...И еще в одном кабинете до глубокой ночи горел огонь. Хасен Жампеисов внимательно изучал протоколы обысков и допросов. Временами он кому-то звонил по внутреннему телефону, затем снова читал, делал выписки на отдельном листке бумаги. Тут же, в кабинете, находились вещи, изъятые группой подполковника Лысанского при обыске квартиры Поддымникова. Вот его шапка-ушанка, вот полупальто «москвичка», вот желтый в клетку шарф. На «москвичке» проступают темно-бурые пятна. Кровь? Об этом расскажет биологическая экспертиза. Дальше на стульях разложены три ремешка от мужских часов, два браслета — от женских, записная книжка, паспорт радиолы «Украина» со штампом и отметкой магазина.
Следователь убеждался в том, что необходим повторный обыск квартиры Поддымникова и первичный — его кладовой со спортинвентарем на фабрике «Большевичка».
Как и ожидал Жампеисов, обыски дали новые улики против задержанного: в квартире, на скобах, вбитых в днище буфета, висели самодельный пистолет и складной охотничий нож. В кладовой фабрики, под ворохом старых спортивных костюмов, лежала металлическая бита с ременной петлей на одном конце и утолщением на другом.
Возвращаясь с фабрики «Большевичка», Хасен побывал в областной прокуратуре. Виктора Ивановича удалось перехватить на лестнице — он уезжал в исполком областного Совета. В нескольких словах Жампеисов рассказал о результатах поиска, о том, что он собирается предпринять дальше.
— Вы сейчас в горпрокуратуру? — спросил Виктор Иванович.
— Нет, в угрозыск.
— Садитесь в машину, по дороге и закончим разговор.
Устроившись в кабинете Лысанского, Жампеисов снял трубку телефона, попросил дежурного доставить Поддымникова.
Василий вошел походкой человека, который по нелепой случайности оказался с глазу на глаз со следователем. Не дожидаясь приглашения, сел. Хасен усмехнулся краешками губ.
— Поддымников Василий Викторович, 1938 года рождения... — не спеша, Хасен начал заполнять титульный лист протокола допроса. — Ответьте, гражданин Поддымников, имеете ли вы пистолет, какой системы, где храните?
— Никакого пистолета у меня нет.
— Нет? Распишитесь.
Поддымников поставил свою подпись в протоколе допроса.
— Возможно, вы имеете самодельный пистолет?
— Нет, и самодельного не имею.
Следователь записал ответ. Медленно выдвинул ящик стола:
— Узнаете?
Поддымников молчал, широко открыв глаза.
— Так как же запишем?
— Пишите: пистолет мой, сделал сам, стрелял из него патронами от малокалиберной винтовки. Но стрелял только раз, в своей квартире. В дверь.
— Зачем?
— Из интересу...
— Охотничий нож, что хранил рядом с пистолетом, тоже ваш?
— Да, мой.
— Где находились вечером пятнадцатого марта между девятью и десятью часами вечера?
— Дома.
— Вы говорите неправду. Ваша мать, отчим и квартирант показали на следствии, что вы ушли из дому около восьми вечера и вернулись в двенадцатом часу ночи вместе с женой.
— Они не могут так показать. Я был дома. Они наговаривают. Дома я был, слышите?
— Кому-либо продавали после пятнадцатого марта золотые часы «Победа»?
— Никому. Не было у меня никаких золотых часов «Победа».
— Знаете ли вы доцента медицинского института Дионисия Николаевича Тэна?
Поддымников вздернулся.
— Какого еще Тэна шьете, гражданин следователь? Никогда не знал, не видел.
— Вы опять напрасно кипятитесь. Не знаете, так и запишем: «Не знаю».
Хасен заполнял протокол допроса. Поддымников снова принял независимый вид.
Камера предварительного заключения находилась в самой отдаленной части здания областного управления охраны общественного порядка. Сюда не долетал шум города.
На топчане сидел человек. В полумраке виднелась его крепко сколоченная фигура. В коридоре послышались шаги. Шли двое. Подошли к камере, заскрипел замок. Человек не шелохнулся, он только повернул в их сторону лицо.
— Пойдем, Поддымников, — проговорил сержант милиции.
— Куда? — спросил Василий Поддымников, немного сипловатым, но сильным голосом.
— Сейчас узнаешь.
Яркий свет на мгновение ослепил Василия, когда он вошел в комнату следователей. Осмотревшись, он увидел несколько мужчин. Один из них — следователь Жампеисов, Поддымников его уже знал, сидел за столом. Двое пожилых мужчин-казахов — рядом со столом и еще двое, русских по национальности, одних примерно лет с ним, Василием.
— Садитесь вот здесь, — проговорил следователь, указывая на стул рядом с молодыми людьми. И продолжал: — Нам предстоит произвести опознание личности. Здесь присутствуют понятые Болат Даутбаев и Салямжан Мондыбаев, а также другие граждане города Семипалатинска.
Через минуту в комнату вошел часовой мастер.
— Гражданин Калашников! Внимательно посмотрите на людей, сидящих перед вами. Знаете ли вы кого-нибудь из них? Предупреждаю: за дачу заведомо ложных показаний несете уголовную ответственность.
— Ясно, — кивнул головой часовой мастер и, лишь на секунду взглянув на сидевших у стены мужчин, продолжал:
— Вот этот гражданин, сидящий в середине, приносил ко мне в мастерскую золотые часы «Победа», и я купил их у него...
— Понятно. Вы опознали Поддымникова Василия Викторовича.
— Василий Викторович Поддымников! Вы знаете гражданина Калашникова?
— Да, он работает часовым мастером в мастерской на Степной улице.
У понятых вопросов не было. Хасен быстро дописал протокол, попросил всех расписаться.
В комнате остались трое: следователь, Василий Поддымников, Калашников. Хасен решил продолжить допрос, проведя очную ставку. Как он и предполагал, Поддымников стал отрицать продажу часов Калашникову.
...В этот же день вечером Лысанский задумчиво говорил Хасену:
— Понимаете, я долго думал над обстоятельствами, методом, что ли, убийства Тэна и вот некоторыми делами, которые у нас до сих пор не раскрыты... И все более убеждаюсь, что уж очень все они схожи по почерку. Не познакомиться ли нам с этими делами поближе? Повнимательнее? — Иван Андреевич достал из стола три тоненькие папки. — Я их специально истребовал из горотдела...
Фарида Джафировна Игматулина — известная в городе учительница — расплакалась, рассказывая подполковнику Лысанскому о злоключениях памятной ночи накануне Нового года. Она помнила, что человек, напавший на нее, высокого роста. Одет в тужурку-«москвичку» темного цвета, на голове шапка-ушанка, руки были засунуты в карманы.
— Я его узнать могу. По лицу, по обличью всему. А особенно по подбородку: такая массивная нижняя челюсть. И еще по одной примете: «москвичка» у него темная, а точнее, с синим отливом, пояс такой же, а пряжка коричневая. Понимаете, коричневая не в тон. Мне она очень бросилась в глаза...
— Может быть, вы ошибаетесь в определении цветов? Ведь дело было ночью...
— Ночью, верно. Но луна светила... Пряжка эта врезалась мне в память.
Очную ставку для опознания? Да.
Готовясь к ней, Лысанский побывал в гидрометбюро. В справке, которую ему выдали, говорилось: 26 декабря между двадцатью двумя часами было ясно, видимость — четыре километра. Ветер западный, четыре-шесть метров в секунду.
С волнением шел он и в лабораторию судебно-биологической экспертизы: «москвичка» Поддымникова была еще там.
— Пришли очень кстати, — встретил его эксперт Вычугжанин.
— Мне надо взглянуть на «москвичку».
— Пожалуйста, пройдите в соседнюю комнату...
Иван Андреевич снял плащ, не торопясь повесил фуражку, причесался. Он сам, не зная почему, не спешил идти вслед за экспертом. Наконец вошел.
Вот и «москвичка». Пояса не видно, он затерялся где-то в складках одежды. Лысанский распрастывает полу. В руках — пояс... На нем... Да, на нем коричневая, из пластмассы, пряжка. Она была пришита недавно, пришита неумело, не портновскими руками.
Иван Андреевич вздохнул. Еще одна улика...
— Женщину вижу впервые. Никого не бил и ни у кого никаких часов не брал. Денег тоже не брал, — твердил на очной ставке Поддымников, словно первоклассник, вызубривший непонятный для него урок.
— Тогда вы, может быть, вспомните, где были вечером 26 декабря?
— Нет, не помню. Попробуйте вы, гражданин начальник, вспомнить, где сами были 26 декабря. Не помните? — вдруг оживился он, видя, что поставил Лысанского в тупик. — Вот! А меня заставляете вспомнить. Да еще честность мою под сомнение ставите...
Поиски наручных часов Фариды ничего не дали.
В руках следствия, а точнее, в сейфе у Лысанского, находились еще одни часы — те золотые часы, которые были изъяты у Поддымникова при первом обыске. Если через человека — в данном случае Фариду — не удалось найти вещественную улику, то, может быть, с помощью часов, если они добыты разбойным путем, удастся разыскать человека, их подлинного хозяина?
Нет ли хозяина этих часов среди нераскрытых преступлений? Лысанский и Жампеисов читают заявление Абрама Борисовича Каца о том, что вечером 12 декабря на него было совершено нападение. Дальше следует уже известное: удар по голове, жертва падает без памяти. Когда приходит в себя — не находит ценных вещей. В данном случае хозяин не нашел золотых часов, приобретенных полгода назад в магазине «Ювелирторга», и шапки-ушанки из серого каракуля.
Где сейчас инженер Кац? В адресном бюро сообщают, что здесь, в Семипалатинске, работает в отделении железной дороги.
— В тот вечер я задержался на работе, — рассказывал на второй день Абрам Борисович, приглашенный в уголовный розыск. — Год подходил к концу, и надо было подводить итоги. Сошел я с автобуса и пошел домой правой стороной тротуара. Меня ударили по голове. Дальше я уже не помню ничего.
— Вы указываете в заявлении, что грабитель похитил золотые часы.
— Да, «Кировские». И еще шапка пропала.
— Какие были часы? Имелись ли на них какие-нибудь приметы?
— У меня паспорт часов остался.