[869]. Никто из деятелей НСЗРиС как в лагерях, так и на восточных «крессах» не пострадал.
Поскольку врангелевские генералы предприняли самые активные меры по военной организации интернированных в лагерях, то между генерал-майором Новиковым и военным представителем Врангеля в Польше генералом П. С. Махровым возникли разногласия. Новиков, не считаясь с указаниями и предупреждениями Махрова, стал создавать в лагерях военные формирования, отдавать приказы, издавать инструкции и прочее.
21 марта 1922 г. МВД Польши выслало из страны не только генерала Новикова, но и Махрова, «к которому до того времени относилось благожелательно», а также русского общественного деятеля Б. Р. Гершельмана и войскового старшину Закутина. Одновременно МВД провело «обыски и аресты среди монархистов», которые «злоупотребили правом убежища во вред Польше». Было арестовано 17 человек; 20 человек из числа русских эмигрантов было «поставлено под наблюдение» в связи с их «антипольской пропагандой, руководимой из Берлина» и желанием «соединить усилия большевиков и монархистов»[870]. После высылки генералов в лагерях был установлен «очень суровый режим, а ряд рабочих артелей был снят с работ и заперт в лагере» Тухола[871].
Значительная часть высланных из Польши за неимением средств выехать в Германию перебиралась в вольный город Данциг, где существенный процент русской колонии составляли бежавшие из польских лагерей интернированные антисоветских формирований. Тем из них, кто не имел заработков и средств к существованию, местные власти разрешали пребывание на территории вольного города лишь в течение двух недель. После этого срока они принудительно выселялись в концентрационный лагерь в пределах Восточной Пруссии для дальнейшей отправки в Советскую Россию. Лица, не желавшие возвращаться в Россию, имели возможность нелегально перебираться в Германию или уходить из лагеря[872].
Следующий шаг по пресечению деятельности вооруженных группировок на границе советская дипломатия сделала в конце марта, когда в текст заключительного протокола совещания делегатов правительств Эстонии, Латвии, Польши и РСФСР (состоялось в Риге 29–30 марта 1922 г.) было внесено обязательство каждого из правительств нести ответственность «за образование на его территории вооруженных банд», а также «за переход этих банд на территорию соседнего государства»[873].
В преддверии Генуэзской конференции, на которую советское руководство возлагало особые надежды, ожидая прорыва в политической изоляции Советской России, в начале апреля в ИНО ГПУ поступила информация о военном совещании под руководством Врангеля, на котором «был поднят вопрос о начале военных действий». Утверждалось, что Врангель «ведет переговоры с французами о предоставлении ему для военных действий флота». Агент ГПУ доносил, что «в случае начала наступления на Россию войска будут переброшены в Бессарабию, их поддержат румыны, Петлюра и, возможно, даже сербы»[874].
Накануне Генуэзской конференции в ИНО ГПУ поступила информация о подготовке совместного выступления Врангеля и Петлюры[875]. Особую роль в усилении этого союза должен был сыграть французский Генеральный штаб. Информатор доносил: «Французское правительство торопит начало кампании, желая сорвать Генуэзскую конференцию». Тот же информатор отмечал, что старший командный состав Русской армии высказывается против этой затеи, но в низшем командном составе идея интервенции «встречает наибольшее сочувствие»[876].
29–30 марта по предложению РСФСР в Риге была созвана конференция представителей РСФСР, Польши, Латвии и Эстонии, на которой было достигнуто соглашение о желательности согласованных действий делегаций в Генуе и взаимной гарантии договоров. Советская сторона поставила вопрос об усилении охраны границ регулярными войсками или пограничной охраной, что позволило бы свернуть деятельность вооруженных банд в приграничной полосе и наладить регулярное и безопасное железнодорожное сообщение. Стороны призвали к признанию РСФСР де-юре[877]. Однако французская дипломатия принудила Польшу 6 апреля заявить, что все достигнутые договоренности являются лишь обменом мнениями, не имеющим обязательной силы.
Председатель советской делегации на Генуэзской конференции нарком Чичерин поставил ряд важных вопросов, в их числе – вопрос о всеобщем сокращении вооружений и дополнении правил войны «полным запрещением ее наиболее варварских форм»[878]. Наиболее важным предложением советской делегации, в аспекте рассматриваемой нами проблемы, стало предложение Чичерина создать нейтральные зоны вдоль западных границ России, которые подлежали бы контролю смешанных международных комиссий. В ответ на это заявление польский министр иностранных дел К. Скирмунт заявил, что «Польша твердо намерена сохранить мир» и не может допустить «смешанного контроля», принимая на себя «полную ответственность за этот контроль».
В этот момент Д. Ллойд-Джордж задал уточняющий вопрос польскому министру иностранных дел: считает ли себя Польша обязанной «не организовывать и не поощрять организации», оговоренные в Рижском мирном договоре? Ответ Скирмунта был также уклончив: «Польша и Россия более тесно связаны Рижским договором, чем пактом о ненападении, который ни в чем не может изменить взаимного положения, созданного договорами»[879]. В эти же дни поверенный в делах Польши в Москве З. Стефанский отказал советскому правительству в удовлетворении требований о возмещении убытков, понесенных населением советских республик вследствие нападения банд «белогвардейцев» с территории Польши[880].
В эти же дни (16–17 апреля) в Бухаресте под председательством начальника румынского Генерального штаба генерала К. Кристеску состоялся военный совет, на котором присутствовали польский и французский военные атташе в Бухаресте, представитель Врангеля в Румынии генерал Геруа, представитель Петлюры Остроградский. Участники совещания пришли к выводу о неизбежности войны с СССР. Представителям Врангеля и Петлюры было предложено определить, какое количество людей из числа военной эмиграции сможет участвовать в ней, какое количество обмундирования, оружия и лошадей для этой цели потребуется. На следующий день польское военное министерство запросило участников совета о том, какое количество подвижного состава потребуется для переброски всех интернированных в Польше на границу (в район Станиславов, Бугач, Залещики)[881].
Именно в этот период времени Врангель обратился к французскому правительству с просьбой об укреплении боеспособности румынской армии. К ставке Врангеля был прикомандирован лейтенант французской военной миссии в Белграде Фубе. Командующий Русской армией в изгнании писал в эти дни генералу А. П. Кутепову о «предстоящем, возможно в близком будущем, открытии нами совместно с известной Вам коалицией государств военных действий против советской власти в России»[882].
Известно, что в этот период времени в странах рассеяния русской военной эмиграции заметно активизировалась работа руководства Белой армии по собиранию контингента для военных формирований. В эмигрантской газете «Накануне» сообщалось, что врангелевские офицеры перевозят из польских лагерей в Бессарабию «бывших врангелевцев»[883]. Эта деятельность стала заметной и в среде интернированных в польских лагерях. В лагере Стржалково (в этот момент там находилось 4633 человека[884]) в апреле 1922 г., согласно доносам агентов в РЭК и во второй отдел польского штаба, в группе интернированных НДА, 3РА и других частей стали «поговаривать о создании единого фронта против большевиков с армией генерала Врангеля». Информатор отмечал, что к этой группе присоединились даже казаки – кубанцы и калмыки, ранее проявлявшие полонофильские настроения[885].
13 апреля в газете «Голос России» прошло сообщение о заседании Политического комитета Совета министров Польши. Журналист заявил, что в руки польских властей попали документы, «свидетельствующие о намерении русских монархистов вызвать польско-советский конфликт с целью совершить в России монархический переворот»[886]. Варшавская русская газета «За свободу» сообщила о намерении монархистов убить ряд политических деятелей в эмиграции после того, как они убили В. Д. Набокова[887].
Другие газеты сообщали, что Совет министров Болгарии принял решение разоружить все русские войсковые части и отправить их на принудительные работы[888]; что несколько эмигрантов-монархистов были арестованы в Риге[889]; что в Польше (в Луцке, Сарнах и Ровно) были арестованы 78 человек – бывших офицеров императорской армии[890]. Почти все эмигрантские газеты сообщали о концентрации войск Красной армии на советско-польской границе.
Попытки затормозить процесс распыления контингента интернированных (вследствие побегов из лагерей для поисков работы в Польше и увеличения числа желающих выехать на родину, а также усиления влияния монархистов) предприняло и руководство НСЗРиС. На заседании союза в лагере Тухола было отмечено, что сложившаяся негативная ситуация была обусловлена «долгим сидением в лагерях», «материальной необеспеченностью, а также весьма туманными материальными и политическими перспективами». С целью сохранения хотя бы части своих последователей в Польше руководство союза приняло постановление срочно «принять меры к подысканию работ и к выводу на них» личного состава.