Планам нацистов способствовали устремления части высшего духовенства на Украине. Летом 1941 г. глава структур Московского патриархата на территории РК «Украина» архиепископ Ровенский Алексий (Громадский) объявил о создании автономной Украинской православной церкви (УПЦ), которая осталась в юрисдикции Московского патриархата. Однако сепаратистски настроенная часть иерархов и священнослужителей во главе с архиепископом Луцким Поликарпом (Сикорским), которая открыто приветствовала приход германских войск, осталась недовольна таким решением[1608]. 8–10 февраля 1942 г. эти иерархи созвали в Пинске собор украинских епископов, на котором было объявлено о создании Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ), независимой от Московского патриархата[1609], во главе с архиепископом Поликарпом (он получил титул митрополита), который был официально признан германскими властями главой православной церкви на Украине[1610].
Хотя в Белоруссии и Прибалтике автокефализацию православной церкви нацистам провести не удалось, в июле 1942 г. в оккупированной Риге состоялся съезд епископов РПЦ, оставшихся на оккупированной территории СССР, на котором иерархи во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским), не порывая официально связи с РПЦ, выступили против патриотических обращений патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), а также послали приветственную телеграмму А. Гитлеру[1611].
Германские власти активно использовали в своих интересах Украинскую грекокатолическую церковь (УГКЦ)[1612], оказав ей всевозможную поддержку в распространении влияния на восток Украины[1613], где у нее не было последователей. В то же время УГКЦ оказывала поддержку украинским националистам[1614], что противоречило планам Третьего рейха.
Положение католической конфессии на оккупированной территории СССР определялось позицией А. Розенберга и других идеологов германской политики, что католичество — это «главная опасность на востоке». Поэтому министерство восточных территорий пресекало деятельность католических миссионеров на оккупированной территории СССР[1615].
Третий рейх развил активную пропагандистскую деятельность среди мусульман СССР. В оккупированном Крыму нацисты потворствовали исламу, в том числе разрешив широкое открытие мечетей[1616]. Деятельность среди мусульман на оккупированной территории СССР возглавил бывший великий муфтий Иерусалима Х. М. А. эль-Хусейни, бежавший в Германию после провала антибританских восстаний в Палестине и Ираке в 1940 г.[1617]
Во второй период войны германская религиозная политика на оккупированной территории СССР определялась установкой, которая была дана в Инструкции РСХА от 5 февраля 1943 г.: «Религиозной деятельности гражданского населения не содействовать и не препятствовать»[1618]. Значительными были результаты деятельности Псковской духовной миссии. Ко второй половине 1942 г. число действующих в рамках миссии храмов выросло до 221, а к началу 1944 г. — до 400[1619]. На Украине положение всех церковных организаций оставалось противоречивым. Оккупанты предпринимали усилия по разобщению между украинскими православными общинами и РПЦ[1620]. Из-за опасений попасть в немилость к оккупантам иерархи вынуждены были выражать лояльность, в частности, в виде призыва населения к выезду на работу в Германию[1621]. В то же время отношение церковных иерархов к нацистским властям стало меняться. Даже глава УАПЦ архиепископ Поликарп гневно протестовал против атак оккупантов на священников и брутального обращения с населением[1622]. Глава УГКЦ митрополит А. Шептицкий, который вначале принял германцев как освободителей, разочаровался в них и к 1943 г. утратил свой германофильский настрой[1623]. Продолжалась борьба УАПЦ с УПЦ, которая часто делалась руками ОУН[1624].
В период оккупации Северного Кавказа германские власти заигрывали с местным мусульманским населением, предоставив им свободу вероисповедания и демонстрируя «уважение к исламу»[1625]. Аналогичная политика проводилась в отношении буддийской конфессии в период оккупации Калмыкии[1626].
После коренного перелома в войне, в связи с объективными обстоятельствами (военные поражения, оставление ранее оккупированной территории и пр.), германские власти стали неуклонно терять свои позиции в религиозной сфере, которые они завоевали в начале войны с объявлением религиозной свободы. Тем не менее сами по себе последствия «религиозного возрождения» на оккупированной территории СССР были довольно велики. Несомненно, что оно оказало заметное влияние на изменение религиозной политики советского руководства[1627].
Коллаборационизм с «национальной окраской». Ориентация на быструю победу в войне с СССР делала для нацистов ненужной разработку программы военного сотрудничества с народами Советского Союза. Однако с самого начала войны в разных кругах Германии муссировались идеи о создании национальных военных формирований из представителей народов СССР. Наконец, 20 декабря 1941 г. А. Гитлер дал официальное согласие на создание в вермахте частей («легионов») из лиц неславянского происхождения[1628]. Цель создания «кавказских» и «туркестанских» подразделений («легионов») изначально была скорее политической, чем военной. Министр иностранных дел Германии И. Риббентроп 27 марта 1942 г. говорил: «Использование кавказских воинских частей германской армии произведет глубочайшее впечатление на эти народы, когда они… узнают, что только им и туркестанцам фюрер оказал эту честь». О политическом значении легионов говорит и то, что каждый из них был направлен на соответствующий участок фронта — «кавказские» — на Северный Кавказ[1629], «туркестанские» — на Астраханское направление, с целью последующего их продвижения в Казахстан и Среднюю Азию. В специальных центрах, расположенных в Польше, с декабря 1941 г. по июнь 1942 г. были созданы четыре «восточных легиона»: «Туркестанский», «Кавказско-магометанский», «Грузинский», «Армянский», а затем еще два «восточных легиона»[1630].
С 16 августа 1942 г., согласно директиве начальника штаба ОКХ Ф. Гальдера, все воинские подразделения из представителей народов СССР получили наименование «восточные войска». К началу 1943 г. в германской армии было 130–150 тыс., к июню 1943 г. — 220–320 тыс., к концу 1943 г. — 370 тыс. «восточных солдат», а также 150–250 тыс. хиви[1631]. Кроме того, продолжали активно функционировать местные полицейские силы («служба охраны порядка») — эстонские, латышские, литовские, финские, белорусские, украинские и немецкие (из числа фольксдойче)[1632].
В конце 1942 г., в связи с ухудшением положения на фронте и истощением людских ресурсов Германии, в вермахте стали поднимать вопрос о форсировании процесса вербовки «добровольцев» из числа граждан СССР[1633]. «Восточные части», ранее функционировавшие разрозненно, были институционализированы. В январе 1943 г. в рамках ОКХ было создано Управление восточных войск во главе с генерал-лейтенантом X. Хельмигом[1634]. По приказу начальника Генштаба ОКХ К. Цейтлера от 29 апреля 1943 г. всем «добровольцам» предоставлялась свобода выбора — остаться служить в вермахте или выбрать один из «национально-освободительных легионов»[1635]. Целевой группой для вербовки в состав легионеров были прежде всего окруженцы, осевшие в деревнях, и красноармейцы, которые при отступлении Красной армии через их родные места остались дома. Вербовались в легионеры и мужчины из числа жителей оккупированной территории, а также женщины (для службы в небоевых частях)[1636].
Наиболее значимым по численности и пропагандистскому воздействию легионом являлась Русская освободительная армия (РОА), о вступлении в ряды которой на оккупированной территории СССР велась усиленная пропаганда. В ряде городов, в том числе Киеве, Орле и Смоленске, были созданы «офицерские школы», где проходили обучение бывшие советские военнопленные, из которых готовили командиров рот и начальников отделений пропаганды РОА. В каждой школе проходили обучение 250–300 человек. Тем не менее реальная мобилизация в РОА на оккупированной территории СССР так и не была осуществлена. Оккупанты опасались, что такая «русская армия» станет неуправляемой. Русская освободительная армия никогда не являлась единым военным формированием, а была собирательным названием для отдельных «добровольческих» подразделений, приданных частям вермахта