Совершенство — страница 53 из 88

Я считала пакетики с сахаром, выстроившиеся в баночке рядом с чайником.

Кнопки на пульте от телевизора.

Зажигавшиеся в городе огни, когда садилось солнце.

Байрон ахнула при виде меня, плотнее завернулась в полотенце, тряхнула головой и сказала:

– Подождите.

Потом вернулась в ванную, вышла оттуда в халате и добавила:

– Может, нам надо было взять два отдельных номера?

– Боитесь, что вас застанут разгуливающей голышом, – предположила я.

– Трудно совместить достоинство и старость, особенно когда забываешь, в чьей компании находишься.

– Вы захотели номер на двоих, чтобы иметь возможность наблюдать за мной, – вздохнула я. – Вы боитесь того, что когда меня не видите, я не реальна.

Она не ответила, а я отвернулась от зеркала и легла спать.

Глава 62

Я проснулась и увидела Байрон, сидевшую в ногах моей кровати. Тетрадь была раскрыта, и она заполняла страницы новыми записями, вопросами и воспоминаниями. В руке она держала салфетку, на которой я нацарапала свои условия. Пробивающиеся в комнату лучи восходящего солнца, калифорнийская мечта, идеальный климат, апельсиновые деревья и виноградники, богатство и вода – все это, возможно, было в прошлом. До засушливого сезона, исторической первозданности и спятившего мира.

И вновь, на несколько секунд, ее почти чувственный взгляд, вытянутые пальцы, скользящие по моему лицу.

– Когда я проснулась сегодня утром, мне показалось, что я приехала сюда одна, потому что хотела наведаться в Беркли.

– А что там, в Беркли?

– Зародыш, ядро моей команды. Моей целью по-прежнему остается разрушить «Совершенство», заново переписать все процедуры, но чтобы это сделать… в университете есть несколько перспективных кандидатов.

– Вы собирались вот так вот набрать их? Подойти и заявить: «Привет! Я хочу развалить «Совершенство» изнутри – вы подпишетесь на это?»

– Конечно, нет. Прикрытие под благотворительные фонды, якобы корпоративные собеседования – мне это не в новинку. – Она отмахнулась от моего вопроса легким взмахом руки, словно бабочка вспорхнула. – Когда я включила ночник, то увидела вас и вспомнила, что писала о вас, но даже этого едва ли оказалось достаточно. Это поразительно, как сознание придумывает историю для заполнения места, предназначенного вам, просто поразительно.

Мне вдруг стало не по себе – я подтянула одеяло к самому подбородку, а она сказала:

– Я… поищу что-нибудь на завтрак. Дам вам немного побыть одной.

В тетради у себя она записала: Женщину, которая будет с тобой завтракать, зовут Хоуп. Она та, кого ты не можешь запомнить.

Сделав это, она встала, заложив страницу в тетради пальцем на случай, если чернила размажутся.


Неделю ничего не происходило. Байрон занималась своими делами. Она ездила в Беркли, разговаривала с каким-то людьми в тихих закутках кафе, долго сидела за ноутбуком. Читала газеты. Ждала телефонных звонков, на которые всегда отвечала, выйдя из номера.

– Я думала о вас, – задумчиво произнесла она. – Однако планы уже начали выполняться до того, как я узнала об этой вашей особенности.

– Как вы разрушите «Совершенство»? – спросила я, когда однажды вечером она вернулась со встречи с человеком, имя которого отказалась назвать. – Что вы с ним сотворите?

В ответ на это она открыла файл у себя на ноутбуке. Документ с моей флэшки, украденный у «Совершенства». По дисплею бежали имена – тысячи, десятки, сотни тысяч – мужчин и женщин со всех уголков света. Рядом с каждым – дата рождения, домашний адрес, собственный капитал, ежегодный доход, ежегодные расходы, кредитный рейтинг, текущий рейтинг на «Совершенстве» и выпадающие меню для дополнительных данных. Передвижения за последние два месяца согласно отчетным файлам GPS с их мобильных телефонов. Родственники, друзья, члены семьи со ссылками на странички в «Фейсбуке» и с маленькими желтыми флажками напротив тех, кто тоже пользуется «Совершенством». Количество поглощенных калорий, сделанные по кредитной карточке покупки, посещенные рестораны, случайные связи во мраке ночи, последние три фильма, приобретенные по Интернету на сервисе «видео на заказ», наиболее часто посещаемые веб-сайты, пятьдесят последних отправленных текстовых сообщений, сто последних электронных писем, размер обуви, размер брюк…

– Достаточно, – сказала я, когда она наобум выбирала людей в ноутбуке. – Довольно. И что «Прометей» делает со всей этой информацией?

– Конечно же, продает ее. А вы как думали?

– А что вы с ней сделаете?

Ее губы сжались в тонкую нитку.

– Этот список содержит имена всех, кто в настоящий момент пользуется «Совершенством». У меня нет времени обращаться к каждому из них индивидуально, чтобы открыть всю правду, так что я поставлю спектакль.

– Какого рода спектакль?

– Это зависит от того, – задумчиво протянула она, – как пойдут дела в следующие несколько месяцев.


Я снова полюбопытствовала на следующее утро, а потом еще и вечером, за завтраком и за ужином, но как-то раз она сказала:

– Я, кажется, записала, что вас волнует то, что я стану делать с «Совершенством» теперь, когда вы его для меня украли. Вас это волнует?

– Нет, – соврала я, мгновенно залившись пунцовым румянцем и ощутив, как у меня в ушах бешено заколотилось сердце. – Вовсе нет.

Она кивнула, сделала пометку в тетради, и больше я об этом не спрашивала.


Жуткий страх. Ужас. Может быть

…экстаз?

Разве это чувствуешь, когда тебя помнят?

Разве это… то мгновение, когда Байрон выспрашивает меня о чем-то, что я сказала или сделала, о чем-то, что она по-своему может запомнить как сделанное мной… разве так ощущаются последствия?

Я бегу в гору наперегонки с трамваем, и на какую-то секунду мне кажется, что я действительно могу его обогнать.


Но вот Байрон сказала:

– Я думала об этой вашей особенности. И в голову мне пришли две-три мысли.

И все изменилось.


Частное отделение в частной больнице – а интересно, в Америке какие-нибудь другие есть? Платная медицина предполагает дрянной кофе, секретаршу, встречающую вас возгласом: «Эй, привет!» и временем ожидания десять минут.

Врач с редеющими седыми волосами, тщательно зачесанными на веснушчатом черепе, с невероятно длинными пальцами, кончавшимися блестящими наманикюренными ногтями, в кожаных туфлях и переброшенным на шею ярко-синим стетоскопом поприветствовал нас, как заглянувших на огонек старых друзей, и проводил в свой кабинет.

Все разговоры вела Байрон. Магнитно-резонансная томография, исследования спинномозговой жидкости, пробы ДНК, проверка функции щитовидной железы, исследования глаз – список обследования, который она для меня составила, был длинным и в некоторых случаях включал довольно болезненные вещи.

– Именно так вас станут запоминать, – объяснила она, когда мне помогали залезть на выдвижной стол МРТ-томографа. – Мы выясним, как вы функционируете.

Внутри аппарата через огромные наушники включили успокаивающую музыку. Я закрыла глаза, увидев почти вплотную прилегающий кожух, и вспомнила тесный ящик в Стамбуле, когда начался пожар, и холод воды в Гонконге, когда я туда прыгала. Помимо воли дыхание у меня участилось, и я еще сильнее зажмурила глаза и принялась считать мышцы на каждом пальце ноги, капилляры в пальцах рук, щелчки механизмов и постукивание двигавшихся магнитов. Я считала вспыхивающие и пляшущие точки под закрытыми веками, а потом, когда движение огоньков в темноте сделалось слишком беспорядочным и трудным для отслеживания, снова начала считать вдохи и выдохи и, обнаружив, что дыхание сделалось ровным, я успокоилась.

Когда меня вытащили из цилиндра, врач ненадолго – но лишь ненадолго – удивился, увидев меня. Он помнил, как поместил пациента внутрь аппарата, поскольку он, разумеется, провел последние сорок минут за исследованием моего мозга, но за это время мое лицо успело расплыться, и ему лишь удалось растерянно выпалить, после того, как я заговорила:

– О, да вы англичанка?

В своем списке Байрон вычеркнула слово «МРТ».

* * *

Проба спинномозговой жидкости.

Колени к груди.

Крепче.

Подбородок вниз.

Позвоночник изогнут, распялен, хорошее слово – «распялен»; растянут, расширен – по-французски «выпуклый, протуберантный» от латинского protuberare: набухать, выпячиваться

вводимая игла причиняет жуткую боль

боль – это мое тело

просто что-то телесное

иглу ненадолго оставляют во мне, пока спинномозговая жидкость как-кап-кап из межпозвоночной пазухи в маленькую пластиковую чашечку.

Байрон внимательно наблюдает, а я смотрю на нее, и ее лицо вообще ничего не выражает.


Вечером Байрон отправилась на очередные встречи по другой своей работе, своей настоящей работе: по «Совершенству», только по «Совершенству».

– Вы собираетесь за мной проследить? – спросила она. – У меня тут записано, что вам нравится за мной следить.

– Не в этот раз, – ответила я, сворачиваясь калачиком на гостиничной кровати.

Она кивнула без особой уверенности и оставила меня в покое.


Прогулка по Форт-Мейсону после заката. Здесь можно с почти полной уверенностью представить, что находишься в европейском городе: низкие жилые дома, окрашенные в бледные пастельные цвета, велосипедисты, петляющие между машинами, деревья гинкго, готовые осыпать свои вонючие плоды, каштаны, усеянные колючими шариками, дети, прыгающие через трещины в тротуарах. Какая-то женщина собирала деньги на приют для животных.

– Каждый год мы получаем больше двух тысяч животных только из района большого Фриско! – воскликнула она, тряся жестяной банкой у меня под носом. – Это собаки, избиваемые владельцами, кошки, выбрасываемые из машин, питомцы, которых мучили, морили голодом и бросали умирать. Покалеченные, беззащитные животные, виновные лишь в том, что доверились людям. Мы делаем для них все, что можем, но иногда попадаются настолько изувеченные как физически, так и морально, что их приходится усыплять. Но в этом году, с вашей помощью, мы сможем опустить уровень эвтаназии всего лишь до одного процента. Это сотни прекрасных, верных и любящих созданий, которые получат второе рождение и новый дом!