[350]. Подобная стремительная перестройка институтов власти и назначение на ответственные должности являлись одной из особенностей эры Хрущёва, впоследствии подвергавшихся суровой критике. Во всяком случае, Новиков остался членом ЦК, и к 1966 г., когда к руководству страной пришёл Брежнев. Он был назначен на новый высокий пост, сохранявший за ним право на членство в ЦК. Его покровитель Козлов к тому времени уже умер, но Новиков успел в 1960–1962 гг. успешно поработать под началом Косыгина, ставшего Председателем Совета министров. В марте 1965 г. Новиков вновь был назначен заместителем Председателя Совета министров, отвечающим за внешнюю торговлю и машиностроение, и оставался на этом посту до ухода на пенсию в 1980 г.
4.2. Владимир Новиков (сб.: Депутаты Верховною Совета СССР, 1974 г.)
Между тем Николай Журин попал в беспокойный мир партийного руководства сельским хозяйством. Когда руководимый им регион не выполнил план заготовок зерна, его в октябре 1941 г. понизили до скромной должности первого секретаря одного из райкомов Семипалатинской области. Затем, пройдя по цепочке более важных областных партийных должностей в Казахстане, Журин сумел в ноябре 1951 г. подняться вновь на уровень первого секретаря обкома партии, на этот раз в Акмолинской области. Ещё не будучи членом ЦК, он был приглашён участвовать в его сентябрьском (1953 г.) пленуме по сельскому хозяйству, где Хрущёв начал выдвигать на первый план вопросы сельскохозяйственного производства. На XX съезде в феврале 1956 г. Журина избрали кандидатом в члены ЦК, вероятно, в свете грядущего его назначения вторым секретарём ЦК компартии Казахстана. К тому времени пост второго секретаря ЦК компартий ряда важнейших союзных республик уже приобрёл статус, дающий право членства в ЦК[351]. Однако в декабре 1957 г. последовало новое понижение Журина в должности, он был назначен первым секретарём Северо-Казахского обкома партии. В 1961 г. несколько областей Казахстана утратили статус, позволявший им быть представленными в ЦК, и Журина, делегата XXII съезда, не переизбрали в состав ЦК. Однако к моменту проведения очередных съездов партии в 1966 и 1971 г. право представительства в ЦК принадлежало уже большему количеству областей. В их число попала и Актюбинская область, где Журин работал первым секретарём обкома в 1964–1972 гг., и он вернулся в состав ЦК
Тем временем Егорычев стал вторым секретарём Московского горкома партии, что дало ему право быть избранным в 1961 г. в состав Центрального Комитета. Москва тогда являлась единственным городом, где пост второго секретаря горкома давал право на членство в ЦК. В ноябре 1962 г. Егорычев был повышен в должности до первого секретаря горкома. Оба эти поста открывали ему дорогу в высшие эшелоны власти.
Подобно Байбакову и Патоличеву, эти три человека, достигшие высокого положения в рядах элиты при Хрущёве, сохранили свои посты и при Брежневе. Это было характерно для большого числа представителей элиты[352], извлёкших все возможные выгоды от установившейся после 1964 г. стабильности институтов власти. Журин все следующее десятилетие вплоть до ухода на пенсию по состоянию здоровья в 1972 г. (которое у него действительно ухудшилось) проработал первым секретарём обкома в нескольких областях Казахстана. Новиков провёл 15 лет на посту заместителя Председателя Совета министров СССР. Стремительный взлёт карьеры Егорычева продлился всего три года, но до своего падения он успел переизбраться в состав ЦК на XXIII съезде в 1966 г. (его преемник на посту первого секретаря Московского горкома В.В. Гришин оставался на нём 18 лет, до 1985 г.).
Что ещё можно сказать об этих членах ЦК, кроме того, что на их дальнейшую карьеру не очень повлияло падение Хрущёва? Появление в элите этих трёх новичков — показатель тенденции к более узкой специализации членов ЦК, чётко обозначившейся в годы правления Хрущёва, но, в то же время, наблюдавшейся и до, и после него. Перебрасывание партийных функционеров типа Патоличева с одного направления деятельности на другое становилось скорее исключением из правил, да и он сам в конце концов (после 1956 г.) сосредоточился на иностранных делах и внешней торговле. Журин всю жизнь проработал преимущественно в сельскохозяйственных регионах одной республики — Казахстана, и никогда не занимал постов в Москве. Он обладал очень ограниченным техническим образованием и только на весьма короткий период (в 1947–1948 гг.) покидал Казахскую ССР, когда его послали в Москву на годичные курсы повышения квалификации партийных работников высшего звена при Высшей партийной школе. Байбаков и Новиков являлись специалистами по управлению экономикой, причём Байбаков специализировался в области химической и нефтяной промышленности, а Новиков — на руководстве военно-промышленным комплексом. Никто из них никогда не только не работал на партийных должностях, но не имел даже формального партийного образования. Уже после выхода на пенсию Новиков чётко отделял себя от партийной элиты, заявив в интервью: «Вы знаете, это элита всё обратила в руины, но я не принадлежал к элите… Я никогда не был на партийной работе, я занимался только экономической работой. Мы не брали взяток»[353].
Егорычев, подобно Патоличеву, был скорее партократом, такие люди также присутствовали в составе ЦК. Хотя его обязанности в основном замыкались на делах столицы, одной из трёх порученных ему задач во время краткосрочного пребывания в аппарате ЦК в течение 1960 г. была проверка работы партийной организации Северо-Казахстанской области, руководимой тогда Журиным. Любопытно, что Егорычев также просил никогда не называть его профессиональным партийным работником[354]. Будучи, по существу, аппаратчиком, он по крайней мере номинально имел более качественное техническое образование, чем Новиков или Байбаков. Большая часть его обязанностей заключалась в надзоре за развитием промышленности вначале в Бауманском районе Москвы, а затем и во всей столице.
Байбаков и Патоличев пришли в ЦК при Сталине, а Журин и Новиков — при Хрущёве. Все они, подобно многим другим представителям второго поколения элиты, являлись продуктом сталинских лет и обратили себе на пользу программу ускоренного образования в ходе культурной революции и результаты Большого террора. В этом отношении Егорычев — человек совсем иного рода. Родившись в 1920 г., он был на полпоколения младше остальных четырёх и поэтому менее типичен для среднестатистического члена ЦК 1956 и 1961 гг. Стать членом ЦК в возрасте 41 года (а именно столько было Егорычеву в 1961 г.) считалось вполне обычным делом в 1920–1930-е гг. Байбакову было столько же лет в 1952 г., Патоличеву исполнилось всего 30 в 1939 г., а Андрееву, представлявшему особый случай, в 1920 г. исполнилось всего 24 года. Но в 1961 г. лишь 6% нового состава ЦК (20 человек из 330) достигли возраста Егорычева или были младше. Другими заметными представителями молодёжи можно назвать А.И. Аджубея и В.Е. Семичастного. В конце 1930-х гг., когда большинство представителей второго поколения элиты уже занимало ответственные посты, Егорычев ещё был подростком. Ему исполнилось 18 лет в 1938 г., он поступил в технический вуз, но образование было прервано войной. (Он был дважды ранен и награждён орденом «Красной звезды».) После демобилизации в 1946 г. он завершил курс обучения в институте (1948) и начал подниматься вверх по карьерной лестнице благодаря работе в комсомоле. Путь Егорычева напоминает продвижение Хрущёва: вначале партийная работа в важном Московском техническом вузе (Хрущёв — в Промакадемии, Егорычев — в Московском высшем техническом училище им. Баумана), затем руководство партийными организациями нескольких московских районов, включая Бауманский, а затем — должность сначала второго, а потом и первого секретаря Московского горкома. Ещё два известных первых секретаря Московского горкома партии — Молотов и Каганович.
В последующем судьба Егорычева сложилась совсем по-иному, если сравнивать его с большинством членов ЦК, избранных в 1956 и 1961 г. Он очень критично относился к старшим товарищам и написал в своих воспоминаниях следующее: «Вы знаете, в сталинские времена была уничтожена значительная часть ведущих партийных работников и были искалечены оставшиеся кадры. Я думаю, что это было самой большой раной, нанесённой культом личности нашей стране и её народу». Он отделял себя от них, утверждая: «Наше поколение прошло через 1937–1938 гг., мы были свидетелями событий, столь трагических для нашей страны, но наши руки были чисты. Наше поколение было первым после революции, получившим настоящее образование. Но оно было разорвано на куски войной»[355]. Но Егорычев представляет собой исключение. Ни он сам, ни другие представители третьего поколения элиты, то есть родившиеся после 1920 г. (года рождения Егорычева), не успели выдвинуться на ведущие роли во времена правления Хрущёва. Тогда они ещё были слишком молоды. Но и позднее, в 1960–1970-е гг., Брежнев и люди его поколения, предпочитали держать «молодёжь» на почтительном расстоянии от власти. Сам Егорычев был обречён на «падение с Олимпа» в 1967 г.[356]
4.3. Николай Егорычев выступает на XXIII съезде КПСС в 1966 г. (РГАФКД, г. Красногорск)
Серебряный век Центрального Комитета
Одним из важных аспектов партийной жизни после смерти Сталина стала личная безопасность членов Центрального Комитета, обеспечение которой явилось главной целью кампании десталинизации, проведённой Хрущёвым и его соратниками. Это особо подчёркивалось в известном секретном докладе, произнесённом Хрущёвым в феврале 1956 г. на XX съезде партии. Многое в публичной хрущёвской политике десталинизации основывалось на использовании имевшихся противоречий между разными поколениями элиты с тем, чтобы привлечь на свою сторону молодых, но влиятельных членов ЦК. Доклад был адресован партийной аудитории самого высокого уровня — делегатам XX съезда партии, в числе которых находились будущие члены ЦК. С самого начала своего доклада Хрущёв осудил тиранию и произвол Сталина по отношению к партии и её Центральному Комитету. Приведённые им цифры, согласно которым 98 из 139 полномочных членов и кандидатов в члены ЦК были расстреляны, нашли отклик у элитной аудитории, выразившийся, как отмечено в стенограмме,