Тень сникла, съежилась.
— Ты всегда был не по годам умен, Сатарф. А я-то думал, почему ты так легко уступил, даже без встречных требований? Списал на эйфорию от хлынувшей силы Трона. Учту на будущее. Спасибо, что пощадил моего неразумного праправнука.
— За тобой долг, Тень. Твой лично и клана неупокоенных. Заклинаю тебя твоим именем, Граэт-о-Мьирр, ты не уклонишься от того, чтобы отдать долг мне или моей крови. Надеюсь, ты не дашь забыть об этом и новому князю. Иди, отпускаю. У тебя образовалось много дел… и тел… Падаль тоже прибери.
— Ухожу-ухожу, высочайший, — усмешку Тени трудно было назвать любезной или покорной.
Уж чего-чего, а спеси и гонора у неупокоенных стократ больше, чем у живых. Оно и неудивительно: человеческого в вампирах не остается ничего, кроме очертаний тела, вот и вылезает все самое худшее, что еще сдерживалось при жизни. Что уж говорить о тысячелетней Тени.
— Да, кстати, о моих кланниках, Сатарф. Ты в курсе, что их стало еще на одну меньше?
— И какое мне до этого дело?
— Сейчас поймешь. Уничтожена юная вампирша… имя ее тебе ничего не скажет, потому опустим его. Но вот ее смерть… У бедняжки вырвали сердце. Только что оживленное кровью жертвы. И, полагаю, вырвала его та самая жертва.
С этими словами Неупокоенная Тень стала расплываться клочками тумана, сгустки протянулись к телам вампиров, усиливая сходство с омерзительным пауком.
Крылья исполинского демона дрогнули, породив вихри, сорвавшие листву с ближайших деревьев.
— Подожди-ка, Граэт!
— Я весь внимание, — полурасплывшаяся Тень вновь приняла четкие очертания.
— Ты ведь не случайно сообщил мне об этом. Полагаю, первым на месте такой странной гибели оказался ты. И о крови жертвы обмолвился тоже не случайно. Кровь убийцы еще вытекала из жил твоей кланницы. И ты наверняка к ней принюхался, если не попробовал. Что ты узнал? И сможешь ли найти по следам того, кто поймал неупокоенную в ловушку?
— Я скажу, что узнал, и мы в расчете, Сатарф. Долги будут закрыты.
— Кроме долга клана, — моментально внес поправку демон. — Они будут мне обязаны за смену давно надоевшей власти. Когда бы еще избавились от тирана и деспота Зан-о-Мьирра?
Тень расхохоталась, задрав к небу острый подбородок костлявого лица.
— Все-таки ты мне нравишься, демон. Даже жаль, что ты так рано покидаешь нас. Договорились. Моего личного долга перед тобой и твоей кровью не будет, а кланники пусть разбираются сами, я им с удовольствием сообщу о такой неприятности, глядишь, в князья перестанет рваться всякое трусливое отребье.
— Ближе к делу, Граэт.
— Я не знаю имени убийцы, но у него кровь высшего демона, умершего и каким-то чудом воскресшего. Не вампира. Он действительно вернул себе полнокровную жизнь. И я узнаю его кровь на расстоянии, если смогу подобраться достаточно близко. Увы, по свежим следам найти не удалось: он перебил запахи то ли амулетом, то ли заклинанием.
— И что ты хочешь за помощь в поимке?
— Ничего, — неожиданно расщедрилась ушлая Тень. — Это наше общее дело. Мне очень не нравится происходящее. Я не люблю, когда бездарно гибнут мои потомки, — и Граэт выразительно покосился на распростертого и на диво молчаливого Зан-о-Мьирра. — Прощай, Сатарф. Не буду скрывать: надеюсь больше не увидеться. Даже интересно, что тебе понадобилось у драконов Смерти. Уж не то ли самое, зачем Зан отправил к ним Даори Энриати?
Демон не повелся на новую уловку, а снисходительно смерил взглядом разговорчивую Тень. Гаэрт поклонился как равный равному и медленно, тягуче начал исчезать.
Для сторонних наблюдателей дальнейшее оказалось скрыто поплывшей по берегу пеленой белесого тумана. Когда дымка развеялась, только волчьи глаза могли разглядеть в сгущающейся ночи глыбу мрака с угасающими звездами венца. А когда тусклое сияние совсем померкло, волкодлаку словно пеплом в глаза сыпануло — такой плотной стала тьма на несколько мгновений. Он помотал головой, преодолевая нестерпимое, чисто человеческое желание протереть глаза.
Зато слуху ничто не мешало. До ушей донесся тихий стон, потом протяжный вздох ветра и хриплое:
— Нельзя. Я должен сам.
Еще один небывалый, всепроникающий, протяжный звук, словно сама земля тяжко вздохнула, и тьма схлынула, как морская вода.
Оборотень проморгался, наконец, и увидел совершенно пустой, на первый взгляд, берег. Исчез Зан-о-Мьирр, бесследно пропали тела его свиты. Даже покалеченных и мокрых ворон что-то не видно, душу отвести не на ком.
Недоверчивый оборотень полежал, не шевелясь, прислушиваясь. Ни звука. Тогда он поднялся и замер, едва сдержав разочарованный вой.
Тело Сатарфа — уже привычных, а не исполинских размеров — неподвижно лежало на спине, раскинув руки, словно демон пытался взлететь в последний раз. Грудь не вздымалась, единственный уцелевший глаз смотрел в небеса, не мигая.
— Помер ведь. Ох ты ж, волчья ягода в сад! Помер! Что ж ты так, а? — Волкодлак судорожно сглотнул, не веря глазам.
Выждав еще минуту — не моргнет ли труп? — волчара приблизился, обнюхал лежащего — пахло кровью, болью и смертью — и, не удержавшись, лизнул щеку когда-то грозного повелителя Тьмы и Теней. И тут же взвизгнул, закашлялся, судорожно пытаясь сплюнуть попавший в пасть и мгновенно впитавшийся яд. Нюх подвел лохматого полузверя. То, что он принял за черную грязь, пахнувшую землей и потом, оказалось каплями крови высшего демона.
— Зря ты это сделал, — хрипло сказал «труп», прикрывая веко здорового глаза. — Ты же слышал, что я говорил о моей власти над кровью. И не отпирайся, я давно заметил тебя. Это ведь ты меня вытащил из воды?
Оборотень, едва справившийся с приступом кашля, кивнул.
— Зачем ты шел за мной? — голос бывшего владыки был полон неприязни. — Вряд ли для того, чтобы напасть, иначе давно бы попытался. Зачем следил?
Волкодлак пришел в себя, отвернул морду с независимым видом. Не скажу, мол, хоть пытай.
— Я жду, — мягко сказал Сатарф, приподнявшись на локтях. — Кто тебя отправил? Неужели Эльда?
Хвост оборотня нервно дернулся, а лицо не-владыки озарилось улыбкой.
— Эльда, значит. Я так понимаю, бесполезно приказывать тебе убираться восвояси? В лучшем случае уберешься с глаз, но продолжишь слежку?
Волк скорбно кивнул.
— А теперь подумай, мохнатая башка, если у тебя есть мозг, почему я не пользуюсь тропой теней, чтобы облегчить себе путь и шагнуть к самой границе? — жестко спросил Сатарф, резко поднимаясь на ноги. Слишком резко. Ослабленное тело покачнулось и завалилось, оборотень едва успел подставить загривок и принять на себя немаленький вес демона. — Потому что я должен идти сам, без чьей бы то ни было помощи, — успел сказать Сатарф прежде, чем тьма укрыла его сознание. Слишком много сил отняло у него противостояние с Великой Тенью вампирского клана, уже за гранью возможного.
Оборотень лег и осторожно перекатил демона на холодную почву, подгреб лапами пожухлую сухую траву с одного бока, с другого улегся сам, да еще и беззастенчиво положил мощную лапу на владыку Тьмы в отставке. У демонов, конечно, жаркая кровь, но морозы ночью вполне зимние, не простыл бы. Что он тогда скажет царице?
Он лежал тихо, не боясь никаких вампирских патрулей: не до нарушителей границ неупокоенным, если они нового князя выбирают. Смотрел на луну, царившую в безоблачном небе, и размышлял над словами Сатарфа. Без помощи, ишь. Драконы Смерти за каждый миг спросят, так зачем становиться былинкой, которая может перевесить чашу весов? Оборотень и не помогает, еще чего. Так просто лежит, имеет право где угодно валяться, так почему бы и не под боком у бывшего врага? Кто ж знал, что выбранная волкодлаками царица, в честном бою завоевавшая право возглавить стаю, отдаст сердце и жизнь злейшему и ненавистному врагу волчьего племени? А стая всегда идет за вожаком.
Сатарф очнулся незадолго до полуночи. Резко сел, скинув с себя мохнатую лапу задремавшего надзирателя.
— Ты обнаглел, парень, — несмотря на грозный тон, в голосе демона проскользнула смешинка.
— Действительно, курам на смех: оборотень не перегрыз горло вчерашнему врагу, а с собачьей преданностью охраняет сон. Тьфу. Самому противно, — проворчал волкодлак. — И какой я тебе парень? Седины не видишь? Ты одноглазый, да не слепой.
— Как тебя зовут? — «одноглазого» демон пропустил мимо ушей.
— Никак не зовут.
— Тогда получишь кличку, если имени нет. Ворчун — вполне подойдет.
Оборотень досадливо рыкнул, но имени не назвал. Имя — это святое, а всякие там темные властелины недостойны приобщиться к святости.
— Теперь слушай меня внимательно, Ворчун. — Сатарф запустил пальцы в густую шерсть волчьего загривка, рывком разворачивая его морду и заглядывая пронзительно-синим оком в рыжие глаза. — Ты сейчас уйдешь обратно — к той, которая тебя отправила за мной. И передашь, что план с «наживкой» неприемлем. Не перебивай, — повелительно оборвал он трепыхание зверя, — просто слушай и запоминай. Это очень важно. Раз убийца до сих пор не клюнул на подсадную утку, значит, он прекрасно осведомлен о ее роли, возможностях и планах. Следовательно, прежний план лунных не имеет смысла, надо его немедленно менять на запасной.
— Какой план? — Волк попытался вывернуться из железной хватки, но понял, что проще остаться без шкуры.
— Меньше знаешь, дольше живешь, Ворчун. Просто передай мои слова. И позаботься, чтобы никто не услышал, кроме царицы. Предатель среди сельо. Кто-то из самых посвященных. Пусть присмотрится к Верховной. Я почти уверен, что она — сообщница убийцы.
— Вот сам и передай, крюк-то небольшой.
Сатарф отрицательно качнул головой, вздохнул совсем не по-повелительски.
— Не могу. Ритуал начался с первого шага по дороге в горы Смерти. Нельзя прерывать. Второй попытки не бывает.
Оборотень поднял морду к луне, но неимоверным усилием подавил позыв взвыть от отчаянья.
— Так ты и не прервешь, демон. Ты чуть задержишься в пути, делов-то. Вон, драка же тебя задержала.