[797] Члены групп занимались организацией школ, постановкой спектаклей для контингента лагеря, выпускали лагерные газеты[798].
После высылки Б. Савинкова и членов РЭК из Польши в рядах НСЗРиС произошла переоценка планов и результатов политической борьбы. Самая крупная группа союза, размещенная в лагере Тухола, уже 30 ноября 1921 г. вынесла резолюцию «о бесцельности в дальнейшем партизанской борьбы при такой технической организации, которая существует сейчас». Лагерный президиум союза принял решение отказаться от метода «партизанщины», основанного на добывании «ресурсов» путем «насилия и грабежей у местного населения». «Проводившийся в жизнь из центра метод организованной партизанской борьбы, – было отмечено в протоколе заседания лагерного президиума НСЗРиС, – давал до сих пор только отрицательные результаты… а в населении вызывал недоверие и ненависть к тем людям, которые по идее должны были явиться избавителями и спасителями от коммуны»[799].
К таким выводам лагерный президиум союза пришел под влиянием генерал-майора Матвеева, командира 1-й дивизии «Смерти», который прибыл в лагерь в качестве члена Российского комитета НСЗРиС и убедил членов союза в провале «партизанщины» и отсутствии средств у союза. В свою очередь, генерал призвал членов НСЗРиС собираться «под знамена Национального союза»[800] – «единственной реальной силой, могущей объединить воедино все разбросанные по чужим землям военные силы» без различия их «политической физиономии». Поскольку политическая группа Б. Савинкова «совершенно отошла от какой-либо заботы об интернированных», то генералу Матвееву удалось убедить членов союза принять решение о подчинении их Национальному союзу и генералу Врангелю[801].
Назначенный Врангелем «главнокомандующий российских войск в Польше» генерал В. М. Новиков[802] приступил к сведению интернированных в лагерях в 3 дивизии, которые находились бы в его подчинении. Предполагалось, что группа генерала Новикова будет располагаться вдоль польской границы в форме рабочих дружин. В стратегических планах Врангеля «армия» в Польше должна была выступить в момент начала Генуэзской конференции с целью ее срыва и развязывания польско-советской войны.
В лагерь Тухола, где были сосредоточены интернированные русские части, генерал Новиков прибыл 11 марта 1922 г. На следующий день все желающие «повиноваться генералу Врангелю» должны были дать подписку о желании служить в Русской армии. Новиков обязал их «командный состав» составить списки офицеров, врачей, военных чиновников, казаков (солдат) и сестер милосердия, «состоящих в русской армии и обязующихся точно и беспрекословно исполнять приказания главнокомандующего». Собрание начальников частей дивизии «Смерти» постановило добровольно войти в подчинение Врангелю и выполнять его приказы и распоряжения[803].
Материальная поддержка в виде обмундирования и обуви, а также вывод на работы из лагеря от имени Врангеля были обещаны только тем, кто ему подчинится, кроме того, бывшим добровольцам была обещана переброска в Сербию. Лицам, не проявившим желания служить под начальством Врангеля, угрожали перемещением в карательный барак и переводом на «красноармейское положение». Новиков вошел в контакт с польской администрацией лагеря Тухола с целью передачи ей информации из разведки Врангеля о действующих в Польше «большевистских агентах»[804].
Затем между Философовым и генералом Новиковым начались переговоры о разделе сфер влияния в лагере, во время которых поднимался вопрос о переводе всех не пожелавших служить в армии Врангеля в отдельные лагеря. Поскольку большинство интернированных членов НСЗРиС восприняло высылку Б. Савинкова и членов РЭК как ликвидацию союза, то значительно вырос интерес к деятельности монархистов и Врангеля в Польше.
Чтобы сохранить остатки влияния в среде контингента интернированных, президиуму лагерного НСЗРиС пришлось принимать дополнительные меры по его завоеванию. Член НСЗРиС подпоручик В. Брандт провел в среде «сочувствующих» союзу разъяснительную работу, после чего лагерный президиум союза решил «употребить все усилия к облегчению материального положения в лагере и к вывозу на работы хотя бы небольшими партиями». Лагерный президиум НСЗРиС постановил запретить всем членам союза записываться в армию Врангеля[805]. Однако последователям Б. Савинкова пришлось признать, что «врангелевцы стали хозяевами положения» в Тухоле, поскольку провели материальную поддержку добровольцев в армию Врангеля и распределили среди них обмундирование и белье[806].
Настроение в лагере Тухола отражало в целом настроение в среде интернированных в Польше лиц. Спектр политических пристрастий офицеров складывался в следующей пропорции: 25 % – «настроение Берлинское» (монархисты), столько же – сторонники НСЗРиС, половина – сторонники Врангеля. В среде солдат подавляющим было «тяготение на Родину». «Если до весны ничего не случится, – отмечалось в протоколе объединенного президиума НСЗРиС, – то большинство уйдет домой в Россию». «Общее настроение среди солдат, безусловно, не монархическое»[807], – констатировал президиум союза.
По приблизительным подсчетам Варшавского отделения Земгора под руководством П. Э. Бутенко, в январе 1922 г. из 17 тысяч интернированных антисоветских формирований (не считая контингента УНР, которым Земгор не занимался) 3 тысячи человек вернулись в Советскую Россию, 10 тысяч человек «рассеялись по Польше» в форме трудовых артелей; остальные находились в лагерях[808]. По более точной информации инспекторов НСЗРиС, в феврале 1922 г. контингент интернированных лагеря Тухола насчитывал 3520 человек[809]. Другой источник подтверждает численность интернированных в лагере Тухола (включая женщин и детей)[810].
Важным источником информации о положении в Тухольском лагере являются материалы НСЗРиС, 142 члена которого находились в лагере. Они были в лучшем положении, чем остальной контингент интернированных добровольцев, поскольку получали пособия от правления союза. По инициативе НСЗРиС некоторую сумму на Рождественскую елку детям в лагере собрали сотрудники Информбюро и Попечительного комитета. Попечительный об эмигрантах комитет (бывший РЭК) также проявлял заботу о членах НСЗРиС, в январе 1922 г. союз выдал им некоторые средства, «пожертвованные Папой Римским на женщин и детей»[811].
О положении в лагере член НСЗРиС В. Брандт сообщал Виктору Савинкову в Прагу в начале 1922 г. следующее: «Настроение среди членов союза бодрое», несмотря на холод, ухудшение питания и недостаток воды в лагере: «Колодцы портятся один за другим… чтобы получить воду, нужно долго стоять в очереди и скандалить». Брандт отметил в целом «усугубление плохого отношения отдела дозорчего[812], хотя и состоящего из русских, но отягощающего общий режим»[813].
В феврале 1922 г. из лагеря Тухола агент второго отдела штаба военного министерства и инспектор НСЗРиС, И. Т. Фомичев, сообщал руководителю союза Е. С. Шевченко и В. Савинкову в Прагу: «Материальное положение интернированных находится в очень печальном положении». Пособия интернированные не получали с июля 1921 г., лишь в октябре того же года, как подарок от генерала Врангеля, им было выдано 650 польских марок». Питание в лагере Фомичев оценивал «как более чем неудовлетворительное»: «Жидкий, без всяких жиров суп лишь один раз в сутки; выдают один фунт хлеба, немного сахару и мармеладу, последний выдается неаккуратно», кипятка для чая не давали[814].
Не требуют особых комментариев следующие слова Фомичева: «Бараки из волнистого железа слишком холодны, а землянки сыры и душны, температура опускается до 5º ниже нуля… отпускаемых на 10 дней дров едва хватает дня на 4». Позже, в апрельском отчете, он более подробно описал все ужасы зимы 1922 г. в лагере Тухола: «Офицерские бараки (железные) промерзали зимой насквозь, покрывались изнутри инеем; солдатские землянки представляли из себя сырые закоптелые погреба, с потолка коих целые сутки капало». Продовольственный вопрос, «сравнительно сносно» стоявший до февраля 1922 г. «ввиду уменьшения пайка в польской армии», был уменьшен и для интернированных добровольцев[815]. Освещения в помещениях не было. С января 1922 г. топлива для отопления бараков не отпускали[816].
Многие из интернированных добровольцев в лагере Тухола, по наблюдениям Фомичева, занялись «спекуляцией обмундирования и белья», вследствие чего «интернированные совершенно раздеты». Мастерские в лагере могли дать заработок всего нескольким десяткам человек. Правовое положение интернированных было «в очень печальном состоянии», поскольку кроме польских властей в лагере имелось достаточно «власть имущих командиров, очень мало проявляющих заботы о нуждах интернированных». Особенно издевался над интернированными солдатами командир отдельного сводного батальона 1-й стрелковой дивизии 3РА подполковник Березовский, который у солдат и отчасти офицеров вызвал «глубокую ненависть» и получил прозвище Коммунист. Были случаи грубого обращения и со стороны польских солдат