[957]. Однако после заключения «конкордата» ситуация изменилась. 12 октября 1943 г. Г. Г. Карпов доложил И. В. Сталину о том, что «Совет по делам РПЦ считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой церкви и переходу обновленческого руководства в патриаршую сергиевскую церковь»[958]. Новая политика советского правительства внесла растерянность и панику в руководящие обновленческие круги[959].
Изменений в положении Русской православной старообрядческой церкви (РПСЦ) не произошло, хотя очевидно, что Советское государство с одобрением воспринимало патриотическую деятельность РСПЦ: при помощи органов НКВД СССР на оккупированной территории распространялись обращения главы РСПЦ архиепископа Московского и всея Руси Иринарха, в которых он призывал помогать партизанам и Красной армии. Впоследствии возможности РСПЦ стали использоваться во внешнеполитическом плане. В частности, в июле 1944 г. НКГБ СССР распространил два патриотических обращения РСПЦ «к старообрядцам освобожденных районов Бессарабии, Молдавии и Румынии»[960].
29 октября 1943 г. по решению СНК СССР при Совнаркоме Армянской ССР был создан Совет по делам Армяно-Григорианской церкви, в задачу которому было поставлено осуществление «связи между правительством Армянской ССР и католикосом всех армян по вопросам Эчмиадзина, требующим разрешения правительства Армянской ССР»[961]. Советское руководство использовало в своих целях внешнеполитические возможности Армянской апостольской церкви (ААЦ) по идеологической работе с армянской диаспорой за рубежом. В октябре 1943 г. НКГБ СССР оказал ААЦ помощь в издании церковного календаря на 1944 г., предназначенного для распространения за рубежом, с целью «укрепления [советского] влияния на заграничные епархии» ААЦ[962].
Аналогичным образом власти строили взаимоотношения с протестантскими общинами. В июле 1943 г., в связи с ожидавшимся приездом делегации Англиканской церкви, был разрешен переезд руководства Всесоюзного совета евангельских христиан (ВСЕХ) из Ульяновска в Москву. В январе 1943 г. НКВД распространил на оккупированной территории СССР патриотическое обращение ВСЕХ. Возможности протестантских религиозных центров были использованы и при борьбе с уклонением баптистов и евангелистов, проживавших на вновь на освобожденной территории, от военной службы. В декабре 1943 г. НКГБ СССР распространил среди протестантов патриотическое обращение «по военному вопросу» от имени Всесоюзного совета евангельских христиан и баптистов (ВСЕХБ)[963].
17 октября 1943 г. в Ташкенте состоялся съезд мусульманского духовенства и верующих Средней Азии и Казахстана, на котором было создано Духовное управление мусульман (ДУМ) Средней Азии и Казахстана[964]. Съезд принял обращения к верующим мусульманам Средней Азии и стран Востока и к верующим мусульманам Крыма, в которых говорилось о том, что нацисты поставили своей целью осквернить мусульманские святыни, «уничтожить национальную культуру народов Туркестана и Казахстана, предать огню костров сокровища [их] науки и знания». Указывалось, что нацисты считают «все народы мира низшей расой, а восточные — мусульманские народы обезьянами». Обращение вменяло в обязанность мусульманским священнослужителям призывать «правоверных отвагой и геройством на фронте, честным и самоотверженным трудом в тылу ускорить час победы». Обращение содержало некоторые преувеличения относительно ликвидации оккупантами «национальной самостоятельности крымских мусульман» и их издевательств над мусульманскими «бытовыми обычаями и религией». Оба обращения были инспирированы советским руководством, а их текст согласован с НКГБ Узбекской ССР и ЦК КП(б) Узбекистана. В декабре 1943 г. НКГБ СССР размножил и распространил 15 тыс. экземпляров обращения среди верующих мусульман Средней Азии и Казахстана, а также за рубежом[965].
Отношения между государством и иудейской религиозной общиной базировались на использовании авторитета общины для мобилизации общественного мнения зарубежных евреев. В качестве примера можно привести обращение 13 раввинов Советского Союза (в том числе из Москвы, Риги, Одессы, Киева, Харькова, Ташкента, Пинска, Бреста, Житомира), которое в декабре 1943 г. было отослано советскими властями в Еврейское телеграфное агентство в Нью-Йорке. В обращении говорилось: «В этот священный час, когда для еврейства настал момент „быть или не быть“ — ни на минуту не забывать наш священный долг всячески помочь доблестной Красной армии и Советскому Союзу… Требуйте постоянно и неутомимо от стран и государства, гражданами которых вы являетесь, скорейшего принятия сверхчеловеческих мер для полнейшего разгрома»[966].
Пожалуй, единственным религиозным течением, которое не встало на патриотическую платформу и осознанно поддерживало курс на конфронтацию с советской властью, было православное сектантство. В конце войны приверженцы секты «Истинно-православные христиане» подверглись репрессиям[967].
В заключительный период войны положение Русской православной церкви существенно улучшилось: епископат церкви насчитывал 25 архиереев[968]. В 1944 г. было открыто 208, в 1945 г. — 510 храмов[969]. Если на 15 марта 1943 г. у РПЦ было 27 епархий (на неоккупированной территории), то на начало 1946 г. — 58 епархий, 10 547 церквей, 3 духовных учебных заведения, 1 церковное периодическое издание[970], 61 архиерей в СССР, 17 архиереев за границей, 9254 священника, 30 % из которых начали службу в годы войны[971]. Сотни священников были выпущены из тюрем и лагерей[972].
Соотношение числа ходатайств и открытых церквей по годам было таким: 1944 г. — 6402 и 207 (3,23 %), 1945 г. — 6025 и 509 (8,45 %), 1946 г. — 5105 и 369 (7,23 %), 1947 г. — 3087 и 185 (5,99 %)[973]. Таким образом, в период 1944–1947 гг. максимальное число открытых храмов, как в абсолютном, так и в процентном отношении к числу поданных ходатайств, пришлось на 1945 г. Объяснить это можно тем, что прихожане церквей, открытых во время оккупации, оказывали сопротивление против закрытия при возвращении советской власти[974]. 1 декабря 1944 г. было издано постановление СНК СССР «О порядке открытия церквей и молитвенных зданий на территории, освобожденной от немецкой оккупации», которое предписывало «не проводить кампании по огульному возврату зданий, переданных немцами под церкви», а делать это постепенно, изыскивая возможность предоставления верующим других зданий[975].
Кроме увеличения числа приходов, в заключительный период войны произошло существенное укрепление материально-технического положения РПЦ, в том числе в части обеспечения ее транспортом и горючим за счет Совета по делам РПЦ. 30 июня 1944 г. было принято постановление СНК СССР о передаче церкви «предметов культа» из числа национализированного, конфискованного и выморочного имущества. 24 августа 1944 г. СНК СССР дал Госбанку СССР разрешение открывать для Московской патриархии, епархиальных управлений и церковных приходов текущие счета для хранения церковных средств. Произошло укрепление образовательной базы церкви: 10 мая 1944 г. СНК СССР разрешил РПЦ открыть в Саратове Богословско-пастырские курсы[976], 14 июня 1944 г. — Богословский институт и Богословские курсы в Новодевичьем монастыре[977].
Активное участие в регулировании государственно-церковных отношений принимало руководство союзных республик. В частности, 22 февраля 1944 г. первый секретарь ЦК КП(б)У Н. С. Хрущев принял представителей православной общины Украины, где находилась большая часть вновь открытых в СССР храмов, в том числе возобновившая свою деятельность Киево-Печерская лавра[978].
Политическое упрочение «конкордата» между государством и церковью произошло в годы патриаршества Алексия I. После кончины патриарха Сергия 15 мая 1944 г.[979] ленинградский митрополит Алексий вступил в должность патриаршего местоблюстителя. Весь период блокады он безотлучно находился в Ленинграде, был награжден медалью «За оборону Ленинграда»[980]. По некоторым данным, митрополиту разрешили остаться в осажденном городе специально, чтобы поддержать моральный дух населения. По воспоминаниям блокадников, проповеди митрополита Алексия были полны патриотического подъема и давали много душевной силы ленинградцам, помогали им выжить[981]. На некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе Ленинграда присутствовало командование Ленинградского фронта[982]. В изданных в 1944 г. патриотических посланиях по случаю Пасхи и освобождения Ленинградской области митрополит Алексий утверждал, что «советская власть» — это «наша власть», и призывал помогать Красной армии