Жизнь потекла своим чередом. Две недели давно прошли, Сонни мне за это время не встретился, и я вздохнула наконец почти спокойно. Но Кармела предупредила меня, что успокаиваться рано: Сонни просто отложил свою поездку, по финансовым соображениям.
– Зато сеньор Артуро на самом деле вернулся на Кюрасао насовсем, – рассказала мне она, – И теперь поселился у своей сестры. Хорошо, что он почти никуда не выходит из дома, только в церковь по выходным. Но все равно, держись подальше от Сюффисанта.
Я обещала держаться. Хотя внутренне мне было очень жаль, что нельзя с ним встретиться и поговорить. Я была очень рада за сеньора Артуро, что он наконец-то вернулся домой и не остался доживать свои дни на чужбине.
В реальной жизни, как верно подмечено в песенке из фильма «12 стульев»,
«И не стоит зря портить нервы,
Вроде зебры жизнь, вроде зебры,
Черный цвет, а потом будет белый цвет,
Вот и весь секрет…»
Но как не тратить их, эти нервы, когда наступает черная полоса?…
…Все самые скверные вещи со мной всегда происходят в мае. В мае служить на Кюрасао перевели Зину Костюченко.
О ее существовании я узнала случайно. В последний день мая – тот самый день, в который когда-то поженились мы с Сонни, я проходила мимо американского ангара со своими очередными экскурсантами, когда вдоль забора базы пробегала бродячая собака. Она прислушалась к доносившемуся из ангара противному металлическому лязгу и звонко залаяла.
– А ну-ка, пошла отсюда в ж***, сука!- раздался из ангара нежный девичий голос. На хорошем русском языке- если можно назвать такие слова «языком хорошим»,- без акцента.
Я похолодела. И поспешила увести своих экскурсантов от этого ангара подальше.
Надо было срочно разобраться, кто эта говорящая по-русски незнакомка и что она здесь делает. Но так, чтобы не вызвать никаких подозрений – включая и в том, что я понимаю по-русски… Я с трудом дождалась окончания экскурсии.
К счастью, в тот день на базе оказался полковник Ветерхолт. С тех пор, как я подружилась с его женой, оба они постоянно зазывали меня к себе в гости.
– А, Саския!- обрадовался он, завидев меня. – Ну, когда же Вы наконец к нам пожалуете? Аннеке так жаждет продемонстрировать Вам свой фирменный стампот. В выходные берите своего Алана, и…Впрочем, если не хотите его брать с собой, то и не надо. Я Вам буду рад и без него.
…Через полчаса мне удалось выяснить от полковника следующее.
Незнакомка действительно была русской. Служащей уже давно в американской армии – в звании сержанта. Она была авиамехаником по специальности, и ее только что перевели на Кюрасао – после небольшого отпуска, заслуженного ею за время службы в Ираке. Вместе с ней сюда перевели еще 2 солдат. Судя по всему, она вызвала большой интерес е только у меня, но и у всех голландцев и антильцев, которые прослышали о ее существовании. В конце концов, не каждый день на американской военной базе появляются привлекатальные восточноевропейские женщины. Американцы до недавних пор были знакомы с ними только по полковнику Ниночке в шоу GLOW да Анне Курниковой (невесты по почте не в счет, эту категорию большинство моих западных знакомых относило к категории «losers»). И первое, о чем спрашивали голландцы, узнав о прибытии на базу этой женщины, тоже было «не похожа ли она хоть чуть-чуть на Анну Курникову?» Совсем как спрашивал когда-то Джеффри в Северной Ирландии.
Но она вовсе не была на нее похожа.
Это была темная шатенка, чуть по-славянски скуластая, с курносым носом, делавшим ее похожей на певицу Руслану – с красивым чувственным лицом и с точеной фигурой, женственной даже в американской военной форме. Как угораздило ее опуститься до такого? Это же даже хуже, чем быть проституткой!
Я впервые увидела ее на пикнике у Ветерхолтов, куда мы с Ойшином были-таки вынуждены последними событиями пойти. Когда тебе грозит неизвестная опасность, ей лучше смотреть прямо в лицо, нежели ожидать от нее удара в спину.
– Zeena,- представилась она мне на хорошем английском, хотя и с сильным акцентом.- Z, double «e», n, a.
Ага. Вот оно, значит, как, Зинаида батьковна? Именно double «e» и не иначе?
К концу вечера я уже имела представление о том, как дошла она до жизни такой. Сама я почти не разговаривала с Зиной – чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Мне казалось, что каждый раз, когда я была вынуждена к ней обратиться, мой акцент, над которым я столько работала, становился сильнее. Может быть, потому какой акцент был у нее самой- сильный, сочный, типичный восточноевропейский. Да еще и с южным говорком.
Наверно, это были пустые страхи, но я все-таки решила не рисковать. За весь вечер я не сказала ей больше трех фраз. И свою историю она начала рассказывать вовсе не мне, а Оливии O'Лири и другим американкам. Я только лишь наматывала рассказанное ею на ус.
…Жила-была на небольшом хуторе под Ростовом девочка по имени Зина Костюченко. Казачка, как моя бабушка, только не кубанская, а донская, как героини Шолохова. Все у нее было как надо. Она отлично училась в школе, считалась первой в классе красавицей и первой пионерской, а потом и комсомольской активисткой. И нормы ГТО всегда сдавала на отлично. И во время страды была первой помощницей. И родители у этой бойкой девочки были славные, любящие и труженики- мама учительница английского языка в школе, а папа- главный агроном в местном колхозе.
Жить бы ей и радоваться на широких ростовских просторах, но когда Зинаиде исполнилось 15 лет, не стало ее страны – Советского Союза. Родительский колхоз – еще совсем недавно колхоз-миллионер – через некоторое время обеднел, молодежь разъехалась в города на заработки, а мамину школу закрыли. Зинаида, мечтавшая об учебе в Ростовском университете, оказалась вместо этого продавщицей в ростовском ларьке. Город к тому времени наводнили беженцы с Кавказа, где потихоньку разгорались разные войны- мелкие и крупные, и хозяином Зинаидиного ларька был армянин. Ей было 17 лет, когда… Не буду говорить, вы все сами поняли. Она очень боялась потерять работу и остаться в малознакомом городе одна, без средств к существованию. После этого Зинаида на всю жизнь крепко возненавидела всех «черных» – от армян до индусов и китайцев. Хотя китайцы с индусами не имели ни малейшего отношения к тому, что с ней случилось.
Но деваться ей было некуда- дома родителям надо было поднимать на ноги еще двоих ребятишек, родившихся еще в то спокойное время, когда никто и не подозревал, что детей может быть не на что растить… Зинаида попробовала податься в модельный бизнес – благо, внешность ей это позволяла, а все девичьи журнальчики наперебой твердили о том, какая сахарная жизнь у моделей, но жизнь эта на поверку оказалась все в том же духе, что и в ларьке…
Она совсем уже было отчаялась, но в это время одна из ее колхозных подружек выскочила замуж в Германию. По переписке. Ей теперь бурно завидовал весь колхоз- слушая рассказы ее мамы, рассматривая присланные ею фотографии («это наш дом», «это наша машина») и подарки, присланные ею родным. Завидовали ей на редкость дружно – несмотря на то, что немецкий супруг был лет на 30 ее старше и на редкость невзрачен. Зинаида, которой к тому времени уже исполнилось 19 лет – по сельским понятиям, чуть ли уже не старая дева, – тоже загорелась желанием устроить свою судьбу. Сфотографировалась в бикини на фоне старого маминого ковра в вульгарной позе (ей сказали, что это называется «сексапильно» и что после этого отбою не будет от западных женихов), послала фото в какое-то московское брачное агенство – и стала ждать принца.
Принцы попадались какие-то странные – никто не стремился спасти русскую красавицу и умницу от нужды, все только просили еще побольше подобных фотографий. Но наконец принц нашелся – в лице неюного уже американца по имени Джерри, который письменно заявил ей, что влюбился в нее с первого взгляда и попросил стать его женой. Джерри было почти 50, и жил он в небольшом городке у черта на куличках, но Зинаиду это не пугало.
Воображение рисовало ей радужные картинки мирного сельского быта – похожего на то, каким был их ростовский колхоз до перестройки. Золотые пшеничные поля, играющие в степи дети… И – добрые люди, которые не ищут, как тобой можно воспользоваться, а потом выбрасывают тебя на обочину, когда ты не станешь им больше нужна…
Зинаида внушила себе, что влюблена в Джерри. И даже его фотография ее не испугала. Лишь бы только уехать, уехать поскорее и навсегда – чтобы ее детям не пришлось пережить то, что пришлось пережить ей, чтобы быть в состоянии помогать родителям.
Вот о чем она думала по пути в Америку, в самой уже Америке, идя под венец с Джерри и даже во время первой брачной ночи с ним.
Но жизнь в Америке оказалась совсем не такой, как она ее себе представляла. Совсем не похожей на добрый и мирный советский ростовский колхоз. В детали Зинаида не стала вдаваться, но я поняла, что Джерри оказался по уши в долгах и бил ее как сидорову козу. С большим трудом смогла Зинаида сбежать от него и с еще большим трудом – с ним развестись, но все-таки остаться в Америке. Вернуться домой означало бы для нее не просто экономические трудности – означало бы потерю лица. Вещь гораздо более страшную в сельской местности.
…Шло время, а принц на белом коне все так и не встречался Зине. Ей пришлось поработать посудомойкой, официанткой, няней и даже девушкой по вызову. Но Ричарды Гиры так все и не попадались на ее жизненном пути. Да что Ричард Гир – она согласилась бы уже даже на О. Дж. Симпсона! Она просто не позволила бы ему с самого начала так обращаться с нею, как он обращался со своей Николь. А потом содрала бы с него кругленькую сумму, развелась бы и уехала куда-нибудь в Канаду. Брак с Джерри закалил Зинаиду, и теперь она уже не потерпела бы такого обращения ни от одного мужчины. Скорее сама бы стала так с ними обращаться.
Но ей уже исполнилось 26, а принца все не было. Неужели же так и оставаться Золушкой до конца жизни – добродетельной и по уши в золе, когда где-то на свете есть хрустальные туфельки? И тогда она записалась в американскую армию – где еще можно встретить сразу столько холостых и молодых мужчин, как не там? Да еще и неплохо приплачивают з