У Хенка вдруг закружилась голова, колющая боль ударила под лопатку. Но он почти вспомнил!
Что вспомнил?
Он чуть не вскрикнул от боли и тут же пришел в себя...
Ладно. К этому он еще вернется.
Хенк не хотел беды протозиду. Он искал выход. Он верил, что и протозид никому не хочет беды. Его медленный путь к квазару Шансон никому не грозил опасностью. Хенк не хотел, чтобы протозид был убит, уткнувшись в экран, он просчитывал самые невероятные варианты.
— Пристегнитесь,— приказал он Охотникам, пересаживаясь в кресло дистанционного Преобразователя. И постучал пальцем по панели.
— Я готова,— не сразу, но откликнулась Шу. Казалось, она чувствовала состояние Хенка. Впрочем, это так и было. А может, ее смущали гости.
Хенк тронул ногой педаль дальномера, и протозид сразу приблизился, заняв собой весь экран.
— Три градуса... Четыре градуса... Пять градусов...— размеренно отсчитывала Шу.
Хенк развел сферу охвата, и силуэт протозида полностью вошел в круг, вычерченный локаторами Преобразователя. Координатная сеть туго оплела массивную запятую — осталось лишь нажать на рычаг разрядника.
Хенк медлил.
Была надежда: протозид поймет, протозид почувствует опасность и сместит себя в иное пространство. Он это мог. Но молчаливая запятая ко всему и ко всем оставалась равнодушной. Она видела «Лайман альфу», но не испытывала к ней никакого интереса.
— Чего ты тянешь? — не выдержал Челышев.— Переключай генераторы на гравитационную пушку.
— На борту «Лайман альфы» нет пушек,— произнес Хенк не без тайного удовлетворения.
— Совсем нет? — удивился Челышев.
Хенк усмехнулся. Он вовремя вспомнил древнее, как протозид, слово. Он произнес его вслух:
— Я не пират.
— Как же ты собираешься воздействовать?..
— Для хода на досветовых скоростях «Лайман альфа» оборудована противометеорной защитой.
— Ты говоришь это не очень уверенно.
— Мне не по душе приказ.
— Это приказ Земли!
— Пусть так. Мне он все равно не нравится.
Хенк солгал Челышеву и Хархаду.
На борту «Лайман альфы» действительно не было гра-ватационных пушек, но на ее борту не было и противометеорной защиты. На «Лайман альфе» стоял Преобразователь. Не стандартная машина Конечных станций, умеющая Арианца или неуклюжего обитателя системы Гинапс одеть в квазичеловеческую плоть, а мощный прибор, рассчитанный на любую форму. Хенк радовался, что не успел зарегистрировать Преобразователь на Симме. Теперь, благодаря этому, он нашел выход.
— Пора! — потребовал Челышев.
Хенк тоже понял — пора и, содрогнувшись, нажал на рычаг разрядника.
Они не отрывали глаз от экранов.
Протозид, темный и равнодушный, все так же висел в тугой координатной сети. Казалось, он ничего не почувствовал.
Но так лишь казалось.
Он, Хенк, знал, что пусть на долю секунды, на ничтожную, почти неощутимую долю, этот темный, ни на что не реагирующий организм все равно содрогнулся от ужаса разрушения. И тот же ужас разрушения («Преобразования»,— поправил себя Хенк) в ту же долю секунды испытал каждый другой протозид, как бы далеко он ни находился от места происшествия.
«Они знают, что это сделал я»,— ужаснулся Хенк.
Протозид исчез.
На том месте, где он находился, разматываясь, как смерч, вверх и вниз от «Лайман альфы» расплывалась чудовищная пылевая туча, черный шлейф, перекрывший мерцание редких звезд, траурный свиток, развернутый его, Хенка, руками.
— Дельная работа,— одобрил Челышев.— Протозид развалился на атомы.
— Что дальше? — сухо спросил Хенк.
— Дальше — Симма,— с облегчением кивнул Челышев.— У тебя в запасе двое суток, Хенк. Отдохни, посети Аквариум, посмотри оффиухца. Хочешь, заглядывай к нам. В наших комнатах все как на Земле. Вне работы мы просто земляне.
Хенк промолчал.
— Ну, ну, Хенк. Мы делаем общее дело. Погоди, придет час, когда ты сам протянешь нам руку.
Хенк не ответил.
Он отключил экраны и передал управление Шу. Уже полчаса он не слышал от нее ни слова. Шу, конечно, сердилась, но ведь она-то должна была понять — он обвел Охотников. Они ничего не знали о Преобразователе, они считали, что протозид разнесен на атомы. В принципе, это и было так, только каждый атом пылевой тучи, в которую превратился протозид, и сейчас был строго определен. Это со стороны протозид выглядел мертвой нейтральной тучей, бессмысленным облаком, застлавшим собой полнеба, но это облако оставалось ж и в ы м. Медлительное, бесформенное, оно продолжало осознавать себя протозидом, и он, Хенк, верил, что рано или поздно вернет ему первозданный вид.
Настроение Хенка медленно улучшалось.
Он выполнил приказ Земли, ведь он оставался землянином. Но он не уничтожил протозида, ибо, как землянин, особо чтил Свод, созданный для всего разумного в Космосе.
«Все! — сказал себе Хенк, подставляя плечи под тугие струи настоящей воды.— Больше я не выполню никаких таких приказов.— Инфор он предусмотрительно выключил.— Протозид распылен, это явная ошибка. Я обязан сообщить об этом на Землю».
Он вспомнил брата.
Роули обожал безумные проекты. Его мечтой была мгновенная всекосмическая связь. Как на будущее он указывал на протозид. Когда-нибудь, по собственной воле, протозиды расселятся по всем Крайним секторам. Известное протозиду, находящемуся в одном краю Вселенной, мгновенно станет известно другому протозиду, находящемуся совсем в другом краю. Незачем станет гонять из конца в конец дорогостоящие тахионные ракеты, забрасывать пространство радиобуями, платить Цветочникам только за то, что ему, Роули, захотелось поговорить с братом Хенком.
— Шу,— потребовал Хенк по внешнему инфору,— мне необходим кристалл «Протозиды».
— Запись «Протозиды» подлежит просмотру лишь на Земле.
Ответ Шу прозвучал в высшей степени категорично. Хенк не стал спорить.
Пусть так...
Не отключая связи, он мерял шагами комнату. Экран инфора мутно светился, по нему пробегали светлые и темные полосы, они бесконечно таяли и вновь возникали. Собственно, вдруг подумал он, это и есть портрет Шу.
— Сегодня в Аквариуме оберон с Оффиуха.— Шу никогда ничего не забывала.
— Советуешь посмотреть?
Хенк вздохнул. Он отчетливо ощущал свою зависимость от решений Шу. Иногда это его раздражало. И все же он никогда не противился этой зависимости.
Аквариум оказался не так велик, как представлялось Хенку. Овальный зал, поверху — галерея; три стрельчатых узких входа. В соседней с Хенком ложе (свою занимал только он) располагалась, похоже, целая семья: две изящные женщины, пятеро грубоватых мужчин и семь или восемь мелких отпрысков с желтоватыми, как тыквы, лицами. По вялым движениям Хенк сразу признал в них Арианцев, естественно, прошедших сквозь Преобразователь. Потомки одной из некогда самых агрессивных рас, Арианцы никогда не питали особых симпатий к Преобразователю. Собственные тела, как бы они ни выглядели, устраивали их больше всего, и эта необходимость — рядиться в чужое тело — всегда их несколько угнетала.
Арианцы ни на секунду не пожалели бы протозида, подумал Хенк.
Ладно. Скоро он будет на Земле, скоро он поднимет шум по этому поводу. Подождем.
Он откинулся на спинку кресла.
До объекта 5С 16 он дойдет на тахионной тяге. А там... Он мысленно представил длинную цепочку звезд, свернувшуюся на карте как змей из древних легенд — созвездие Гидры... Это уже Внутренняя зона. Там, на одной из планет звезды Альфард, он проторчит месяца три. Но это не страшно. Ведь это преддверие родной планеты...
Хенк вздрогнул. В центре Аквариума вспыхнул свет.
Свет становился все ярче, он ширился, он заполнял Аквариум как гигантский пузырь. Впрочем, это и был пузырь — силового поля. Очень скоро он занял весь центр зала, и алые, без перепадов, тона медленно перешли в оранжевые.
Желтый. Белый. Ослепительно голубой.
Исполнялся цветовой звездный гимн Рессела-Кнута, давно вошедший в опознавательную окраску всех кораблей Межзвездного сообщества.
И этот свет становился все нежней, он расслаивался, в нем, не смешиваясь, вспыхивали фиолетовые искры, зеленые отсветы — бесконечный рассвет над безмерными океанами Оффиуха.
Хенк невольно привстал. Восторг переполнил его, ему захотелось всплыть, зависнуть над силовым шаром невидимого, воплотившегося в свет оффиухца. Его останавливали лишь редкие зрители на галереях и в ложах — вряд ли его парение пришлось бы по душе тем же Арианцам...
А в силовом пузыре, заполненном нежным сиянием, уже металась смутная тень, которая не могла быть только тенью. Это, несомненно, было живое существо, и, оглянувшись, Хенк увидел, что просветлели даже лица Арианцев.
Хенк замер.
На мгновение его захватила острая, пронзительная тоска. Он опять был грандиозным облаком, звездный ветер гнал его бесформенное тело в сторону от квазара Шансон, к Стене, в мрак, в тьму, в ничто, звездный ветер рвал из него миллиарды атомов, но он, счастливое пылевое облако Хенк, тут же восполнял эти потери за счет рассеянной межзвездной пыли. Он был туманностью, небу-лой, рассасывающейся в пространстве, и такой же туманностью, нежной небулой казалась ему тень оффиухца — бесконечно длящийся взрыв непостижимо добрых лучей, заставляющий вновь и вновь переживать счастливую уверенность в вечности звезд, в вечности всего Разумного.
Потом оффиухец развернулся в широкий линейный спектр. Но это не был просто спектр. Хенк не один час провел над камерой спектрографа, он видел тысячи линий в тысячах самых разнообразных сочетаний, но сейчас перед ним разворачивался, сиял ж и в о й спектр.
Хенк был восхищен.
Он никогда не бывал на планете оффиухца, но теперь он знал — это не худшее место в Космосе.
И услышал испуганное восклицание.
Арианцы!
Хенк хлопнулся в кресло. Он и завис-то над ним на какую-то секунду, но Арианцы это заметили.
Их это испугало и возмутило.
Хенк молча проводил их взглядом.