• Непрофессиональная
• Преследующая
• Манипулирующая
• Жестокая
Слова, характеризующие Луку Эварда:
• Обыкновенный
• Аккуратный
• Энергичный
• Невознагражденный
• Социально пассивный
• Одинокий
• Одержимый
Он не их тех, кто станет выпивать с незнакомой женщиной в чужом городе, как бы она ради него ни разоделась. Он не из тех, кто примется откровенничать о себе, о своей жизни и о своих страхах. Не из такого он теста.
Давайте выпьем, предложила я. Мы оба – чужаки в чужом краю и читаем одни и те же книги. Я – женщина и меня ранили, так что выпейте со мной.
Ну, разве что один стаканчик, согласился он, наконец. Я вообще-то не пью в гостиничных барах.
За третьим бокалом вина я спросила:
– А вы женаты?
– Нет, – ответил он; язык у него развязался от хорошего австралийского вина. – Вот уже три месяца как разведен.
– Извините, – сказала я, почувствовав легкий проблеск чего-то, похожего на… удивление? Я не рассчитала возможность присутствия в его жизни иного, кроме его работы – и кроме меня.
– Мы просто тихо разошлись, – объяснил он. – У меня работа, у нее тоже – сами знаете, как это бывает. А вы?
– Не замужем, – ответила я. – Так мне больше нравится. Расскажите мне лучше об этой книге – «Лимон и волна». Почему вы ее так часто перечитываете?
Он улыбнулся куда-то в пространство, подцепил с блюда жареного кальмара, оглядел зал, где мы сидели, изучая людей, убранство, звук и свет. Все столики были из стекла, под ними бежали синие огоньки, отбрасывавшие причудливые тени от тарелок и высвечивая очертания его подбородка и шеи.
– Мне кажется, она написана убийцей, – объяснил он. – В восемьдесят девятом году по Австрии прокатилась волна убийств – четыре женщины и один мужчина, умерщвленные одним и тем же способом. Один человек подпадал под подозрение. Полиция хотела его арестовать, но фактических улик оказалось недостаточно, так что его пришлось отпустить. Он уехал из страны три недели спустя, а потом, в девяносто третьем году, вышла эта книга, и хотя имена были изменены, в полной неприкосновенности осталась хронология, способ убийства, все до мельчайших деталей: где остались лежать тела жертв, типы узлов в петлях, которыми их душили, размер и марка лезвия – все-все-все. Повествование изложено с точки зрения полицейского, но ему так и не удается поймать убийцу, в конце концов он начинает им восхищаться и сам становится убийцей, увиденное превращает полицейского в душегуба. Я был членом следственной группы, пытался вычислить этого писателя – Р.Х., – но он ускользнул и скрылся где-то в Северной Америке. Мы подключили ФБР, но опять же, что у нас было? Ничего. Художественное произведение. Вероятно, убийца смеялся в лицо тем, кто не мог его поймать. Полет фантазии извращенного ума. Нельзя же арестовывать человека за художественный вымысел, так ведь?
– Если вы ничего не можете поделать, зачем тогда так часто это перечитываете?
Удивление: вопрос поразительно смешной.
– В качестве предупреждения, – ответил он. – Чтобы помнить. Помнить о тех, кто погиб, и чьего убийцу мы так и не передали в руки правосудия.
Правосудие: форма осуществления справедливого и праведного суда. Зиждется на моральном принципе определения законопослушного поведения.
Определяет заслуженное наказание или воздаяние.
Я оценила свое понимание правосудия и места для себя там не нашла. Но опять же, вершить правосудие: действовать или относиться по справедливости. Оправдывать или же вести себя в соответствии со своими способностями или возможностями. Нельзя отрицать того, что в жизни я вела себя неправедно, но воздавала ли я по справедливости?
Затем Лука сказал:
– Я прибыл сюда, чтобы найти воровку.
Мой взгляд вернулся к нему откуда-то из другого места. Он был миром, вселенной, настолько сильно захватившим мое внимание, что на мгновение мне подумалось – а не являлся ли он неким осколком моего воображения, голосом, который я сама для себя выдумала. Но глаза его смотрели куда-то вдаль, а слова доносились из какого-то уголка его души, говорившего ради него самого, а не ради меня.
– Мое начальство считает, что она утонула. Она украла ценности из музея. Лет сорок назад китайское правительство продало бы их для получения средств на закупку тракторов и экскаваторов, но теперешний Китай заново обретает вкус к своей славной и богатой истории. Вот это и придает им истинную цену, куда большую, нежели их химический состав.
Изумруд: соединение солей циклополикремниевой кислоты бериллия и алюминия с небольшими вкраплениями хрома, который придает ему зеленую окраску.
– Думаю, она приехала в Гонконг, чтобы все это сбыть. Есть такой субъект по имени Богьеке Деннис. Начинал он контрабандистом в Камбодже, а теперь убивает своих врагов змеиным ядом. Он контролирует проституцию и нелегальный вывоз мигрантов по всему Восточно-Китайскому морю. Она бы никогда… но ее, вероятно, одолела жадность, самонадеянность или просто… глупость или тупость.
Тупой: глупый, тугодум. Нерасторопный.
Тупость, свойство…
…Непроходимых глупцов.
Просто тупость.
– Вам… грустно, потому что она мертва?
– Если все-таки мертва.
– Но вам грустно.
Он пожал плечами:
– Мне всегда грустно, когда гибнут люди.
– Даже воровка?
– Она же все-таки человек.
– И это все?
Он впился в меня взглядом, быстро, резко, и лицо его сразу изменилось.
– В каком смысле?
– Вы так говорите, как будто довольно долго ее разыскивали.
– Многие годы. Я знаю каждую деталь каждого совершенного ею преступления. Мне известно, как она любит одеваться, как зачесывает волосы, на каких машинах любит ездить, что любит есть. В Мюнхене она увела семьдесят пять тысяч евро у адвоката, специализировавшегося на том, что он отмазывал торговцев наркотиками, обвиняя полицию в коррупции, и мне… было даже немного приятно, прости Господи, но казалось, это дело она провернула с юмором. Она обчистила его, пока он в опере встречался со сборщиком денег, просканировала его кредитные карточки, клонировала информацию с его телефона, а после этого два с четвертью часа слушала Верди. Я видел ее на камерах видеонаблюдения и еще сфотографированную одним журналистом, охотившимся за сборщиком денег, и она выглядела… Знаете, сейчас мне трудно описать ее лицо, детали… Я знаю о ней все, но ее так трудно найти… Она выглядела пораженной. Захваченной музыкой. Я не могу… Я помню, как думал, что она казалась именно такой. Помню, как мысленно произнес именно эти слова. Теперь она, вероятно, умерла, так что все это зря.
Молчание.
Затем
извините, сказал он.
Простите.
Не хотел говорить о…
извините.
Молчание.
Я протянула руку через стол и положила свою ладонь на его. Он руку не отдернул.
Я чувствовала, как по венам его ладони бежит кровь.
Ощущала сухожилия у него под кожей.
Был ли пульс на кончиках моих пальцев моим или его?
Он уставился в стол, словно чего-то устыдившись, и не отдернул руку.
– Иногда меня охватывает ужас, – произнес он наконец. – Я… боюсь.
Я ждала. Нужно было просто молчать.
– Иногда я боюсь, что… она нереальна. Что она не существует. Это, конечно же, абсурдно: у нас есть улики, образцы ДНК, фотографии и видео ее лица, ее специфический почерк, у нас есть все, что нужно, чтобы предъявить ей обвинение и посадить за решетку. Но куда бы мы ни отправлялись, при каждом совершенном ею преступлении люди не могут ее вспомнить. Она что, игра света, оптический обман? Некая фальсификация, кукольное представление, разыгранное нам в удовольствие, прикрытие некоего заговора, эксперимента? Или она ведьма? Почему люди не могут ее запомнить? Я могу описать вам каждую черточку ее облика, и все же… описание – это просто слова, отрепетированные на бесконечных брифингах: цвет волос, рост, цвет лица… Просто – слова. Я смотрю на вас, и вы можете оказаться ею, вы подходите под словесный портрет, но я изучал ее фотографии, я знаю ее лицо, я бы узнал ее, сразу же, узнал бы!
Повышенный голос: боль, страх, смущение.
Я чуть сильнее сжала его ладонь, моя реальность, его кожа, мое тепло, его кровь.
– Я получил досье, – продолжал он. – Мне показалось, что, возможно, оно прибыло от нее. Как она обо мне узнала? Возможно, держала его наготове на тот случай, если обмен не состоится или что-то пойдет не так. Возможно, она использует меня из могилы, мстя тем, кто ее убил.
– По-моему, в этом заключалась бы какая-то доля справедливости.
Едва заметная улыбка.
– Да, – согласился он. – Возможно, малая толика.
Справедливость. В китайском языке она обозначается символом и, иероглифом, который всегда казался мне довольно радостным, полным надежды. Если бы мне пришлось подписываться иероглифом, по-моему, я выбрала бы именно этот.
– Просто потому, что никто не помнит, что видел ее, вовсе не значит, что она умерла, – сказала я, а когда он улыбнулся куда-то в пространство, добавила: – Все это похоже на чрезвычайно неординарную цепочку обстоятельств.
Он снова посмотрел на меня или, возможно, впервые, и мне стало интересно, перебирает ли он в уме слова из описания, подходившие под мою внешность. Рост, вес, цвет кожи и глаз, кончик носа чуть «картошкой», крупные уши, высокий лоб, широкие густые брови, черные волосы, стянутые сзади в пучок, едва заметные веснушки под глазами. Все это можно описать и снабдить примечаниями. Он мог каждый день ставить перед собой мою фотографию и наизусть перечислять все эти приметы, и вот теперь он глядел на меня и, возможно, впервые попытался разложить мое лицо на составляющие, категорировать его и найти совпадения. Видел ли он, кто я такая?
Возможно, что и видел.
Однако он слишком сильно верил в свою рациональность, и поэтому в тот самый момент, когда глаза его распахнулись чуть шире, а рот приоткрылся в каком-то осознании, он повернул голову в сторону, отвел взгляд и, вероятно, сообщил сам себе, что нет, нет – он знал лицо воровки, было бы невозможно встретить ее сейчас и