Достоевский говорил об одной-единственной слезинке ребёнка. Слезы, пот и кровь наших женщин, мужчин и детей льются потоками – по всему миру- вот уже больше десятилетия. А виновники этого тем временем получают от своих хозяев очередные Нобелевские премии…
…Конторка-времянка мясокомбината в североирландском пограничном городке.
Мычание живых ещё коров и резкий запах гниющего на костях мяса – отбросов, расклевываемых во дворе воронами, – вызывают с трудом сдерживаемую тошноту. Рядом со мной сидит рабочий-украинец в окровавленном фартуке с грустными глазами – и одетая с иголочки по последней моде бойкая девица, лет на 10 моложе его: Вика – представительница "престижного" (как подобные люди любят сами себя величать) агентства, вербующего украинцев на загранработы, живет ныне не дома, а в Англии. Время от времени приезжает проверять, как себя чувствуют (а больше того – как себя ведут!) "наемники".
– Ну как, Василь, у Вас все в порядке? – бодрым, не допускающим возражения тоном, спрашивает она. Ни дать, ни взять мой бывший голландский менеджер из «МакДональдса», учивший меня широко улыбаться!
– Нет. Дома неприятности…- вздыхает Василь. – Мы только-только поженились перед отъездом. я вот здесь зарабатываю, а жинка подалась в Польшу, устроилась на фабрику, только нелегально. И ей там чуть не оторвало два пальца. Сейчас в больнице. Страховки, конечно, у неё никакой: ведь нелегально работала. А счёт уже в 500 долларов набежал. Вот я здесь ей на больницу работаю. Очень боюсь, что пальцы ампутируют.
– Но ведь здесь все равно лучше, чем на Украине, правда? – не дослушав, перебивает его Вика. И доверительно шепчет мне:
– Вы не представляете, какие у нас тут бывают проблемы. Например, недавно привезли мы сюда одну девочку на сборку грибов, заплатили ей за билет и за все остальное, а оказалось, что у неё – лейкемия! Представляете? – таким тоном, чтобы у меня не оставалось ни малейших сомнений, что лейкемия- это действительно ИХ проблема, а не бедной больной украинской девушки, влезшей по уши в долги, чтобы приехать сюда на работу…
А когда мы оказываемся одни, Василь рассказывает мне:
– Отбирали только тех, кто моложе 30. У нас прекрасные были мастера своего дела, мужики лет по 35-40 – так их сразу забраковали. Условия у нас такие: чуть что – сразу штраф: на работу не вышел – штраф, подписал контракт, но не приехал – штраф… А каких денег стоило этого контракта добиться!…
– Хотите остаться здесь?
– Нет, не хочу. К жинке хочу, только негде нам пока жить. Денег нету, чтобы дом построить…
– А Вы заметили, что здешние взрослые сами укутываются как следует, а детей в школу посылают в январе с голыми коленками? – спрашивает меня другой украинец,Петро. – Чего это они так?
Я заметила. Но, честно говоря, определенного объяснения этому у меня нет.
Остальные начинают говорить со мной по-украински (большинство – из западных областей Украины), и я все понимаю и перевожу на английский прямо с украинского, хотя и могу ответить им только по-русски. Небольшая запинка возникает у нас только по поводу календарных месяцев: ни я, ни они не помнят точного соответствия их на языках друг друга.
– Ну, второй месяц лета! – поясняют они, видя, что я их не понимаю.
Большинство из приехавших сюда украинцев никогда не бывали до этого за границей. Возможно, и не захотели бы ехать – если бы не приперло к стенке тяжелое экономическое положение дома. Они не скрывают причин отъезда.
– Никогда не думал, что здесь окажусь,- говорит Петро. – Дома рабочим был… сейчас все заводы у нас стоят, такое творится! Ужас! Я в своё время на доске почета 3 раза висел. Жинка главным экономистом на заводе работает, а получает такие гроши, что даже на хлеб с водой не хватит… Хлебнули мы капитализма!- он нарочито заставляет себя смеяться. -Мы тут с ребятами говорим: пока у нас этот президент будет, не будет в жизни толку…
– О нас здесь ничего не знают. Где Украина, не знают, – вторит ему Володимир.-Пошли один раз в бар – нам говорят;”Вы откуда?” Мы говорим: “Украинцы”. “А это где?” Мы уж пытались-пытались им объяснить – не понимают. Чему их тут только в школах учат, Вы не знаете? У них что, географию не проходят вообще? Мы тогда уж говорим: “Чернобыль” – это они тут все знают! Как сразу все рванули от нас – весь бар для нас освободили!
Они приходят – на интервью за получением налогового номера -, один за другим, здоровые, высокие, сильные. От них пахнет табаком и ещё чем- то непонятным – так, как пахнет только от наших людей, недавно приехавших из дома. Я на секунодочку закрываю глаза – и мне кажется, что я вижу перед собой свою родную улицу в апреле, когда тает снег, и из-под него начинает показываться первая земля… Весной пахнет, вот чем!
Мужики тоскуют по оставленным на Украине семьям: женам, детям, а некоторые – даже и внукам. У всех – на редкость прочные семьи; многие женаты по много лет, среди них нет ни одного разведенного, и все, как один, помнят точную дату своего бракосочетания. Вопреки ходящим на Западе мифам о том, что все у нас поголовно разводятся, и что наши мужчины – монстры-алкоголики, избивающие своих жен в качестве хобби.
Каково это – в таком возрасте срываться с насиженного места, покидать дом и начинать похожую на студенческую (по 6 человек в одном доме! ) жизнь, да ещё ни слова не говоря на местном языке?
Все единодушны; никто не хочет оставаться тут на всю жизнь. Кроме одного молодого парня, но и у него – вот беда-то! – жена ни в какую не соглашается эмигрировать насовсем. Игорь жалуется мне на неё:
– Посмотреть, в гости, я бы приехала, говорит она мне, а насовсем – ни-ни, даже и не мечтай! Я ей говорю: дура, сейчас же нам легче ехать, у нас ещё ни квартиры своей нет, ничего! Когда осядем, хуже буде… А она уперлась – ни-ни…
На жизнь они жаловаться не хотят.
– Нам ещё повезло! Отбор знаете какой был строгий?
Правда, агенство, которое их сюда пристроило, конечно же, обещало золотые горы:
– Нам сказали, что и жилье, и транспорт будут за счёт работодателя. И что получать мы в час будем больше, чем. мы сейчас получаем. А сюда приехали – у нас и за квартиру вычитают, и за автобус, и за газ, и за свет, и за солярку… И жаловаться бесполезно: мы попробовали было, а нам говорят наши, киевские: “Недольны? Да уезжайте! На ваши места уже знаете какая очередь стоит?”
– Люди тут нам завидуют – когда мы говорим, сколько у нас сигареты стоят. А они ж не понимают, что и зарплаты у нас – такие, что на них много не купишь.. Я тут одному показал видео семейное, свадьбу сына засняли; он как посмотрел на наше застолье – и говорит: “Если у вас на Украине все так живут, то и я хочу!” А мы ж с той свадьбой в такие дoлги влезли…
– Скучновато здесь вот только. Пойти некуда. В бары – нам скучно. Неинтересно. По телевизoру нечего смотреть. У меня дома на Украине – кабельное; я итальянский футбол смотрю. А здесь даже и по кабельному ничего не показывают, кроме английского. Ну, футбол там – но только местный! --, гольф да крикет... Тоска зеленая! А в новостях тоже ничего про другие страны вообще нет. Не то, что у нас – про весь мир! Поэтому они и не знают ничего,- заключает Петро. И неожиданно спрашивает меня, как ни за что в жизни не спросил бы ни один англичанин:
– Вы не расскажете поподробнее, как там, с Ираком? Что Совет Безопасности? А наши как, против?
Я рассказываю ему – а сама начинаю внутренне гордиться: вот какие у нас рабочие, все знают, и все их интересует, а не только что пожрать, что купить и где выпить! Впрочем, сами они себя явно недооценивают…
– Тут к нам хорошо относятся. Ценят нас. Во-первых, мы не как местные: местные – вечером в бар, наутро голова заболела, они на работу и не выходят. А мы больные – не больные – все каждый день на рабочем месте (нам же ведь по часам платят! Мы ещё и после работы стараемся остаться!) Ну, а во-вторых, нам же платят меньше… А от нас – такая польза! Местные – ножи тупые, они разозлились, встали, покидали ножи и говорят: “Не будем работать, пока их нам не поточат!” А заменить-то ведь их некем… А мы – работаем, тупые, не тупые…”, – говорит Сергий, вытирая руки об фартук, из-под которого торчит другой – железный, как средневековая кольчуга.
– Конечно, таких будут ценить…, – вздыхаю я.
Для этого их сюда и привезли. Именно для этого британское правительство и разрешилоо – в отличие от большинства других европейских стран – приезжать в Британию на работу гражданам стран, которые вступят в Евросоюз в 2004 году сразу же, а не стало ждать ещё два года. Чтобы вкалывали за гроши – и не жаловались. А там, глядишь, можно будет снизить зарплату и местным… Под угрозой, что иначе на их места наберут “новых европейцев” – не брезгливых. Украинцы даже под эту категорию не подпадают. Они вообще – “не европейцы”, “не белые”. У них ещё меньше прав…
На моих глазах разворачивается сценка: одному из украинских рабочих медсестра пытается мерять давление, а он – боясь, что его отстранят от работы по соображениям мер безопасности – всячески отбрыкивается и объясняет, что повышенное давление у них в семье – наследственное, и что он прекрасно себя чувствует безо всяких докторов… Ведь за больничный ему платить не будут. А вдруг ещё и вообще домой пошлют?
Многие рассказывают, во сколько им обошлось сюда приехать. Большинство позанимало по знакомым и родным от 2000 до 3000 долларов… Нельзя вернуться домой, не отдав эти деньги.
Я выхожу на улицу. Вокруг меня – смрадный “аромат” сырого мяса. И неожиданно где-то за углом, в загоне, жалобно мычит корова. Она чувствует, что пришёл её последний день. Я никогда не была вегетарианцем, но при этом жалобном звуке у меня вдруг захватывает сердце. Кто дал нам право распоряжаться жизнями других живых существ по своему усмотрению, как если бы они принадлeжали нам? Кто дал право Западу распоряжаться жизнями наших соотечественников – и других “небелых” людей со всех концов мира, как если бы перед ним был какой-то неживой “источник сырья”?