Подготовка и проведение биробиджанской экспедиции
К началу апреля 1937 года Позднеев и Пульнер разработали детальный план и предварительную смету биробиджанской экспедиции еврейской секции ГМЭ[508]. Тогда же на свет появился план (проект) будущей выставки с рабочим названием «Еврейская автономная область»[509]. Согласно этим документам, участники экспедиции должны были собрать информацию по истории и современному состоянию области, включая статистические и демографические данные о составе ее населения, сведения о сельском хозяйстве, промышленности и культурном строительстве. Среди экспонатов, которые намечалось привезти, значились фотографии старых рабочих и стахановцев, изобретений и особо торжественных моментов на предприятиях (праздники, премирование, открытие новых цехов), образцы спецодежды, продукции и орудий труда, сельскохозяйственных культур и дикорастущих растений, плакаты, стенгазеты, костюмы, лозунги, детские игры, предметы домашнего обихода, модели фабрик и заводов, многое другое[510].
Особое внимание уделялось изучению различных народностей – евреев-переселенцев, амурских казаков, корейцев, китайцев, эвенков, гольдов, тунгусов. Предполагалось собрать предметы их материальной культуры и быта, образцы фольклора, изучить народные обычаи и ритуалы. При этом в плане (проекте) выставки имелось любопытное замечание, что «китайцы спаивали и эксплуатировали местное население»[511].
Политико-идеологические задачи экспедиции сформулировал, выступая перед сотрудниками, директор ГМЭ Николай Таланов:
Мы Музей этнографии и упор должен быть на человеке – как изменяется человек на фоне производства. Нужно показать, как Ев. А.О. превращается в индустриальную область. <…> По разделу культурного строительства сборы материала необходимо производить по этническому принципу. <…>
О показе переселения и соцстроительства нужно исходить из строительства всего Союза Советского, отсюда выделение района, переселение и затем уже строительство самого Биробиджана с новым переселением[512].
Пространные рассуждения Таланова, на которые Пульнер осторожно возражал, что «этнический момент здесь не должен превалировать»[513], находились в русле развития советской этнографии 1930-х годов, предметом изучения которой являлась не столько та или иная этническая группа, сколько новый советский человек в целом. Культуре же отводилась лишь роль своеобразной декорации или, согласно знаменитому сталинскому определению, «формы» – чего-то однозначно второстепенного по сравнению с «содержанием».
Согласно первоначальной смете, для реализации планов биробиджанской экспедиции требовалось выделить существенные финансовые средства:
1. Личное содержание членов экспедиции (суточные, квартирные и проч.): 10 800 руб.
2. Транспортные расходы, снаряжение и почтово-телеграфные расходы: 22 400 руб.
3. Приобретение и пересылка экспонатов: 40 000 руб.
Итого: 73 200 руб.[514]
Определенную часть расходов планировалось покрыть за счет поступлений от ЛенОЗЕТа. Однако Центральный совет ОЗЕТа не только запретил председателю своего ленинградского отделения Борису Эскину выдавать кому-либо субсидии, «но и отобрал у ЛенОЗЕТа все его ресурсы, оставив какие-то гроши для проведения работы всего года»[515]. В результате намеченное ранее участие в экспедиции самого Эскина не состоялось, а фактические расходы экспедиции в итоге оказались сокращены более чем в два с половиной раза и составили всего 27 202 руб.[516]
На одном из совещаний в ГМЭ был утвержден состав экспедиции: помимо Позднеева и Пульнера в него вошли «молодая тунгусоведка» Валентина Романовская и художник Георгий Траугот, а начальником назначили заместителя директора музея по научной части Даниила Соловья[517]. Предполагалось, что вслед за первой партией исследователей через некоторое время будет направлена вторая партия в лице сотрудника еврейской секции ГМЭ, религиоведа и фольклориста Михаила Шахновича, а также Менахема (Михаила) Кадышевича, ранее работавшего секретарем Дальневосточного комитета ОЗЕТа и возглавлявшего секцию биробиджановедения в киевском Институте еврейской пролетарской культуры[518].
Еще в первой половине 1937 года администрация музея вступила в переписку с различными учреждениями еврейской автономии «для облегчения работы экспедиции и для большего ее контакта с местными органами власти, предприятиями, колхозами и общественностью»[519]. Потребность в этом всячески подчеркивал в письме Таланову председатель Научно-исследовательской комиссии по изучению культуры и естественных богатств ЕАО при облисполкоме Михаил Бейнфест:
Мы позволим себе обратить Ваше внимание на то, что при снаряжении экспедиции Вам следует учесть… что такое глубокое изучение Еврейской автономной области надлежит предварительно согласовать с соответствующими руководящими органами центра, края и области[520].
В свою очередь Позднеев указывал музейному руководству: «…юг и запад Биробиджана – пограничная полоса с Маньчжоу-го, куда требуются особые пропуска, и здесь без представителей НКВД и Красной армии нельзя ступить и шагу»[521]. Действительно, с начала подготовки экспедиции ее деятельность находилась под пристальным надзором чекистов. Сохранилась переписка ГМЭ с ленинградским отделением НКВД о выдаче сотрудникам пропусков в ЕАО, а также разрешений осуществлять зарисовки, вести фотосъемку, получать снимки от местных фотографов[522].
К 12 апреля 1937 года подготовительный этап экспедиции завершился, и ее участники Соловей, Позднеев, Пульнер и Романовская выехали в Биробиджан, двумя месяцами позже к ним присоединился Траугот. На основе биробиджанских натурных зарисовок художник выполнит позднее настенные панно, которые станут важнейшим элементом выставки «Евреи в царской России и в СССР».
За четыре месяца – с апреля по июль – ленинградцам удалось собрать обширные материалы, включая 97 документов, полученных от расположенных в городе Биробиджане организаций и учреждений – КОМЗЕТа, отделов землеустройства, народного образования, здравоохранения, областного промыслового союза, сельскохозяйственной опытной станции и Биробиджанского фанерного завода, а также от колхозов «Красный Октябрь» (поселок Амурзет), им. Сталина (село Екатерино-Никольское), им. Буденного (село Столбово) и им. Кирова (поселок Бирофельд)[523].
В 72-страничном отчете, составленном Соловьем и Пульнером по окончании экспедиции, рапортовалось, что ее участники привезли 321 фотоснимок (часть из них предоставила научно-исследовательская комиссия при облисполкоме), и описывалась их тематика:
1. Снимки г. Биробиджана (Биробиджан в стройке, Октябрьская улица, Гос. еврейский театр, Дом советов, еврейская школа и др.
2. Снимки жилищ г. Биробиджана и области.
3. Снимки по отдельным колхозам и по рыболовству.
4. Снимки по промышленности (фанерный завод, швейная и мебельная фабрики, известковый завод в Лондоко, кирпичный завод, мраморные ломки, Сутарские золотые прииски, лозоплетение и отдельные кустарные промыслы).
5. Культурное строительство, быт, жизнь детей[524].
В том же отчете особо отмечалось, что предметы материальной культуры собраны только по корейцам. Отсутствие аналогичных материалов по евреям объяснялось так:
1. За короткий срок, истекший со дня начала переселения евреев в область, не создано ничего характерного и отличительного от предметов, бытующих у евреев Украины и Белоруссии (мест выхода переселенцев).
2. За дальностью расстояния переселенцы в большинстве своем не вывозили из мест выхода предметов своего домашнего и хозяйственного обихода (мебель, утварь, инвентарь и т. п.).
3. Что же касается одежды переселенцев, то таковая ничего специфического в этнографическом отношении собою не представляет, являясь совершенно идентичной общей одежде горожан, заготовляемой советскими швейными фабриками (Мосшвей, Миншвей, Ленинградодежда). Само собой разумеется, что приобретать и вывозить с Дальнего Востока эти костюмы было нецелесообразно[525].
Далее в отчете перечислялись группы «еврейских экспонатов», которые удалось собрать для предстоящей выставки:
1. Геологические коллекции.
2. Образцы мрамора, смолокурения и продукции фанерного завода.
3. Образцы флоры и экспонаты по сельскому хозяйству.
4. Школа и школьная самодеятельность (пушкинский альбом, составленный еврейскими школьниками Амурзета, еврейские и русские стенгазеты, рисунки амурзетских школьников, грамоты отличников учебы).
5. Материалы о работе зарубежных друзей ОЗЕТа. (Озетовские материалы ярко иллюстрируют большую любовь и работу, проводимую еврейскими трудящимися за рубежом, в пользу ЕАО. Эти материалы иллюстрируют борьбу еврейских трудящихся против фашизма и сионизма.)