– Не решился, так оно точнее, – усмехнулся Аксельборг. – Да потому что не хотел плодить себе врагов. Думаю, только благодаря этому и держится у власти.
– Мне кажется, враги тут ни при чём. Он больше опасается обиженных.
– Так ведь от обиды до вражды… Тебе, Даня, это лучше нас известно.
– Пожалуй…
Даниил Антонович не стал дальше развивать эту тему. Хотя здесь были все свои, снова бередить раны, вспоминать об унижении – нет, сейчас это вовсе ни к чему. Шесть лет назад у него так и не возникло желания покаяться, признаться в том, что не оправдал возлагавшихся на него надежд, не сделал то, что обещал уходящему президенту накануне выборов. Тут ничего не поделаешь, поскольку есть вещи более важные, чем честь или мужская дружба. Это не он сказал, но кто же станет отрицать, что истина всего дороже?
Снова немного помолчали. Каждый думал о своём. Докутович о том, допустит ли жена к управлению активами, которые он вынужден был записать когда-то на неё. Аксельборг прикидывал, кого бы ему теперь прикормить в правительстве, если Костика уволят. Ну а Даниил Антонович своих мыслей не скрывал:
– Честно говоря, до сих пор удивляюсь, как же он тогда решился сделать ставку на меня?
– Ты о чём? – не сразу понял Аксельборг.
– Я о позапрошлых выборах.
– Так больше никого и не было, кроме тебя и этих трёх.
– Нет, я слышал, что рассматривалась ещё одна кандидатура. Это нынешний московский мэр.
– Не может быть? Он же не из Питера, и с ГБ никогда связей не имел. Они бы его никогда не пропустили.
– Да, так и случилось.
В сущности, Аксельборгу с Докутовичем только этого и надо было – увести разговор от скользкой темы. Если уж отматывать назад, так постараться обойти всё, что связано с неудавшейся попыткой отстранения Платова от власти. Премьеру ни к чему об этом знать – может проболтаться.
Когда уже вспомнили все приятные моменты из героического прошлого, Аксельборг предложил вернуться к трагическому настоящему. Ведь, по сути, Даниилу Антоновичу предстояло снова войти в клетку льва, но уже без Докутовича в роли ассистента. Удастся ли выйти невредимым при таких обстоятельствах – этого никто из них не знал.
Глава 26. Мытков – вы кто?
– И что мне с тобой делать?
Этими словами Платов встретил вошедшего в кабинет Виктора Мыткова. Тот, остановившись на полпути, с тоской оглянулся на дверь, видимо заподозрив, что ничего хорошего ему уже не светит. Но только начал пятиться, как Платов указал на стул:
– Ладно уж, садись, Витёк. Давай подумаем, куда тебя пристроить. Сам-то чего хочешь?
– Владим Владимыч, готов служить своему Отечеству, – с готовностью ответил Мытков, сделав нечто похожее на реверанс, и уже сев, продолжил: – в нашем спорте, да и в молодёжной политике, как говорится, непочатый край работы для опытного управленца.
– Ты что же, хочешь до пенсии дожить в должности вице-премьера? – усмехнулся Платов.
– Я оправдаю! – Мытков приложил руку к сердцу, как бы заверяя в вечной преданности.
– А может, и на мой пост нацелился?
– Да как можно, Владим Владимыч! Я же вам не враг! – Мытков аж подскочил на месте.
– Это уж само собой. Ну а когда уйду на пенсию?
– Если доверите руководить страной, не подведу!
Платов тяжело вздохнул и взял в руки папку с президентским вензелем:
– Вот тут мне подготовили материалы о твоей работе ещё в должности министра спорта. Итак, на пресс-конференции в июле 2012 года главный тренер нашей сборной по футболу Фабио Капелло сообщил следующее: «В сборную России меня пригласил министр спорта Виктор Мытков, когда был в Риме на одном конгрессе». Этот самый Капелло в течение трёх лет получал по семь миллионов евро зарплаты, не считая бонусов, но сборная так и не достигла значительных успехов. Скажи-ка мне, Витёк, кого Капелло должен поблагодарить за невиданную щедрость?
– Владим Владимыч! Контракт я не подписывал. Это руководство РФС виновато в разбазаривании бюджетных средств. А то и что похуже…
– Ладно, читаем дальше. В одном из интервью бывший футболист «Спартака» Евгений Ловчев сказал следующее: «Знаю, что когда Никите Симоняну на стол положили контракт Капелло, он недоумевал: откуда мы возьмём такие средства? Но Мытков, который сидел рядом, сказал: "Подписывайте, Никита Павлович, я вам всё это гарантирую". Таким был первый контракт, и он перерос во второй, предполагавший продление до 2018 года, который Николай Толстых, тогдашний президент РФС, тоже не хотел подписывать… Не стану осуждать Симоняна. Всем понятно, что не он приглашал Капелло в Россию, что это "заслуга" куда более высокого руководства». Так что, Витёк? На кого тут намекают? Может, на меня?
По лицу Мытков было видно, что он в явном замешательстве, да проще говоря – в жуткой панике. Сказать, мол, я тут ни при чём? Но это означало бы, что вся вина ложится на премьер-министра. Ну а с учётом незавидной роли премьер-министра в принятии ответственных решений, такой ответ равнозначен обвинению в адрес президента. Найдётся ли в правительстве человек, который, сидя вот на этом стуле, осмелился бы ткнуть пальцем в грудь Платова и заявить: «Ты же сам на этом настоял»? Вот потому и молчал, чувствуя, как рубашка понемногу прилипает к телу. А Платов, не дождавшись ответа, продолжал:
– Ладно, перейдём к теме допинга. Мне в этом обзоре твоих выдающихся достижений понравилась одна фраза из интервью: «Хочу твёрдо вам сказать, что в организм спортсмена допинг попадает только с его личного согласия, а не с согласия министра. Поэтому нам ещё здесь очень много предстоит работать». Так говорил такое?
– Вроде бы… – пробормотал Мытков.
– И это всё, что ты смог придумать, чтобы предотвратить грандиознейший скандал? Несколько месяцев нас поливают грязью, а ты только и смог сказать, что не давал согласия. Что ж это получается? Мы все в дерьме, и только ты белый и пушистый?
Похоже, экс-министр проглотил язык, а президент всё наседал, не замечая, что противник уже готов капитулировать:
– Припомни, что я тебе поручил? Обеспечить победу наших ребят на Олимпиаде в Сочи.
– Так я и обеспечил…
– Ты обеспечил нам головную боль!
– Владим Владимыч! В последние годы никто из зарубежных спортсменов не побеждал без допинга.
– А наши должны побеждать только за счёт силы воли и веры в величие своей страны. Ты понял?
– Как не понять? Однако сначала надо бы обеспечить это самое величие.
Эти слова сами собой слетели с языка, но было уже поздно.
– Ты у меня не договоришься! – Платов стукнул кулаком, да так, что зазвенела крышка от чернильницы.
Мытков поглядел на письменный прибор, который он подарил Платову на пятидесятилетие, и ощутил себя воробьём, случайно проникшим в кабинет и теперь барахтающимся под этой крышкой.
А Платов всё никак не мог успокоиться:
– Если не возьмёшься за ум, я тебя завхозом в речной техникум отправлю! – грохотал президент. – Будешь там наволочки, да тельняшки пересчитывать!
Он произнёс ещё несколько своих коронных фраз, которые так нравились Мытков, когда предназначались для других. Но тут ведь доставалось одному ему!
– Ладно, – похоже, Платов исчерпал запас слов, подходящих для такого случая. – Вице-премьером по строительству пойдёшь?
И тут опять… Видимо, головомойка так подействовала на сознание Мыткова, что он, словно бы помимо своей воли вдруг спросил:
– Владим Владимыч! А если Керченский мост обрушится, кто будет отвечать? Я или мой предшественник?
На какое-то время в кабинете стало тихо, даже часы вроде бы не тикали. Затем Платов густо покраснел, даже глаза налились кровью. Только и смог, что прокричать:
– Изыди! И чтоб больше я тебя не видел! – и пальцем указал на дверь.
Мытков не помнил, как добрался до дому. Выпил какой-то микстуры, которую ему дала жена, и завалился спать. А ночью Виктору Леонтьевичу приснился страшный сон. Будто на него упал пролёт огромного моста. Чем-то придавило, но не больно. Стал кричать, но никто не отозвался. Наконец, где-то рядом услышал голоса. Заорал, преодолевая хрипоту: «Помогите! Я член российского правительства!» А ему в ответ на незнакомом языке что-то вроде «фак ю». Может быть, у спасателей такой жаргон? Наконец, затихло наверху. Снова стал кричать. И вот чувствует, что тащат за ноги. «Есть бог! Если вызволят, пожертвую церкви от щедрот своих». Вытащили. Смотрит – двое натуральных негров в драных джинсах. Стали раздевать его, а он от страха и слова вымолвить не может. Раздели догола и показывают куда-то в темноту: «Go! There is your Russia!» А куда пойдёшь в столь непотребном виде? И всё-таки пошёл, то есть пополз, потому что надо же как-то выбираться из развалин. Вот куда-то выполз. Видит вдали огни, но горят они явно не по-нашему – ни на Москву, ни на Питер не похоже. Вроде бы и в его родной станице ничего такого не было. Может быть Пекин? Только откуда же там негры?
Зажглись прожектора – видимо, настоящие спасатели приехали. В ярком свете открылось то, что раньше не заметил. Оказывается, мост стоит на двух опорах, а остальные куда-то подевались. Неужели киевские нацики взорвали? И вдруг – о счастье! – увидел надпись на обломке моста: Brooklynbridge. Сразу полегчало. «Ну слава богу! Хоть мост наш устоял, а на этот мне плевать – этим америкосам так и надо».
Тут рядом остановилась карета скорой помощи, а на борту написано – ambulance. Снова схватили за ноги… «Эй! С меня же нечего уже снимать!» Но почему-то никто его не слушает. Отбивался, как мог, пока карета мчалась по ночному городу. Но вот сделал последнее усилие, ногой выбил заднюю дверь и вывалился на мостовую. И вдруг:
– Витенька, милый! Что с тобой? Где твоя пижама? Почему ты ползаешь по полу голышом?
Только тут Мытков сообразил, что мост совершенно ни при чём – ни Керченский, ни Бруклинский. А потому что это рухнула его карьера.
Глава 27. Знакомые всё лица
После инаугурации правительство ушло в отставку – всё, как положено по Конституции. А вскоре Платов уже напутствовал вновь назначенных министров на ратный труд: