.
Причина заигрываний с населением оккупированной территории заключалась не в реальном изменении отношения к народам СССР, но исключительно в «сохранении и использовании ресурсов занятых областей». Привлечение населения на свою сторону для германских властей означало прежде всего «безопасность тыловых коммуникаций и драгоценную рабочую силу», облегчение «борьбы против Красной армии и московских банд», достижение победы и «сохранение драгоценной немецкой крови». Такие утверждения не скрывались от населения Германии и военнослужащих вермахта[1587].
Заключительный период Великой Отечественной войны характеризовался последними попытками нацистов мобилизовать население оккупированной территории СССР на борьбу с Советским Союзом. С этой целью оккупационные власти развивали и создавали новые антисоветские коллаборационистские организации. Так, в марте 1944 г. в Бобруйске был создан «Союз борьбы против большевизма»[1588].
Ввиду наступления и побед Красной армии нацисты разжигали страх перед советскими войсками — и на оккупированной территории СССР, и среди европейских сателлитов, и в самой Германии. На оккупированной территории Советского Союза распространялись лживые слухи о жестоком и бесчеловечном поведении Красной армии в освобожденных ей местностях (равно как в Европе политиков и обывателей запугивали грядущей «большевизацией»). В Латвии нацистская пропаганда распространяла слухи, что «русские в Риге камня на камне не оставят, все будет сожжено», в освобожденной части Эстонии «у всех эстонцев на лбу выжжена буква „Э“ и что большевики всех в Сибирь увозят, а маленьких детей бросают на горячую плиту или в пруд, потом в этот пруд бросают свиные пузыри, и те дети, которые сумеют схватить пузырь, могут спастись». Разжигание страха перед возвращением советской власти служило склонению населения к уходу вместе с германскими войсками, что подавалось нацистами как забота обо всех, «кто искренне и бесповоротно связал свою судьбу с судьбой великой семьи европейских народов»[1589].
Переломным моментом в использовании национального фактора в нацистской политике должна была стать состоявшаяся 16 сентября 1944 г. встреча Г. Гиммлера и А. А. Власова, на которой первый дал официальное согласие на создание «русского правительства»[1590] и «русской армии» в составе двух дивизий, взамен чего выдвинул следующие условия: борьба с большевизмом, после победы над которым Россия должна была быть восстановлена в границах до сентября 1939 г., отказ от Крыма, широкая автономия для казаков и национальных меньшинств[1591]. Согласно этой договоренности, 14 ноября 1944 г. в Праге, как в последней из не освобожденных Красной армией славянских столиц, было провозглашено создание «Комитета освобождения народов России» (КОНР)[1592]. В КОНР, кроме русских по национальности, входили также украинцы, белорусы, представители народов Кавказа и Средней Азии[1593]. В конце 1944 г. нацисты создали украинский аналог КОНР — «Украинский национальный комитет» (УНК). В воззвании УНК, изданном 17 марта 1945 г. в Веймаре, была провозглашена «борьба за независимость Украины»[1594]. В Белоруссии в начале 1944 г. оккупанты приступили к созданию «Белорусской националистической партии». В середине мая 1944 г. были проведены ее организационные съезды в Полоцке и Витебске[1595].
В Литве оккупанты пропагандировали «местное самоуправление», которое на деле являлось «внешним представителем немецкой гражданской администрации». Предписывалось пресекать «всякое вмешательство в дела литовского самоуправления», что означало бы «нарушение интересов германского управления». В июне 1944 г. германское управление пропаганды разработало устав Союза жертв большевистского террора, который был утвержден Генеральным комиссаром Литвы Т. А. фон Рентельном. Эта организация 22 июня 1944 г. провела митинг «против большевизма» и осуществляла «антибольшевистскую пропаганду среди населения». Нацистские власти подчеркивали, что «это первая политическая организация в Литве». 20 февраля 1945 г. в Потсдаме был создан Латвийский национальный комитет (ЛНК). 19 марта 1945 г. в Лиепае была проведена торжественная церемония вступления на должность главы ЛНК командующего латышскими войсками СС группенфюрера Р. Бангерскиса. В своей речи Р. Бангерскис сказал: «Благодаря мужеству латышских легионеров и усердию народа сейчас снова создана возможность урегулирования государственных дел. Целью является свободная и независимая Латвия»[1596]. Тем не менее никакой существенной деятельности ни КОНР, ни созданные в заключительный период войны украинские, белорусские и прибалтийские коллаборационистские структуры так и не успели развить.
В целом германская политика изначально имела существенные недостатки. Одним из них было то, что германские власти все меряли на свои «расовые» мерки и поэтому строили свою пропаганду на разжигании ксенофобии. Однако со временем выяснилось, что «русские по природе не шовинисты» и «ненависть на национальной почве среди русских не популярна». Причиной этого, как «неожиданно» обнаружили оккупанты, было то, что русское «гигантское государство состоит из множества народов и рас, и общение с людьми других обычаев и культуры для них привычно». Особенно «странным» для нацистов был тот факт, что «русские также не знакомы с антисемитизмом с расовой точки зрения, хотя проводят между собой и евреями известные границы», видя «в евреях, в первую очередь… пособников большевизма»[1597]. (На наш взгляд, последнее явление, даже если оно имело место, было в большей степени инспирировано нацистской пропагандой.) Поэтому, как с горечью отмечали германские пропагандисты, все их материалы «о евреях, которые были написаны с учетом расового аспекта, не достигли результата»[1598].
Страдала германская политика и от недостатка знаний о народах СССР. На Украине радиопропаганда велась на «западноукраинском» диалекте, который был непонятен населению основной части Украины. Поэтому оккупационные власти справедливо опасались, что «передачи для населения не имеют необходимого веса». В Крыму пропагандистские материалы для крымско-татарского населения сначала печатались не на крымско-татарском, а на турецком языке[1599].
Зачастую плохо воспринимался населением оккупированной территории пропагандистский пафос, который широко использовали германские власти. Так, материалы газеты Daugavas Vestnesis[1600] вызывали у латышей отторжение из-за «надоедливого патриотизма» и «героических мук» (эти материалы пропагандировали вступление в коллаборационистские формирования)[1601].
Отрицательное воздействие на восприятие германской политики населением оккупированных территорий оказывали репрессивные акции оккупационных властей, включая карательные операции против «пособников партизан», облавы, а также уничтожение еврейского и цыганского населения. Негативно воспринимались и такие акции, как уничтожение восьми больных венгерских солдат в Троицкой церкви в городе Суджа Курской области[1602] (возможно, они были больны тифом).
Религиозная политика германских оккупантов. Германские оккупанты с пропагандистскими целями провозгласили себя «защитниками богослужения»[1603]. С первых дней оккупации на захваченной территории СССР произошел бурный всплеск религиозного сознания[1604], усилили свою деятельность религиозные активисты, которые пытались возродить религиозность среди населения, в том числе путем введения обязательного крещения детей. О размахе возобновления религиозной жизни можно судить по тому, что только в Житомире к 1 ноября 1941 г. открылось 54 церкви. В Киеве с помпой был вновь открыт собор Святого Владимира. На оккупированной территории северо-запада РСФСР развила свою деятельность «Православная миссию в освобожденных областях России» («Псковская духовная миссия») — эксперимент по возрождению церковной жизни. Кроме возобновления церковной жизни и массового открытия храмов, было установлено обязательное посещение церквей, а также участие в церковных таинствах — например, исповеди. Были проведены тысячи обрядов крещения детей и подростков, а также проделана большая идеологическая работа по привлечению молодежи к церкви. При помощи оккупационных властей было осуществлено массовое распространение православных икон[1605].
Нацистская религиозная политика на оккупированной территории СССР базировалась на принципе «разделяй и властвуй»[1606]. Несмотря на заявления об абстрагировании германских властей от церковных вопросов, к середине 1942 г. министерство «восточных территорий» склонилось к тому, что наиболее желательной ситуацией для Третьего рейха было бы развитие противостояния между Московским патриархатом и сильными сепаратистскими национальными православными церквами[1607]. Целью такой политики было снижение на оккупированной территории влияния РПЦ, которая с самого начала войны заняла просоветскую и антиколлаборационистскую позицию.