анский военный корабль… Герой фильма «Не бойся, я с тобой!» сказал бы о таком: «Какая интересная у людей жизнь!» Но не такой «интересной» она оказалась для оставшихся без работы на целых полгода местных жителей…
…С утра я обошла весь остров, пока не стало еще невыносимо жарко. В 6 утра начинался отлив, и вода уходила из лагуны с такой скоростью, что к половине седьмого ее оставалось уже только по колено. Выступающие в лагуну на деревянном помосте «водные виллы» выходили окнами на запад, а с востока, где находился пляж с прозрачно-белым песком с обломками кораллов, остров прикрывали всего лишь несколько старомодных (и более дешевых) «пляжных вилл», а в гуще пальм в центре островка прятались электрический генератор на дизеле, всякие подсобки и двухэтажное, похожее на коробку здание, в котором жил обслуживающий персонал. Кажется, у них не было даже кондиционеров.
Вокруг здания на веревках были развешаны для сушки выстиранные вещи, преимущественно мужские. Но, к своему удивлению, я заметила и местных женщин: в этот ранний час они подметали песчаные дорожки острова и убирали упавшие листья. Скромно одетые, в наглухо застегнутых (и очень красивых!) традиционных платьях до пят, некоторые – в головных платках, они занимались подметанием удивительно грациозно и явно стеснялись здороваться, но, видимо, их научили, что этого от них ожидают западные туристы. Итак, путеводитель устарел: хотя убирать комнаты туристов на Мальдивах по-прежнему остается мужским занятием, здешние женшины, оказывается, тоже вынуждены теперь работать на курортах, – чтобы прокормить семью. «Прогресс» глобализации…
Я заметила Хуссни, которыи резво бежал с нагруженной моющими растворами, шваброй и чистым постельным бельем тачкой по деревянному настилу в сторону «вилл», и поздоровалась.
– У вас так рано начинается рабочий день?
– Каждое утро на ногах с 4 часов, – бодро отозвался он. – И работаю до 10 часов вечера.
– А выходные у вас когда?
– 4 дня в месяц, а в разгар сезона, бывает, и вообще без выходных. Эта работа для меня очень важна. На моем родном острове ничего не заработаешь – там можно прожить только рыболовством.
– А далеко отсюда ваш остров?
– 20 минут на скоростной лодке или два часа на нашей местной. У нас на острове во время цунами погибло 17 человек. У нас обычный остров, не курорт. Туристы к нам не ездят. Почти все дома у нас разрушило, люди сейчас живут в 2 лагерях. Уже прошло столько времени, а ничего так и не отстроено. У меня там жена и дочка. Когда у меня выходные, я сразу еду к ним.
Рассказывал он все это без тени рисовки и не пытаясь вызвать к себе жалость – просто и естественно. Я вспомнила кубинцев, работающих в туристском секторе. Снился ли им хотя бы в кошмарных снах 18-часовой рабочий день при семидневной рабочей неделе с 4 выходными днями из 30? К тому же – негарантированными?…
Как я узнала уже потом (и не от него), до цунами Хуссни работал на этом же курорте, как у нас теперь говорят, «на ресепшн». Он закончил колледж, курс для туристического работника. А после того, как отель был закрыт больше чем на полгода, сам попросился в уборщики: на «ресепшне» не дают чаевых, а кормить семью и собирать на новый дом надо…
Что ж, империализм это любит – когда образованные люди идут в уборщики и в уличные торговцы. В Дублине сейчас, например, в моде уборщицы из Монголии, только-только закончившие там… университет. Их принимают на работу, увольняя местных «необразованных» женщин, выполнявших эту работу годами. И дело, по-моему, не только в том, что монголкам можно меньше платить: западные нувориши предпочитают быть обслуживаемыми образованными людьми,- более образованными, чем. они сами. Это им «льстить». Как нашим новорусским бандитам – няня для их чад, закончившая балетное училище или консерваторию.
…Теперь, обойдя остров, я хорошо представляла себе, откуда нахлынула волна тем роковым утром. Со стороны безмятежно-спокойного пляжа, окатив «в лицо» старенькие «пляжные виллы», она перевалила через ресторан и высокие пальмы и ударила «в спину» ничего не подозревавшим «водным виллам»… Далеко в лагуне, у самого барьера ее, отделяющего ее от глубоководного океана, о который разбивались все время сносимые ветром волны высотой почти в человеческий рост, еще лежала снесеннная туда цунами пальма.
Ближе к полудню над островом застрекотал, будто огромная стрекоза, уже знакомый мне водный самолет. Прилетела мама с ребятами.
Их восторгу не было конца: и от того, что они еще никогда не летали на таких самолетах, и из-за моря, и из-за рыбок. Ну, и само собой разумеется, из-за встречи со мной. Фидельчик сначала меня стеснялся, а вот Че с самой первой минуты повис у меня на шее и никак не хотел меня больше отпускать, даже на секунду. Остановились они в другой вилле, но естественно, все время – и днем, и ночью- мы проводили вместе, стремясь не терять ни одной такой драгоценной минуты из этих двух недель. Лиза выросла, стала почти выше меня. Стала заметно спокойнее, застенчиво улыбалась, а иногда даже говорила отдельные короткие выражения на русском – зачастую весьма к месту. В Корее ее ведь тоже лечили- тамошними травами.
Естественно, я и не ожидала, что Ри Ран приедет вместе с ними, но, видимо, где-то в самой глубине души все-таки на это надеялась. И поэтому сквозь мою радость пробивалось все-таки и разочарование, как я ни пыталась его скрыть. Может быть, он уже и забыл меня? В жизни, в конце концов, бывает всякое… И я решила ни о чем у мамы не спрашивать. Но она сама поняла мое состояние и не стала меня больше мучать:
– На, держи! – и протянула мне конверт, в котором лежал листочек, мелко исписанный аккуратным почерком Ри Рана.
«Женя, моя родная!
Милая моя Женя!
Люблю тебя очень. Много работаю и много думаю о тебе. Даже начал сочинять стихи по-русски (конечно, очень простые). Например, «Есть кое-что, что так приятно делать мне, – закрыть глаза и думать о тебе.»
Или:
«Пусть холод за окном,
Но если рядом ты,
Любой теплее дом,
В снегу цветут цветы.»
Я всегда знал – что один день это 24 часа, один час – 60 минут, но я не знал что даже один день без тебя – это вечность.
Мне сказали, что скоро решат наш вопрос.
Человек без мечты, как птица без крыльев: гадить может, а летать нет.
Верю, что ты с честью служишь нашему общему делу.
Я не сомневаюсь, что когда за дело берется самая чувствительная и самая полная энтузиазма женщина в мире, то у нее непременно получится все задуманное.
Пиши мне, Женя. Я буду читать и перечитывать твои письма, вдыхая их аромат и погружаясь с головой в их атмосферу. Когда я получаю весточку от тебя, я чувствую, что никогда не буду одинок в этом мире. Ты- мое вдохновение.
Тот дождливый день, когда мы впервые встретились, был действительно счастливым днем для меня и, я надеюсь, и для тебя тоже.
Крепко обнимаю тебя, моя подруга.
Твой Ри Ран.»
По сути, мне теперь полагалось эту записку съесть. Но я не могла заставить себя это сделать. У меня вопреки правилам было с собой даже фото Ри Рана – я прятала его среди старых открыток с киноактерами… И я спрятала ее и тайком перечитывала каждую ночь перед сном. Это стало у меня своего рода ритуалом.
…Почти все две недели нашего пребывания на острове шли дожди. Меня это не раздражало: обидно было только то, что из-за них сорвалась экскурсия на нормальный, обитаемый остров. А поездки за дельфинами и акулами, выбор которых здесдь был намного более широк, меня не интересовали.
Каждое утро, в любую погоду, подметали дорожки красивые и скромные местные женщины, державшиеся с таким достоинством. Каждое утро неизменно в 4 вставали уборщики и официанты. Хуссни убирал все виллы по два раза в день – добираясь до них под этим самым проливным дождем.
А гости жаловались на погоду, накладывали себе по три тарелки всякой-разной жратвы 3 раза в день, напивались до карачек по вечерам и развлекались организованными для них гонками крабов на пляже. (На Ямайке для них бывает еще такой замечательно -интеллектуальный contest, как «кто больше выпьет пива» – вот куда надо ехать отдыхать писателю Лукьяненко!)
Они все больше и больше раздражали меня – эти люди без малейшей таинственности в их жизни, для которых форма всегда важнее содержания. Всерьез верящие рекламе, утверждающей, что «в каждой женщине прячется богиня, которая откроется, если она побреет ноги бритвой нашей фирмы». Коротавшие время на этом божественно красивом острове смотрением по телевизору «комедии» «В Мэри что-то есть», с гомерическим хохотом наблюдая, как главный ее герой мастурбирует над какими-то картинками, а потом мажет себе данной жидкостью чуб вместо геля…
С каждым днем все глубже и глубже я убеждалась в том, что давно уже знала: капиталистическая культура примитивна, она эффетивна только в одном – в эксплуатации других людей. Как паразит-плющ на дереве, эффективно высасывающий из него соки – он зелен и пышен, но мы же не говорим на этом основании, что он «более высоко развит», чем задушиваемое им дерево? И не призываем тех, кто по природе своей не паразит, на него равняться?…
Мне тоже теперь симпатичнее стали животные: смелая ворона, каркающая на краю столиков в ресторане, с которой ни одна прожорливая жадная западная «кю» не поделилась даже коркой, – что не мешало им вовсю щелкать на нее затворами своих камер. Большие серебристые рыбы, стайками приплывавшие к моим ногам всякий раз, как только я спускалась в воду по лесенке из своей «виллы», совсем меня не боявшиеся, когда я кормила их хлебом. Пересекающая лагуну вплавь, отфыркиваясь, молодая черепаха. Ворона заботилась о семье – она выпрашивала у людей хлеб, чтобы унести его на соседний необитаемый островок и накормить своих воронят. Рыбки держались группой, где двое из них были «разведчиками», которые не сьедали всю найденную ими еду сами, а уплывали, чтобы привести за собой всех остальных… Во всех них было гораздо больше человеческого, чем в героях американских комедий, зацикленных на своих престациях ниже пояса. И мне гораздо приятнее было проводить время со своими близкими – за кормлением рыбок и небольшими беседами о местной жизни с Хуссни, который уже при