Он говорил о мертвых городах, о песчаной пустыне, поглотившей некогда цветущие оазисы, оживленные долины, о целых государствах, исчезнувших с лица земли. Зал слушал затаив дыхание. Докладчик не жалел красок — изобразил, что ждет в не таком уж далеком будущем их благословенный край. Безводье! Пески! Пустыня! И, наконец, раскрыл проблему переброски сибирских рек во всей ее сложности и масштабности. Лишь разъяснив всю глубину задачи, показав, как катастрофически убывают запасы воды, приступил к оценке работы молодого ученого. Оказалось, труд диссертанта — серьезный вклад в названное выше дело. После такой страстной речи работа Хайдара засверкала, будто драгоценность, с которой смахнули пыль.
Профессор кончил. Весь красный, разгоряченный, промокая большим клетчатым платком пот с лица, шеи, головы, не спеша сошел с трибуны. Он устал, но собою был доволен. Как только сел, несколько человек — Атакузы это приметил издали — пожали ему руку.
Сегодня Атакузы впервые убедился, что этот человек большой ученый, к тому же еще и прекрасный оратор.
Зал оживленно гудел. Один лишь дядя сохранял свою угрюмую позу, сидел согнувшись, вперив взгляд глубоко ввалившихся глаз неведомо куда. Нельзя было понять, понравилось ему выступление старого соперника или нет. Казалось, он даже не видел людей, сидевших в зале, так был озабочен своими, известными одному ему мыслями.
После Вахида Мирабидова выступили официальные оппоненты. Оба поддержали научную работу Хайдара, о нем самом отозвались с похвалой: вдумчивый, многообещающий молодой ученый, прекрасный товарищ и тому подобное. Правда, был момент — Тахира снова прижалась к отцу. Это когда выступал второй оппонент. Невзрачного вида, болезненно бледный, высоким детским голосом сначала похвалил, а потом чувствительно покритиковал, особенно то место диссертации, где говорилось о вторичном использовании сточных вод. Но наконец и эти тягостные минуты остались позади.
Кончили оппоненты, и тут поднялось несколько рук. Атакузы был теперь спокоен. Его жизненный опыт говорил: руки желающих критиковать не поднимаются так быстро, они тянутся нерешительно, робко, после заметных глазу колебаний!
Так и вышло. Говорили и о Хайдаре, и о Вахиде Ми-рабидове, проявившем отеческую заботу о молодом ученом, только хорошее.
Прошло уже около двух часов. В зале стало жарко, люди все чаще поглядывали на часы. Уже третий оратор кончил петь хвалы диссертанту и его руководителю. Поликарпов предложил: «Кто желает еще выступить?» Отовсюду послышались возгласы: «Достаточно! Прекратить прения!»
Именно в эту самую минуту, когда, казалось, все до конца было высказано, дядя, погруженный в свои думы, неожиданно встрепенулся и, будто вспомнив о чем-то неотложном, поднял свою нелепую черную ручищу.
По залу пронесся неодобрительный гул. Был бы новый оратор иным человеком, председатель, скорей всего, согласился бы с мнением зала. Но, видно, из уважения к старому домле Поликарпов пропустил ропот аудитории мимо ушей.
— Вы хотите выступить, Нормурад Шамурадович? Пожалуйста, пройдите на кафедру.
— Нет, нет, лучше здесь. Я только хотел… хотел спросить… — Нормурад Шамурадов суетливо встал со стула. Он, похоже, раскаивался, что попросил слова. Заговорил нерешительно: — Мой вопрос не к диссертанту, а к его руководителю, к уважаемому профессору Вахиду Мирабидову…
Старик перебирал в руках какие-то бумаги и старался не смотреть в зал, точно боялся встретиться глазами с Атакузы.
— Я хочу сказать, работа диссертанта неплохая… Он молод, его надо, разумеется, поддержать. Но у меня вопрос к почтенному коллеге…
— Пожалуйста, пожалуйста, — подбодрил Поликарпов.
— Один из основных выводов научной работы — это возможность повторного использования сточных вод для полива при концентрации солей в них до пяти граммов. Так я понял?
— Именно! Да, да!
— А каким будет воздействие этой воды на почву при такой высокой концентрации солей?
Мирабидов состроил насмешливую гримасу, громко спросил:
— А вообще-то вы читали диссертацию?
— Читал ли я? — глядя в сторону, с улыбкой переспросил домла. — Я не ослышался?
Тут его повеселевший взгляд встретился со взглядом Атакузы. Раис вздрогнул, торопливо отвел глаза в сторону. В этот миг услышал сзади чей-то ехидно-радостный смешок: «Ну, поехали, сейчас начнется представление!»
— Ведь выводы молодого ученого не из воздуха взяты, они основаны на балансовых расчетах. Взгляните — таблицы висят перед вами на доске!
— Да, да, висят, висят… — кивая, подтвердил старик. — Но дело в том, говорю… диссертант еще молод, жизненного опыта у него нет, а вы, вы же ученый, доктор наук…
— Иными словами, вы сомневаетесь в этих расчетах, не верите, что молодым ученым проведены достаточные исследования? — Вахид Мирабидов угрожающе повысил голос. И странное дело, угроза подействовала совсем не так, как ожидал Атакузы.
Старик вдруг распрямил костлявую спину, резко повернул к Мирабидову большую лысую голову, мрачно сдвинул брови.
— Дело не в моих сомнениях. В этих расчетах, в этих диаграммах учтено все, кроме одного…
— А именно?
— А именно вот что: мы привыкли смотреть на почву как на неживое тело, индифферентное к любому насилию. А между тем почва — живой организм. Как мы с вами, дорогой доктор, и так же, как в нашем теле, в почве идут сложнейшие физико-химические и биологические процессы. Вы это и сами знаете… И насилие с нашей стороны в любой форме, в том числе и увеличение дозы минеральных солей…
— Да о каком насилии идет речь! — крикнул Вахид Мирабидов. Он побагровел, вскочил с места. — Я утверждаю со всею ответственностью! Я утверждаю! Все расчеты основаны на трехлетних опытах, которые были проведены в лучших хозяйствах республики. А что касается состояния микроорганизмов при повышенной концентрации минеральных солей — эта сторона тоже исследована всеми доступными нам методами…
— Доступными методами? Я вижу…
— Я тоже вижу! Вижу, вы стараетесь ревизовать методы инженерного расчета! — повысил голос Вахид Мирабидов. — А ведь вам, как ученому, известно, что ту идеальную картину биологических процессов, которую вы хотите получить здесь на доске, не даст сегодня и кибернетическая машина…
— Но разве вам не известно, что есть новейшие методы исследования — методы, основанные на теории физико-химической гидродинамики?..
— Я утверждаю, что метод инженерного расчета, примененный молодым ученым…
— Я говорю не о молодом ученом! Речь о вас идет, почтенный. Это вы учите его скользить по верхам. Большие проблемы, требующие всестороннего изучения, вы подчиняете утилитарным задачам дня! Это не его — ваш метод, — отрезал домла. — Я прочитал вашу книгу о проблемах переброски сибирских рек…
— Мою книгу прошу не трогать! — взвизгнул Вахид Мирабидов. Он снова, как ужаленный, вскочил с места. — Ваше всестороннее изучение не что иное, как перестраховка! А что станет хотя бы с Аралом, пока подобные вам мужи будут заниматься «всесторонним изучением»? Вы можете это сказать?
— Вот именно! — пророкотал домла Шамурадов. — Нет сомнения, огромные массы сточных вод ежегодно накапливаются во всех коллекторах и дренажных сетях Средней Азии. Так почему бы не направить их в Аральское море? Оно, глядишь, и продержится еще лет двадцать. Решение просится в руки! А за это время можно создать и научно обоснованные, оптимальные варианты переброски сибирских рек… Вот за что бороться следует — за целенаправленный слив засоленных вод в Аральское море…
Дребезжание колокольчика Артема Прохоровича остановило могучий рокот старика.
— Простите, Нормурад Шамурадович, но мы, думается, немножко отвлеклись.
— Да, да, отвлеклись, отвлеклись. Прошу прощения… — старик вдруг мелко затряс головой и, стушевавшись, сел на место.
Поликарпов повернулся к Вахиду Мирабидову:
— Вы что-то хотите сказать? Только если по существу…
— Постараюсь, — Вахид Мирабидов, сердито чеканя шаг, поднялся на трибуну. Он готов к ответному удару — было написано на его лице.
Шум и смятение в зале постепенно улеглись, снова воцарилась чуткая настороженная тишина. Атакузы ощутил на своем колене горячую трепетную руку дочери, осторожно погладил ее. Он не смотрел ни на дядю, ни на поднятую с вызовом багровую голову Вахида Мирабидова. Неотрывно глядел на сына, страдал за него. Как он сник, присмирел! И в голове Атакузы вихрилась, металась одна-единственная мысль: «Ну, дорогой дядя! Спасибо вам, удружили! Тысячу раз спасибо!»
— Уважаемые члены ученого совета… — Вахид Мирабидов отпил глоток воды и скорбно посмотрел в зал. — Наши споры с уважаемым- Нормурадом Шамурадовичем, как вам известно, не новы. Это очень давние, принципиальные споры. Допускаю, я в своих работах не всегда, может быть, прав. Безгрешен лишь аллах, так говорили в старину. Но одного не могу понять. Как это можно, ради того только, чтобы досадить своему, скажем так, давнему оппоненту, безжалостно зачеркнуть многолетние поиски талантливого, я произношу это слово со всей ответственностью, безусловно талантливого молодого ученого?..
При словах «безжалостно зачеркнуть» дядя резко и воинственно вскинул голову. Атакузы теперь с горечью наблюдал за ним, но тихий всхлип дочери отвлек его внимание. Тахира глотала слезы, кусала губы — старалась подавить рыдание. И Латофат низко склонила голову, ее тонкие пальчики нервно рвали алые лепестки огромного цветка. Атакузы потянулся было обнять дочь, успокоить, и вдруг сзади снова хлестнул все тот же смешок:
— Пошла проповедь о человеколюбии, хе-хе!..
Атакузы, словно от неожиданного укола, резко повернулся к насмешнику.
— Зарубите себе на носу, дорогой! Человек должен быть прежде всего человеком, а потом уже ученым. Вы поняли меня? — Атакузы встал, стукнул откидной доской и сразу понял: не надо бы так — все головы повернулись к нему. Но теперь уже поздно, не исправишь. Провожаемый десятками взглядов, твердо стуча подковками сапог, Атакузы пошел к выходу.