Да, я здесь новенькая. Я всегда здесь новенькая.
Берут кровь. Сколько же крови мне оставалось сдать?
Мозг, мозг сканируют, приводят студентов, представляют их, здравствуйте, вы здесь новенькая, по-прежнему новенькая, всегда новенькая, всегда и навеки, как вчера, как завтра, до свидания, здравствуйте, здравствуйте, до свидания.
Байрон проснулась от кошмара, в ледяном поту и вся трясясь, увидела меня в темноте напротив себя, потянулась за пистолетом, замерла, шевеля губами, пытаясь отыскать воспоминание. Я заметила во тьме белки ее глаз, услышала грохот проезжавшего тяжелого грузовика, подождала, услышала, как дыхание ее замедлилось, увидела, как голова ее опустилась на подушку, глаза закрылись, она снова заснула, а я не спала.
Я не спала.
На шестьдесят шестой день нашего с ней общения я нарушила свое правило и тайно проследила за ней, когда она отправилась на встречу. Вечер для этого выдался идеальный: над заливом поднимался туман, тонкая пелена дождя скрывала огни на вершинах холмов, зима не за горами. Я шла под зонтом, спрятав лицо под шарфом, в новом, украденном в магазине пальто, от которого избавлюсь по дороге домой. Я провела ее до окраины Беркли, проследила, как она в тумане подошла к входной двери одиноко стоящего двухэтажного белого деревянного дома с развевавшимся над порогом американским флагом и забытой у дорожки ярко-розовой лошадкой-качалкой. Когда она оглянулась, прежде чем постучать, я юркнула за машину и сосчитала до десяти, после чего осторожно выглянула и рассмотрела того, кто открыл.
Отворил ей мужчина за пятьдесят со смуглой кожей и седоватыми волосами в клетчатой рубашке и серых тренировочных штанах, обутый в тапочки с кроличьими мордочками и обвислыми ушами спереди. Он быстро пожал ей руку и проводил в дом.
Вернувшись домой, я «пробила» его адрес. Агустин Каррацца, бывший профессор Массачусетского технологического института, по-тихому преданный забвению, когда возникли предположения о его слишком уж явной причастности к экспериментам сомнительного свойства. Апогеем их стало происшествие, когда в 1978 году в водопроводную систему небольшого городка в штате Миссури подмешали небольшое количество легкого галлюциногена. Результатом этого стали два дня полной неразберихи и хаоса, гибель троих людей, шести домашних питомцев, включая одну игуану, две автомобильные аварии, девяносто четыре травмы различной степени тяжести, забой двухсот семнадцати коров молочной породы и значительный всплеск рождаемости девять месяцев спустя.
Когда в 1998 году в одном из интервью его спросили, принимал ли он когда-нибудь участие в незаконных или безнравственных экспериментах, он ответил совершенно по-никсоновски:
– Если правительство заявляет, что это не безнравственно, это меня вполне устраивает.
В тот вечер я купила пару таблеток снотворного в аптеке, рекламировавшей себя эмблемой из двух улыбающихся змей в щегольских ковбойских шляпах, обвивающих крест, и подмешала одну из них в питье Байрон, прежде чем та отправилась спать.
Дав ей прохрапеть сто пятьдесят раз, я скатилась с кровати, взяла тетрадь с ее прикроватной тумбочки, включила фонарик на мобильном телефоне, забралась с головой под одеяло, как ребенок, и принялась читать.
Ее зовут Хоуп, гласила первая страница. Ты ее забудешь.
Страницы с записями. Наблюдения и размышления, заметки на полях…
Боится ЭСТ? Возможно, есть сестра? Иногда пробивается североанглийский выговор. Неохотно говорит о своей семье. Пьет чай с молоком. Пробегает в среднем 10 км в день. Ворует по привычке. Не знает об этой своей склонности? Украла пару кроссовок, плитку шоколада, яблоко, бутылку приправы для жарки, набор инструментов и нож (спрятала, прилепив скотчем под кроватью – оружие?).
Сегодня вечером вернулась поздно.
Я наставляла на нее пистолет? Во сне я проснулась и направила пистолет на вошедшего, но там никого не было, и я снова заснула, но утром пистолет оказался сдвинутым с места. Почему?
Этим утром – запах алкоголя от ее блузки.
Сегодня она мне нравится.
Сегодня ей не по себе.
Сегодня она спокойна.
Сегодня она забавна.
Сегодня мне ее жаль.
Сегодня она говорила о чести.
Сегодня она украла новый мобильный телефон, спрятала его за туалетным бачком. (Надо менять гостиницу, посмотреть, что она сделает при переезде.)
Слишком много записей, слишком много видео, совсем нет времени на отслеживание. Буду записывать все сюда, постараюсь скомпилировать.
Она мне не доверяет.
Она напугана.
Она не слышала визг.
Категорически отказывается от ЭСТ, больше не спрашивать.
Она начинает подозревать, что эти обследования не избавят ее от ее особенности.
И совсем скоро:
Она следит за мной?
Тот ли она человек, которым я ее себе представляю? Актерство, лицо в объективе, голос на записи, кто и что она, когда нет цифровых средств ее запечатлеть? Что она может сделать? Кто она, когда я не могу ее вспомнить?
После почти шестидесяти страниц заметок записи вдруг трансформировались в какой-то непонятный мне язык. Буквенно-цифровой, знаки и символы, числа и дефисы. Я попыталась с ходу расшифровать его, однако он не поддавался моноалфавитному частотному анализу, а у меня не было ни времени, ни опыта разбить его на что-то более сложное. Почерк оставался ее, но уже пошел шифр, а у меня разболелась голова, и я устала, так что я сфотографировала страницы, вернула тетрадь на место, заново приклеила волосок по краю страниц и снова постаралась заснуть.
На семидесятый день она спросила:
– Вы за мной следите?
– Нет.
– Сегодня на улице я накричала на женщину, которую приняла за вас.
– Прошу прощения. Это была не я.
– Я знаю. Когда я возвращалась другой дорогой, она плакала в телефон, и я запомнила ее лицо.
Я пожала плечами.
– Хочу сказать… если я что-то скажу, по-моему, я сейчас должна заранее извиниться.
– Вы не сказали ничего такого, что меня волнует, – ответила я, а тем же вечером она спросила:
– Вы за мной следите?
А я ответила, что нет, и разговор повторился снова, но на этот раз ей не удалось скрыть, что она напугана.
В тот же вечер я украла книгу по криптографии и, включив свет в ванной, принялась ее изучать, пока она спала.
На семьдесят первый день, сидя одна в интернет-кафе в Бэйвью, я начала писать электронное письмо Луке Эварду. Я пять раз его переписывала, а на шестой попытке удалила черновик и отправилась на пробежку. В тот вечер, когда Байрон проводила одну из проходивших два раза в неделю тайных встреч с группой получавших грошовую зарплату аспирантов-компьютерщиков из Беркли, которые лихорадочно разбивали код «Совершенства» на компоненты, я поймала такси и доехала до стоявшего на холмах городка Сан-Рафаэль, где с двумя сотнями украденных долларов вошла в казино «Китайская бухта». Я считала карты, даже не пытаясь скрываться. Камеры видеонаблюдения следили за мной, но никто ко мне не подошел. Я была новичком, которому везло
сейчас
и теперь
и опять
все прежние модели забыты.
Выиграв пять тысяч долларов, я готовилась отправиться домой, когда заметила Клуб ста шести. От остального казино их отделяла сдвижная стеклянная перегородка, они играли по-крупному в изолированном помещении, где по внутренним сторонам стен стекала чистая вода, а из спрятанного под слоем льда фонтанчика било шампанское. Я было подумала уйти, но нет. Я украла у пьяной женщины мобильный телефон и воспользовалась приглашением, записанным в его памяти в форме пикселей, чтобы проникнуть сквозь двери клуба.
Свет там был холодно-синий, а играли в покер и рулетку. Играли ужасно. Смешные ставки в семь, десять тысяч долларов, а зачем? А затем, что ты того стоишь, крошка, эй, крошка, скажи словечко. Пятнадцать тысяч долларов проиграно на смешной манипуляции картами, хит, сказала она, хотя у нее было семнадцать, а у сдающего вряд ли набралось бы больше пятнадцати, и сдающий сделал хит, а когда у нее забирали деньги, она смеялась, визжала от смеха и сказала:
– Как жаль, что мой бывший этого не видит!
Ко мне подошел мужчина и изрек:
– Вы какая-то грустная.
– Не уверена, что мне нравится смотреть, как швыряются деньгами.
– Это же просто деньги, – ответил он. – Это же просто бумага.
– Это время, – возразила я жестче, чем хотелось. – Это средство купить время. Это стоимость новой койки в больнице, солнечной панели на крыше, это годовая зарплата портного в Дакке, это цена рыбацкой шхуны, стоимость образования, это не деньги. Это то, чем они могли бы стать.
Мужчина уставился на меня, откидывая голову назад, словно птица, уклоняющаяся от потенциального хищника, и он был прекрасен, и он прошел процедуры. Конечно же, прошел, посмотрите на него – харизматичность, уверенность, чувство собственного достоинства и значимости, чувство, достойное похвалы, восхищения и уважения. Тут он сказал:
– Ух ты, как это глубокомысленно.
Сказал, разумеется, совершенно искренне.
– Вы и вправду настоящая, – с придыханием добавил он. – Скажите еще что-нибудь.
Я решила, что в нос ему давать не стоит, и ушла.
Глава 67
Я положила пять тысяч долларов в пластиковый пакет и закопала их на холме под кипарисом неподалеку от Марин-Сити. Понадобятся ли они мне? Я не знала. Никогда не мешает иметь запасной план.
Когда вернулась в квартиру, уже всходило солнце, и Байрон проснулась. Кожа у нее была серая, как утреннее небо, и я засомневалась, а спала ли она вообще. Она быстро встала, открыла рот, потом взяла себя в руки, и пару секунд мы смотрели друг на друга. В правой руке она держала мою фотографию, губы у нее были плотно сжаты.
Я сосчитала с десяти до одного, видимо, она сделала то же самое, после чего спросила:
– Вы вчера за мной следили?
– Нет, – ответила я.
– Я видела… женщин. Женщину. Женщин. Которые, мне показалось…
– Соответствовали моему словесному портрету?