.
Вениамин Горелик, возглавивший в декабре 1920-го еврейский подотдел Сибнаца (Отдела по делам национальностей при Сибревкоме), утверждал, что ему приходится выполнять обязанности и машинистки, и регистратора, и делопроизводителя. На письма, направленные им в Москву – в Центральное бюро ев-секций РКП(б) и евотдел Наркомнаца – с просьбой прислать квалифицированных работников, поступили закономерные отказы: сложная ситуация с кадрами наблюдалась по всей стране и во всех сферах[54]. Столкнувшись со множеством трудностей, обескураженный Горелик сделал резонный вывод: «Широких перспектив для привлечения еврейских масс к советскому строительству нет, ибо нет самих широких масс, а есть масса, большей частью участвующая в общей жизни, как и все население»[55].
Тем не менее специальные еврейские подразделения возникли при различных учреждениях в Ново-Николаевске, Красноярске, Иркутске, Томске, Тюмени, Омске и других городах. В Омске, исполнявшем тогда функции административного центра Сибири, система оказалась одной из наиболее развитых в регионе: здесь образовалось четыре таких подразделения – при губернском отделе народного образования (губнаробразе), губкомах РКП(б) и РКСМ, а также губернском отделе по делам национальностей (губнаце). Первые три именовались еврейскими секциями (евсекциями), последнее – еврейским подотделом, но неофициально – тоже евсекцией[56]. В условиях кадрового дефицита и ограниченности средств сотрудники в них, как правило, работали по совместительству, занимая порой по несколько должностей в учреждениях новой власти. Например, Моисей Шерман, бывший бундовец, перешедший в РКП(б) и служивший в торговом бюро при губернском совнархозе, летом 1921 года попытался возглавить одновременно сразу три евсекции, правда неизвестно, удалось ли ему осуществить это намерение[57].
Наиболее ощутимую деятельность вела евсекция при Омском губнаробразе, под управление которой от ликвидированного общинного совета (ваада) перешла вся еврейская образовательная инфраструктура – училище, детский сад, летняя детская площадка и библиотека, располагавшиеся в одном здании. Училище новая власть сразу же превратила в советскую еврейскую школу 1-й ступени. Предпринимались даже попытки, судя по всему безуспешные, перевести преподавание в ней на идиш[58].
У этой евсекции, по крайней мере на начальном этапе, имелся значительный по местным масштабам штат из трех оплачиваемых сотрудников – заведующего и двух разъездных инструкторов, посещавших уездные города с еврейским населением (известно, например, о подведомственной губнаробразу еврейской школе в Татарске)[59].
В дополнение к уже действовавшим программам в марте 1920 года в том же здании был открыт еще и рабочий клуб имени Борохова с библиотекой-читальней, школой для взрослых и драмкружком. Газетная заметка свидетельствовала:
Помещение клуба небольшое, но уютное, сцена еще не оборудована, по стенам развешаны плакаты, портреты: Ленина, Луначарского, Троцкого, Борохова, Фруга, Шолом-Алейхема, Переца Леона и других. Клуб рабочими посещается охотно[60].
Очевидно, средств на клуб отпускалось мало, и месяц спустя та же газета жаловалась, что драмкружку по-прежнему «работать невозможно: нет сцены, нет даже ни одного стула»[61]. Но, несмотря на это, клуб продолжал свое существование, являясь фактически средоточием всей еврейской общественно-политической и культурной жизни города.
Комсомольская евсекция занималась в основном идеологическим просвещением «беспартийной молодежи». В одном из отчетов сообщалось:
В евсекции 16 тт. [товарищей]. Из них 10 принимают активное участие в работе, которая ведется среди беспартийной молодежи. Проведено политлекций 14, собеседований 3. Работает драматический кружок. Проведено 18 занятий, поставлен 1 спектакль. Общих собраний было 11, совещаний активных работников 5. Выпущено 8 номеров живых газет. Один номер рукописной стенной газеты. Вся работа ведется в еврейском рабочем клубе, в правление которого входит представитель секции[62].
Евсекция при Омском губкоме РКП(б), заметно оживившаяся после слияния с ней местной организации Бунда в мае 1921 года, претендовала, разумеется, на статус центрального органа, заведующего всеми «еврейскими делами»[63]. На ее заседаниях обсуждались вопросы реэвакуации беженцев и военнопленных, хозяйственной деятельности школы, детского сада и клуба, репертуара драматических коллективов, комплектования библиотеки, распределения «американских вещей», то есть одежды, поступившей от «Джойнта» в рамках программы помощи жертвам Гражданской войны[64]. Дублирование функций других организаций, попытки вмешиваться в их работу приводили к неизбежным трениям и конфликтам[65]. Ситуация отражала претензию компартии в целом контролировать все советские учреждения. Но, в отличие от общих партийных структур, формальные полномочия евсекций РКП(б) по всей стране ограничивались исключительно ведением коммунистической пропаганды на идише. В наибольшей степени это ослабляло их реальное влияние именно в специфических условиях Сибири, где уровень владения русским языком среди евреев был существенно выше, чем в бывшей черте оседлости.
Имелась у евсекции РКП(б) и еще одна линия конфронтации: состоявшие в ней выходцы из Бунда и левых сионистских партий противостояли на местной политической сцене членам Еврейской коммунистической партии «Поалей Цион», пытавшимся встроиться в менявшиеся реалии общественной жизни[66]. Так, с момента возникновения евсекции при губнаробразе, то есть с февраля 1920 года, ею заведовал Лев Кравчук, председатель омского комитета «Поалей Цион»[67]. И совсем не случайно клуб, созданный под его руководством, получил имя Бера Борохова, покойного идеолога поалей-ционизма. На этой должности Кравчук продержался до ноября, после чего инструктор евсекции Сибнаробраза, также базировавшегося в Омске, смог доложить начальству:
Ликвидирован Клуб им. Б. Борохова, бывший когда-то партийны[й] поалей-ционистский, группировавший вокруг себя евр [ейскую] интеллигенцию, и организован на его место евр [ейский] раб[очий] клуб имени Октябрьской революции, беспартийный, но руководимый представителями РКП[68].
Клубу имени Октябрьской революции планировалось придать образцовый и общерегиональный статус. Тот же инструктор писал:
Еврейское до 200-тысячное население Сибири разбросано по губ[ернским] и уездным городам и промышленным ж. – дор. станциям. Культурно-просветительная работа его, вследствие раздробленности сил, ведется крайне слабо, носит случайный характер и профанируется. А потому… требуется организовать одно показательное учреждение с вполне выдержанным и полным характером, кот[орое] было бы центральным и подвижно-показательным для всего евр [ейского] населения Сибири. Это учреждение должно будет обнять всю политпросветительную работу, как театральное, библиотечное дело и агитатуру [агитацию].
Для этой цели евсекция при Сибнаробразе вела переговоры с т. Подольским, представителем еврейской драматической] сцены, которому желательно передать организацию вышеуказанного учреждения в виде подвижного политпросвета…[69]
По всей видимости, под «представителем еврейской драматической сцены» подразумевался антрепренер одной из многочисленных бродячих трупп, выступавших на идише в городах и местечках «черты». В военное время немало участников таких трупп попало в Сибирь вместе с потоками беженцев. Вслед за антрепренером Подольским подтянулись и актеры, что позволило в декабре 1920 года объявить о создании в городе еврейского театра:
…откомандированного Сибнаробразом в распоряжение губнаробраза т. Подольского назначить режиссером Омской еврейской драматической труппы с первого декабря с возложением на него обязанностей заведующего театральной секцией омского еврейского рабочего клуба им. Октябрьской революции…[70]
Просуществовал этот театр недолго: несколько месяцев спустя евсекция при губкоме РКП(б) постановила «не входить ни в какие переговоры с труппой, ибо… это спекулянты над спекулянтами»[71].
А вскоре в городе начнут поочередно исчезать все советские еврейские учреждения. Уже в сентябре 1921 года в одном из документов появилась запись на неграмотном русском языке: «В связи с отъездом беженцев на родин [у] евсекций союза молодежи ликвидировался»[72].
В течение последующего полугодия лишились оплачиваемых ставок и перестали функционировать три остальные омские евсекции, а в помещениях закрытых еврейской школы и еврейского рабочего клуба разместился «единый интернациональный клуб»[73].
Как видим, в начале 1922 года в Омске не осталось институционализированных форм еврейской национальной жизни в ее советской интерпретации. Причины такой краткосрочности их существования очевидны. По сути, первый руководитель еврейского подотдела Сибнаца был прав в своем пессимистическом прогнозе: ни в Омске, ни в Сибири в целом попросту не имелось трудящихся масс, коммунистическое воспитание которых требовалось бы вести на идише. С оттоком беженцев и военнопленных это окончательно прояснилось. К тому же с переходом к новой экономической политике началась перестройка всего управленческого аппарата. Вероятно, «добила» омские евсекции потеря городом статуса региональной столицы. С лета 1921-го централизованные структуры переводились в Новониколаевск, будущий Новосибирск, а следовательно, теперь «образцовые» еврейские учреждения в Омске теряли смысл. Что касается запросов тех омичей, кто все-таки нуждался в культуре на идише, то в дальнейшем их будут удовлетворять заезжие еврейские труппы из других городов