— Мне пора! — сказал знаменосец и поднял знамя на плечо.
— Прощай!
— Прощай, — почти шепотом ответил Володя Бубенец.
Незнакомый паренек зашагал по заснеженному городу. А Володя смотрел ему вслед. Вот знаменосца уже не стало видно. Он будто растаял в белых прядях метели. И только знамя еще трепетало, билось на ветру, алое, неостывающее. И, казалось, снежинки, касаясь его огненного крыла, таяли.
«Если знамя, прошедшее такой трудный путь, вернулось в свою дружину, то неужели мое знамя не найдется!»
Так думал Володя, но маленькая искра надежды светила ему очень слабо. Встреча с незнакомым знаменосцем снова пробудила в нем тревогу о знамени.
Плохи твои дела, Бубенчик, знаменосец без знамени.
Где искать тебе утешения? Кто придет тебе на помощь? Товарищи? Но что могут они сделать, если знамени нет?.. Если бы знамя у него отняли чужие мальчишки, он не задумываясь бы полез в драку. Если бы знамя очутилось в воде — бросился бы в воду. Если бы случился пожар… И Володя вспомнил о подвиге тамбовского пионера Володи Кутышова.
Где пожар?
За рекой
Загорелось
Здание.
Нет воды под рукой.
Если б знать заранее!..
Вот огонь замелькал,
А вода на донышке.
Вот пожар пересчитал
В школьном доме ребрышки.
Свищет он, как буран.
Окна в черной копоти.
Знамя,
Горн,
Барабан
В пионерской комнате.
Знамя!
Шелку его
Не чернеть же в пламени.
Ведь отряд без него,
Словно полк
Без знамени.
Кто там хочет с огнем
Силами помериться?
Красный галстук на нем.
Нет, глазам не верится!
Стой, товарищ пионер,
Ведь пожар не тушится.
Может крыша, например,
На тебя обрушиться.
Может едким дымом грудь
Захлестнуть отчаянно.
Может пламя полоснуть
По глазам нечаянно…
Но в огне и дыму
Он не слышит доводов.
Он скрывается в дому
Без особых проводов.
Просто так —
Прижал ладонь,
Чтоб глаза не выело.
Просто так —
Нырнул в огонь.
Не видали вы его?
Ждут ребята,
А в окне
Жар не истощается.
Может, мальчик в огне
С жизнью распрощается?
Может, кинуться за ним
В дом, где пламя пенится,
Всем отрядом
За одним,
За бесстрашным ленинцем?
…У него в глазах туман.
Веки опаленные.
Знамя,
Горн,
Барабан,
Руки обожженные.
Воду пьет,
Течет вода
В складки шелка красного,
«Не беда!
Ерунда!
Ничего опасного!»
Знамя алое при нем
(Это видел тоже я),
Опаленное огнем,
На него похожее.
И стоит оно в строю,
Дымом перевитое,
Словно только что в бою
Пулями пробитое.
Дядя Митя, как большинство москвичей, был человеком чрезвычайно занятым. Каждый раз, затемно возвращаясь с работы, он испытывал перед своим племянником чувство неловкости: вот пригласил к себе в гости человека, а сам бросаешь его на целый день.
— В воскресенье, — говорил он, и глаза его оживлялись, — мы с тобой исходим всю Москву. Везде побываем. Готовь силы!
И вот наступило воскресенье!
Впервые в маленькой комнате дяди Мити не зазвенел будильник, словно он уснул на своем посту.
Спал будильник. Спал дядя Митя. Не спал Володя. Он лежал с открытыми глазами и терпеливо ждал пробуждения дяди.
Наконец дядя Митя открыл глаза. Он потянулся, покосился на часы и сам себе скомандовал привычное: «Подъем!»
Володя только и ждал этой команды, он тут же соскользнул с сундука, на котором дядя Митя соорудил ему постель, и, прыгая то на одной, то на другой ноге, стал натягивать брюки. Несмотря на воскресный день, дядя Митя не стал залеживаться в постели и тоже оделся быстро. Он долгое время был военным и привык к порядку.
Дядя Митя предвкушал, как удивит он племянника достопримечательностями столицы. Но только он привез Володю к зданию университета, как тот воскликнул:
— А я здесь уже два раза был!
Вот так удивил!
Дядя Митя устремился со своим гостем на огромный стадион в Лужники. Но едва они вошли в ворота стадиона, как выяснилось, что приезжий Володя ориентируется здесь лучше, чем москвич дядя Митя.
— Ко Дворцу спорта надо идти правее! — говорил Володя.
Дядя Митя был разочарован. А мальчик лукаво поглядывал на него и улыбался.
После обеда было решено продолжить путешествие.
Теперь, когда дядя Митя понял, что самыми известными местами столицы племянника не удивишь, он призадумался. Ведь получалось, что не он показывает Володе Москву, а Володя водит его по родному городу.
После обеда дядя Митя с некоторой опаской (вдруг он и там уже побывал?!) спросил племянника:
— Хочешь, поедем в музей Советской Армии?
На этот раз дяде Мите повезло: Володя там не был.
В музее было тихо. Все говорили вполголоса, словно боялись потревожить покой старого оружия, которое попало сюда из горнила войны. Казалось, что вороненые автоматы, пистолеты, ножи еще хранили тепло рук воинов. И, хотя оружие не сверкало, как на параде, а напротив, порой было ржавым, с вмятинами, оно приобрело особую цену. Самый простой, поржавевший от времени солдатский штык был здесь дороже штыка, откованного из чистого золота.
В музее дядя Митя очень коротко тихим голосом отвечал на все Володины вопросы, словно спешил скорее вернуться к своим мыслям и воспоминаниям. Старый воин, он понимал безмолвный, но красноречивый язык оружия.
Так, переходя из зала в зал, племянник и дядя подошли к стене, на которой висели знамена войны.
Одно из них сразу приковало к себе внимание Володи. Красное полотнище, как в часы безветрия, свисало с древка. Алый шелк, выгоревший на солнце, весь был изрешечен.
— Это следы от пуль, — коротко сказал дядя.
Володя тихонько приподнял полотнище и прочел: «629 стрелковый Ордена Суворова полк».
Дядя Митя сказал:
— Сосчитай пробоины.
— Зачем? — спросил мальчик.
— А затем, — сказал дядя Митя тихим голосом, — что под огнем знамя все время было в руках знаменосцев. И все пули, пробившие шелк, пролетали над их головами. Некоторые пули попадали не в знамя, а в того, кто нес его под ураганным огнем.
Володя удивленно посмотрел на дядю Митю, потом приподнялся на цыпочки и начал считать. И, пока он считал, дядя Митя внимательно следил за ним, будто боялся, как бы племянник не забыл сосчитать даже самой маленькой дырочки. Пулевых пробоин оказалось 126.
Володя закончил счет и повернулся к дяде.
— А вы откуда знаете про это знамя? — спросил он, догадываясь, что дядя Митя имел какое-то отношение к знамени.
А дядя Митя не спешил с ответом, словно, прежде чем дать ответ, хотел что-то припомнить.
— 9 февраля 1944 года, — сказал дядя Митя, — полк вел бой за деревню Паново. Мы были окружены врагами. Штаб полка находился в боевых порядках. Знамя было в руках солдата Морозова. Он нес его впереди наступающих цепей. Уже несколько десятков пуль пробили полотнище, а он все шел и шел. Одна из пуль убила знаменосца. Тогда знамя взял боец… — Дядя Митя сделал паузу, словно хотел вспомнить имя бойца. — Знамя взял боец Берестов. Но и ему было суждено встретить смерть со знаменем в руках. И тогда, — дядя Митя вздохнул, — тогда знамя взял я. Но меня тоже ранило. И тогда знамя подхватил…
Дядя Митя замолчал, словно прервал свой рассказ для того, чтобы вспомнить имя воина, принявшего знамя из его рук. Но это имя ему так и не удалось вспомнить.
— Дядя Митя, значит, вы были знаменосцем? — спросил Володя.
— Выходит, был. Ведь знаменосцем становится тот, кто принимает знамя у павшего товарища.
Дядя Митя замолчал.
— Совершенно верно!
Эти слова были произнесены незнакомым человеком в военной форме. Он стоял за спиной Володи и дяди Мити и невольно оказался свидетелем их разговора.
— Совершенно верно, — повторил незнакомец, — меня тоже никто не назначал знаменосцем. А в бою получилось так, что мне пришлось взять в руки знамя.
И незнакомец кивнул головой на знамя, висевшее рядом со знаменем дяди Митиного 629-го стрелкового Ордена Суворова полка.
Володя посмотрел на знамя и от удивления даже отступил на шаг. На знамени было написано золотом: «Смена смене идет!»
Дело в том, что не только человек неожиданно может стать знаменосцем полка, но и любое знамя, если нужно, может стать боевым. Может очутиться в бою и пионерское знамя. Вот так знамени дружины школы № 4 города Актарска довелось временно быть знаменем полка.
В тревожном 1941 году в помещении школы в далеком приволжском городке Актарске формировалась новая артиллерийская часть. Днем и ночью обучались молодые артиллеристы. Им не терпелось поскорее попасть на фронт, помочь Родине в трудный час. Но когда солдаты освоили наконец боевую технику и были готовы вступить в бой, то оказалось, что у части нет своего знамени. А разве часть без знамени может считаться полноценной частью?! И вот решено было обратиться к своим шефам — пионерам четвертой средней школы — с просьбой дать полку на время свое знамя. Некоторые бойцы стали было возражать: как это мы, воины, будем воевать под детским знаменем, не подходит оно нам. Но комиссар полка ответил им так: