычишь-то? Нет у меня денег, реально. Ну хошь я…
Он страдальчески согнулся. Доха сползла ему на голову, превратив его в груду грязного свалявшегося меха.
— Хошь я те линию кредитную открою? — Под столом загремела знакомая пластиковая коробка. — Или чё другое пригляди себе тут. А часть — деньгами.
— Так не пойдёт!
— Блин! — Паренёк зажёг сигарету. — Тут те не фирменный салон с двухнедельной гарантией! Я чё сделаю-то? Денег нет, торговля плохо идёт. Да и мне ещё жрать чё-то надо сёдня.
— А ты кури поменьше, глядишь на жратву останется! И хлам, — Пётр покосился на заваленные разломанной техникой полки, — не надо продавать!
Дым попал парню в глаза — тот зажмурился и стряхнул пепел под стол. Сигаретка в его тонких пальцах задрожала.
— Ты мужик непробиваемый, я гляжу! Но дзынь работает. Я его много раз проверял. Я с тобой ваще, как с человеком. Вон аккум какой крутой поставил! А ты…
Парень вздохнул и, смешно вытянув губы, присосался к сигарете.
— Хватит на жалость давить! — скривился Пётр.
— Ну а чё? Дзынь реально работает. Хошь проверю? — Парень плюнул на сигарету и метнул её в мусорное ведро. — Давай! Может, ты там чё не так делаешь?
— Две кнопки. Чего там можно не так сделать?
— Ну давай! Ничё ж не теряем!
— Проверяй! — махнул рукой Пётр. — Хер с тобой. Только быстро.
Паренёк попытался натянуть дзынь, тот не налез. Тогда он выудил из коробки длинную отвёртку и стал распрямлять погнувшийся каркас.
— Зря ты швыряешь его так! Расколотишь совсем! Всё ж нормально было сделано.
Острый конец проволоки укусил парня за палец — тот ойкнул и потряс над столом кистью.
— Ты проверяй давай! — подгонял его Пётр.
— Ну так камешек дай!
Пётр положил кристалл на стол. Парень отбросил в коробку отвёртку, схватил обеими руками дзынь и церемонно водрузил себе на голову, точно игрушечную корону. Помедлил с секунду, поправил дзынь и надавил порезанным пальцем на кнопку.
— Так, камешек теперь… — Он поднёс кристалл к забралу шлема. — Стоп! А это чё?
Парень снял дзынь и присмотрелся к кристаллу.
— Бля! Да ты, ёлки, комедиант! Он же реально битый! Ну бля, битый конкретно!
— Подключение было, призрак появился. Значит, всё работает.
— Не понял, — мотнул головой парень.
— Но ведь эти штуки, вся эта модная хрень… — Пётр нервным движением пригладил волосы на затылке. — Они либо работают, либо нет. Не может же он наполовину…
— Да кто те такую чушь сказал! — Парень потряс кристаллом у Петра перед лицом. — Там чё угодно может быть! Это ж тебе не просто картофан какой-то! Там небось чип накрылся или работает на сниженных частотах. Или ещё чё…
— И чего делать теперь?
— Надо было всё сразу при покупке проверять! — осклабился парень. — А теперь-то…
— Вот только хватит! — рявкнул Пётр. — Сделать с кристаллом ничего нельзя? Он сломан?
— Сломан, реально сломан. Видно ж по нему. Ты его тоже швырял, да?
— А починить?
— Издеваешься? Тут лаборатория нужна! Да и ваще… Не слышал я, чтоб кто-то эти штучки чинил. Ну там послайсить ещё чё можно, наверное. Слегка так. Или как-нибудь на новый кристальчик перегнать, но я такого добра не держу. Да и стоят они…
— Вот же херня!
Парень полез в карман за новой сигаретой, вытащил — снова помятую и захватанную, так, словно выклянчивал их у кого-то по одной, — сунул в рот, но не закуривал.
— Есть ваще способ, — неуверенно начал он.
— Чего за способ?
— Гарантий нет! — Парень раскрыл ладони; на одном пальце зрела капелька крови. — Но может помочь. Слышал я о таком. Иногда вообще очень даже круто всё выходит…
— Не тяни!
— Нагреть его надо. Несильно ток. И тады, может, малость поработает. Пото́м, конечно, опять глюкодром.
— Нагреть?
— Ну да. Например, в стакан с горячей водой его. Самое простое. И дольше протянет так. — Парень зажёг сигарету. — Они водонепроницаемые всё равно. Жаль, что не противоударные.
— В стакан с горячей водой?
— Ага. Ток долго греть тоже не стоит, а то вконец скопытится. Ну и это, никаких…
— Никаких гарантий. Я понял.
Пётр спрятал в карман кристалл.
— Но ты бычить-то не начинай, если чё! — сказал парень, выдыхая дым. — Я ж помочь хочу! Всё для любимых клиентов!
Пётр молча взял дзынь и направился к выходу.
— Ток это, — окликнул его парень, — в стакан с горячей водой, а не как-нибудь там ещё! Не вздумай в микроволновку его!
И загоготал.
Пётр насилу дожевал рыбный брикет и вытер ладонью рот. На сей раз брикет напоминал, скорее, протухшую говяжью печень, чем рыбу. Можно было подумать, что на фабрике забыли о том, какова рыба на вкус. Пётр плеснул в стакан водки и осушил одним глотком, надеясь избавиться от мерзкого послевкусия, но даже водка не помогала. Он встал, положил в раковину пустую тарелку, от которой всё ещё воняло гнилой печёнкой, вернулся за столик и закурил.
На улице давно стемнело. День для города завершился — на дороги выехали патрули СК, его коллеги в ржавых расхристанных фургонах, — а он только что расправился с поздним завтраком. Улица была черна. Густая сажа и неразборчивые серые мазки — полоска неба, панельные дома. Над улицей проступали, точно наложенные изображения, его лицо в клубах дыма, старая микроволновка с приоткрытой дверцей, бутылка водки на столе.
— Добрый день! — сказал Пётр отражению и потянулся к бутылке.
Его двойник согласно кивнул. Другой, параллельный стакан возник из пустоты, покачнулся, предлагая ответный тост, и исчез, затерявшись в бликах.
Вкус тухлой печёнки наконец сменила водочная горечь. Правда, после нескольких затяжек разошлось сердце. Подняв кисть с сигаретой, Пётр увидел — в отражении, поверх темноты, — как трясутся пальцы.
Пошла уже третья неделя после перевода, но к новому графику он привыкнуть так и не успел. Ночью боролся со сном. Днём страдал от бессонницы. Наверняка и сердце пошаливало от ночной работы.
Пётр с сожалением потушил сигарету, налил в стакан воды из-под крана и поставил в микроволновку. Режим разморозки. «Начать приготовление». Микроволновка засветилась, погудела и, негромко звякнув, погасла.