аниях и не склонные даже пытаться понять переживания и мысли окружающих. Киран был первым в моей жизни мужчиной, с которым я могла просто быть сама собой -и это наполняло меня приятным удивлением.
Боже упаси, я не хотела его «арканить» или на себе женить. Зачем? Что бы я с ним делала в этом качестве? И поэтому я долго ему ничего не говорила. А когда сказала – Киран отреагировал на случившееся так, словно оно было делом вполне естественным и словно он этого чуть ли и не ожидал.
Я потихоньку готовилась поделиться своим радостным известием с Кристофом, понятия не имея о том, что мое рабочее место намереваются сократить. Впрочем, не только мое – не успели еще появиться на свет мои ребята, а наша контора, которую с такими фанфарами открывали всего пару лет назад, трубя о том, что наша фирма создаст в ближайшие три года сколько-то сотен рабочих мест в Белфасте, вылетела в трубу. Всего через 8 месяцев те из моих коллег, кто втихомолку подсмеивался, когда меня сокращали, оказались в совершенно аналогичном положении…
Явление типичное для экономической модели «Кельтского Тигра», которую так усиленно пытаются копировать на ирландском Севере. Одна из крупнейших американских фирм в Дублине – та самая, в которую когда-то ездил в командировку Сонни и которая располагалась там уже много лет, – в один прекрасныи день подхватилась, выбросила на улицу 800 своих работников, распродала свои старые компьютеры и мебель – и испарилась за горизонтом. А что станет с ирландцами, когда все эти «инвесторы» потянутся туда же, как перелетные птицы? Будут сидеть на скалах и выращивать овец и картошку? Они уже и сейчас почти забыли, как это делается.
Когда я поняла, что меня сокращают (а поняла я это сразу, как только Кристоф завел речь о том, что это может нечаянно так случиться, и что нам надо подготовить аргументы для того, чтобы этого избежать – после чего сию радостную весть он лично сообщил всем до последнего нашим сотрудникам! Разве бы он стал это делать, если бы дело не было уже решенным? И почему они всех считают за идиотов?), я сразу же ушла на больничный. Зачем еще мучаться, портить нервы, унижаться, уламывать кого-то, чтобы тебя оставили, хотя бы даже с понижением, пытаться что-то доказать, а главное – дарить свой труд чужому дяде, который уже постановил для себя списать тебя в утиль? Пусть-ка лучше наша шведская красавица потянет на себе не только свою, но и мою лямку, раз уж она на нее так позарилась. Надо же ей к этому будет привыкать.
Я не отвечала на телефонные звонки, только посылала им справки от врача. А сама тем временем старалась урегулировать все, на что у меня обычно никогда не было времени. Например, сдать экзамен на водительские права.
На дворе не было никакого экономического кризиса, прибыль фирмы росла как грибы после слепого дождя, я только что успешно прошла аттестацию, и мне повысили зарплату – и вот, на тебе… Стоит ли после этого вообще стараться хорошо выполнять свои служебные обязанности?
Мне было очень обидно, жалко потраченных впустую за последние годы сил и времени -к этой работе я относилась с душой, забыв, в какого рода обществе я теперь функционирую. Вкладывать душу в благополучие неведомых тебе акционеров и зарабатывать на загарный крем для мистера Беннетта – это по меньшей степени наивно.
Тот год стал в моей жизни достаточно наполненным потрясениями. Нелепое объяснение с Ойшином, положившее конец моим надеждам и мечтаниям, еще более нелепая ситуация, в которой я забеременела, свалившееся как снег на голову сокращение на работе – в самый неподходящий для того момент, потому что кто бы взял меня на новую должность в «интересном» положении, страх перед тем, как теперь выживать в финансовом отношении… Как и 6 лет назад, непрекращающиеся испытания вдруг пошли на приступ моей одинокой крепости непрерывными волнами, и оставалось лишь только гадать, какое именно из них станет девятым валом.
В довершение всего оказалось, что Сонни с родителями хотят приехать к нам в Ирландию на Лизин десятый день рождения. А Лиза все еще была с мамой в России…
Доказать что-либо моей маме, когда она что-то решила делать или наоборот не делать – задача почти безнадежная. Все твои самые веские аргументы она отфутболивает прочь с очаровательной улыбкой. А если улыбка не помогает, начинает на тебя кричать.
Как ни пыталась я объяснить ей, что Сонни обязательно надо увидеться с Лизой – ведь он не видел ее уже 6 лет и вообще ни разу еще не видел ее в таком состоянии, в котором она теперь пребывает, а он в конце концов тоже человек и тоже ее любит и скучал по ней все это время, вне зависимости от того, что это он заварил всю кашу в результате которой с Лизой случилось то, что случилось, – мама только отмахивалась:
– Подумаешь!… Переживет!
И это несмотря на то, что он был ее любимым зятем, что его фото по-прежнему висело в ее квартире на стенке на самом видном месте, и что это у меня был невозможный характер, а Сонни был чуть ли не ангелом во плоти, которого было очень жалко.
А оказалось, что мне-то его намного жальче, чем ей. Дело было просто в том, что маме не хотелось прерывать свое пребывание на Родине и возвращаться в Ирландию летом. Конечно, перед такой проблемой меркли все другие… Подумаешь, какие-то там отцовские чувства! Да и материнские тоже, если уж на то пошло.
И тогда я разозлилась. Хватит уже вить из меня веревки. Если бы я только в свое время не послушала ее, что мне «будет лучше в Голландии» и не вернулась к Сонни, Лиза сейчас была бы здоровой…
– Я сама приеду за ней, а ты сиди пока дома с бабушками, – сказала я, – Заодно хоть немного от нее отдохнешь. Бабушки все-таки у нас полегче, чем Лиза.
– А как же ты на работу будешь ходить?
Я не хотела ничего ей говорить про назревавшее у меня на работе. Или тем более про беременность. Вот уж когда поднимется крик!
– Отпуск возьму, – сказала я. – Все, я уже купила билет…
***
Встреча с Сонни была для меня пострашнее, чем поехать в Голландию по местам боевой славы. По какой-то неведомой мне причине я продолжала бояться его – нет, не на расстоянии, а когда встречалась с ним лицом к лицу. Возможно, потому что он упорно не понимал меня, когда мы разговаривали, и мы говорили как бы о совершенно разных вещах.
Тогда в мужеубежище, когда я выклянчивала у социальных работниц что-нибудь почитать, чем так поразила их, потому что никто из обитательниц дома этого не делал, они принесли мне среди прочего книжку, в которой рассказывалось о том, почему многих женщин так притягивает к подобным Сонни внешне мужественным типам. Согласно этой книжке, такие женщины стремятся как можно скорее покинуть родной дом из-за родительского контроля, а встретив «сурового мачо» и видя, как он гоняет окружающих и в хвост и в гриву, они пленяются этим и думают: «Этот человек будет меня защищать от окружающего мира!»- не понимая, что через некоторое время он будет точно так же и в хвост, и в гриву гонять и их самих…
В этом было определенное рациональное зерно: в Сонни меня действительно поначалу привлекло то, что с ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Я тогда еще не предполагала, что это окажется правдой не в переносном смысле, а в буквальном!
Но вот с причиной, побуждающей связать свою жизнь с подобным типом, которая называлась в этой книжке, я была решительно не согласна. Я всю жизнь была уверена, что у нас с мамой замечательные отношения, и что мне вовсе незачем было от нее убегать. И только теперь, спустя 6 лет после развода, я впервые начала подозревать, что определенная доля правды была и в этом… Просто мама была настолько сильной личностью, что сама того не подозревая, могла бы в бараний рог свернуть любого. А мне, как и любому человеку, хотелось совершать в жизни поступки по собственному выбору – пусть даже я иногда и ошибалась. Будучи человеком от природы не очень уверенным в себе, я вместо этого перешла под крылышко нового «защитника». А этого-то как раз и не надо мне было делать…
О многом я передумала в ночь перед его приездом. Но больше всего вспоминалось мне почему-то как я потеряла обручальное кольцо – в туалете на автовокзале имени королевы Виктории в Лондоне, когда мы возвращались с Сонни из Дублина. Любой восточный человек скажет вам, что в этом был глубокий символизм. Наш брак был с самого начала обречен. Но разве снимает это с нас ответственность за всю ту боль, что мы с ним за эти годы причинили друг другу? А больше всего – за то, что случилось с Лизой?…
…Киран предложил быть в этот день со мной рядом – для моральной поддержки. Это было благородно с его стороны, но, зная Сонни, я была уверена, что лучше этого не делать. Не будите спящую собаку…
Встеречать Сонни в аэропорту не понадобилось – он взял такси и с ветерком довез своих родителей до нашего городка. И то хорошо.
Когда они показались на пороге нашего дома, признаюсь, у меня засосало на секунду под ложечкой от того самого, вышеописанного страха. Но он почти сразу прошел.
Когда я видела его в последний раз – в голландском суде, во время развода, когда больная Лиза уже была у нас с мамой дома, а я специально вернулась в Голландию на суд (на развод, кстати, подала я, а не Сонни!)- моей первой мыслью при виде его было: «Посмотрите, какой же он красивый!» Я даже сказала об этом своему адвокату. Я, наверно, все-таки все еще любила его тогда. Она только рассмеялась – видимо, не разделила моего восторга. А после заседания, послушав краткие, раздраженные Соннины реплики сквозь зубы, вынесла свой вердикт:
– Он просто не на той женился. Ему нужно что-нибудь попроще. Парикмахерша какая-нибудь, например. А насчет того, что ты увезла девочку… Ну, извините, когда человек вступает в брак с иностранцем – это один из факторов, который он должен учитывать. Что в один день такое может случиться. Не жить же тебе теперь всю жизнь там, где он захочет – только из-за этого.
И сейчас, через 6 лет, честно говоря, я ожидала от себя какой угодно реакции, даже того, что во мне проснется что-то из былых чувств к моему бывшему супругу, – только не того, что произошло. Я взглянула на почти не изменившегося, лишь самую малость пополневшего Сонни – и неожиданно ощутила прилив теплых родственных чувств, словно передо мной оказался давно без вести пропавший брат.