Он так и стоял в коридоре, держа в руке сигарету, как вдруг позади него послушался нежный голос:
– Тут есть закуток, где можно покурить. Это если уж очень невтерпёж. Я вас провожу. Но если застукают, возможны неприятности.
Егор обернулся. Перед ним стояла молоденькая девушка в узких чёрных брючках с бретельками поверх белой кофточки. С интерьером не очень сочеталось, но… Но прежде всего следовало сказать что-нибудь в ответ, иначе было бы невежливо:
– Мне это не грозит.
– Ну да, я знаю. Вас Платов пригласил, – и, видя удивление Егора, незнакомка пояснила: – Я здесь что-то вроде помощника секретаря по всем вопросам, связанным с культурой.
– Ах так? Я-то думал, что здесь занимаются исключительно политикой.
– Вы правы! И по большому счёту мне здесь делать нечего, но всё ещё надеюсь, вдруг повезёт и что-нибудь изменится… – незнакомка улыбнулась, и было в её улыбке и лукавство, и та самая надежда, и немного грусти.
Егор никогда бы не подумал, что губы могут выражать столько разных чувств. Впрочем, тут самую важную роль исполняли глаза – серо-зелёные, нельзя сказать, чтобы очень большие, но какие-то лучистые, словно бы в глубине их время от времени зажигалось маленькое солнце. «Солнышко – так будет точнее», – подумал Егор и направился вслед за незнакомкой.
Тем временем она представилась:
– Кстати, меня зовут Катерина, можно просто – Катя.
Это было служебное помещение рядом с библиотекой, что-то вроде подсобки. То ли вентиляция хорошая, то ли кто-то из здешней обслуги тоже курил, но эта обитель для курящих сохранилась. Отчасти потому, что дверь была всё время заперта, но у Кати был свой заветный ключик.
– А я читала ваши книги. Особенно «Лулу» понравилась. Финал замечательный! Как вам это удаётся?
– Вы знаете, это был мой первый роман. Я тогда ещё работал…
– Да-да, в каком-то НИИ.
– От вас ничего не утаишь! – улыбнулся Егор. – Так вот, писал урывками, в метро, в электричке, иногда даже на ходу.
– Как это?
– Ну вот возникла интересная мысль, даже не мысль, а целая фраза. Остановился, записал и пошёл дальше.
– Прежде писали стоя у конторки, а теперь на ходу? Ритм жизни изменился? А как все, дома, сидя за письменным столом, не пробовали?
– Да я и дома пишу, а вы что подумали? Пишу, сидя на диване… Но стоит сесть за стол, и всё, затык! Ничего толкового в голову не приходит. Возможно, потому что так все делают, а я, как все, не могу и не хочу.
– Для вас нет авторитетов?
– Ну почему же нет? Достоевский, Чехов, Олеша, Платонов, Трифонов, Астафьев. Ну и Булгаков, хотя мне у него далеко не всё нравится.
– И больше никого?
– Увы, на Трифонове русская литература закончилась.
– Ну нет, Егор Васильевич, тут я с вами не согласна! Что вы такое говорите? Как так можно?! – в гневе Катя была очаровательна вдвойне, но это не значит, что следовало ей уступить в столь важном споре.
– Ну так назовите хотя бы одного. Найдётся ли писатель, которого можно поставить в один ряд с теми, кого я перечислил?
Катя прикусила губу и задумалась. Но тут у Егора зазвонил мобильник – секретарь пригласил в кабинет для аудиенций. Тут уж было не до обсуждения успехов всех этих лауреатов больших и малых премий.
Платов встретил Егора, встав из-за стола, и тут же предложил сесть. И то верно: в ногах правды нет, тем более, если предстоит откровенный разговор. Тут всё было, как обычно – вот президент, а напротив тот, кого президент допрашивает.
– Ещё раз прошу нас извинить за то, что заставили долго ждать. Но дело неотложное, в Вашингтоне намечаются перемены. Вот через час созываем Совбез по этому вопросу.
– Тогда, может быть, в другой раз?
– В другой раз мы поговорим подробнее. Ну а сейчас хочу поблагодарить. Честно скажу, без вас мы бы не справились.
– Вы преувеличиваете мой скромный вклад…
– Во всяком случае, нам бы потребовалось гораздо больше времени, чтобы всё это распутать. Хочу как-то выразить свою признательность. Может быть, орден «За заслуги»?
Егор вспомнил, за что наградили Аксельборга:
– Спасибо, но мне это ни к чему. Писателю нужно одно – чтобы читали его книги.
– Тогда давайте назначим вас директором издательства.
– Ой, что вы! Такая работа не по мне.
– Ну вот опять… А кто же будет поднимать русскую литературу? Кстати, в декабре мы собирали совет по культуре и искусству. Решили увеличить финансирование Литинституту. Ваше мнение?
– На мой взгляд, писатель это не профессия. Это состояние души. Невозможно научить писать так, как Юрий Олеша или Фёдор Достоевский. Человек должен сам испытать многое из того, о чём он пишет. Писатель должен быть любителем, если иметь в виду любовь к литературе.
– Так что, Литинститут не нужен, можно закрывать?
– Да нет, пусть будет, если кому-то это нужно. Но будущий писатель должен учиться сам. Учиться, читая хороших писателей. Начать нужно с русских классиков, нужно очень много читать, пытаясь найти что-то близкое по духу, по литературному языку, по стилю изложения. Но результата можно добиться только упорной работой, доводя до совершенства то, что выходит из-под пера.
Платов задумался и вот вроде бы нашёл нужное решение:
– Послушайте, Егор, а как вам пост министра?
– Владим Владимыч, вы издеваетесь, что ли? Какой из меня начальник? Да я на второй день загнусь от этих бесконечных резолюций, совещаний, заседаний…
– Вы правы, такая работа не всякому по силам. Но вы согласны, что Ростислав с ней не справляется?
– Он делает то, что ему поручено.
– Значит, опять я виноват… – криво усмехнулся президент. – А может, всё-таки попробуете?
– Спасибо, нет.
– Господи, так что же с вами делать?
– Да отпустите, христа ради! – улыбнулся Егор.
– Вы верующий?
– Если вы о том, что проповедует церковь, то конечно нет. Я верую, но по-своему. Например, верю в силу разума русского человека. Надо только помочь ему реализовать свои возможности.
«Странно! – подумал Платов. – Почти всё то же самое я уже слышал от кого-то. Ах да!».
– Вы знаете, Егор, я имел удовольствие встречаться с одним писателем, теперь его с нами уже нет. Так вот он упрекал меня в том, что слишком мало внимания уделяю культуре, что нужно всерьёз заняться поиском талантливых писателей и драматургов.
– Я с ним полностью согласен.
– Ну, если так, вам и карты в руки!
– Хотелось бы помочь, но…
– А давайте я назначу вас советником по литературе. Правда, у меня уже есть советник по культуре…
– Это тот, что стережёт усадьбу Льва Толстого?
– Он самый! Жаль, что в литературе не силён, это довольно странно при его корнях. Как-никак праправнук классика!
– Да, плодовитый был писатель. Зачем только в проповедники подался?
– Ну, ладно! Речь тут не о Толстом, – отмахнулся Платов. – Так вот, в качестве моего советника вы будете время от времени встречаться с начинающими или малоизвестными писателями, отбирать их лучшие произведения и рекомендовать издательствам и театрам. Пусть только попробуют отказаться!
– Пожалуй, с этим справлюсь.
– Отлично! В ближайшее время найдём вам помещение, подберём персонал, и приступайте!
На этом аудиенция закончилась.
Всю дорогу домой Егор обкатывал эту идею Платова и так, и сяк. Сомнений было много, однако и то верно, что дело чрезвычайно нужное. Вдруг что получится?
Глава 29. Попрошайка
За окном шумела Москва, а в кабинете «новообращённого» советника было неправдоподобно тихо. Даже компьютер Егор не включил – да просто потому, что толком не представлял себе, с чего начать. Если бы не Катя, которую назначили его секретарём, впору было признаться, что переоценил свои возможности. А тут ещё слухи поползли и обвинения посыпались…
На следующий день после опубликования указа о его назначении газета «Собеседник» разродилась статьёй, где чёрным по белому было написано, что Егор «внебрачный внук» советского поэта, одного из руководителей небезызвестной РАПП, которая «прославилась» своими гонениями на талантливых писателей. Припомнили и то, что Алексей Сурков выступал против Пастернака, Солженицына и Сахарова. Напротив, «Новая газета» в рубрике «Расследования» утверждала, что Егор – это дядя Владислава, только поэтому и получил свой пост, и более того, газета предсказала, что вскоре следует ожидать появления новых Сурковых в учреждениях, подконтрольных администрации Кремля.
Но всех переплюнули «Ведомости», которые со ссылкой на некоего анонима категорично заявили, что возрождается Главлит. В прежние времена это учреждение стояло на страже государственных тайн и по мере сил защищало поднадзорное население от влияния идеологических противников советской власти. Иными словами, «Ведомости» предсказали возрождение цензуры.
Пока Егор пытался переварить весь этот бред, в приёмной возникла суета, и через несколько мгновений в кабинет ввалился взлохмаченный субъект, сопровождавший своё появление отборным матом. Вошедшая вслед за ним Катя только беспомощно развела руками. Это и понятно – охрана Егору не положена, ну а вахтёрша в подъезде этого старинного особняка на Пречистенке не может быть помехой для настойчивого посетителя. Что уж говорить про этого, который внешностью, да и манерами напоминает Джексона, того самого, которого турнули с поста министра иностранных дел. Где-то он теперь?
Тем временем, субъект с причёской а ля Джексон уже плюхнулся на стул и с ходу заявил:
– Я писатель!
– И что?
– Я Никонов! Разве вы не знаете?
– Не знаю!
– Ну вы и лопух! Зачем таких назначают на высокие посты? Это возможно только в нашем авторитарном государстве.
– Послушайте, милейший! До входной двери сами доберётесь или вам помочь?
– Ладно, не обижайтесь! Это я так, от излишнего волнения…
– Успокоились? Так чем могу помочь?
– Вы опять не поняли! Помощь требуется не мне, а вам, – пояснил субъект.
– Если вы по поводу устройства на работу, то вынужден вас огорчить…