В Положении о прохождении службы военными атташе и их помощниками, введенном в действие 1 октября 1929 г., говорилось: «Военные атташе и их помощники назначаются из лиц командного состава, зачисленных в кандидатские списки на военно-дипломатическую работу… преимущественно из числа получивших высшее военное образование, а также окончивших восточный факультет при Военной академии РККА или специальные курсы, созданные для этой цели».
В то же время (с конца 1920-х гг.) в некоторых советских торгпредствах за рубежом создаются инженерные отделы (ИО), призванные обеспечивать РККА всем необходимым из-за рубежа — от современной военной техники до предметов культурно-бытового назначения. Возглавляют ИО уполномоченные НКВМ при торгпредстве за границей, обязанные, кроме всего прочего, «собирать, проверять, систематизировать и изучать все материалы о новых научно-технических усовершенствованиях и достижениях, как применяемых, так и могущих быть примененными для военных целей и обороны страны». Естественно, среди сотрудников ИО были и военные разведчики. Как. например, Г.П. Григорьев, инженер ИО советского торгпредства в Милане, который поддерживал связь с нелегальной резидентурой Л.Е. Маневича.
Военным атташе и основному составу их аппаратов выделялась военная форма. У разведчиков. которые отправлялись на работу за рубеж под прикрытием НКИД или НКВТ, с обмундированием существовала проблема. Они обязывались не выделяться «из общей массы сотрудников полпредств и торгпредств» и не должны были таким образом привлекать к себе внимание. Требование вполне разумное, но в условиях жизни тех лет несколько противоречивое. Один из помощников уполномоченного НКВМ при НКВТ писал (1934 г.): «В беседе с т. Савченко (заведующим ИО в Берлине, Германия) выявилось следующее обстоятельство:
когда приезжают командированные наши люди, то за ними бегают толпы мальчишек, настолько они своей одеждой выделяются из толпы. На заводах ведется агитация на этой почве, что вот мол “как одеты их инженера, директора, а рабочие, наверно, намного хуже”. Я полагаю, что этот политический момент заставляет нас еще раз поставить вопрос во всю величину о выделении каких-то специальных фондов по линии ЦХУ (кооперация провалит дело) и увеличить денежный отпуск с тем чтобы люди ехали за границу не похожие на белые вороны среди той толпы…».
Период с 1921 по 1934 г. явился основополагающим и. несмотря на все присущие росту недостатки и ошибки, одним из самых плодотворных для становления и развития агентурной работы советской военной разведки, и прежде всего для разведки с нелегальных позиций. В это время были созданы ее силы и средства, определены основные концептуальные подходы, направления и методы работы с нелегальных позиций. Шел напряженный, подчас противоречивый. поиск разумного соотношения ведения разведки с легальных и нелегальных позиций. Именно в этот период был проведен уникальный для мирного времени эксперимент — попытка перевести все агентурные силы стратегической агентурной разведки на нелегальное положение.
Как уже отмечалось, агентурная работа в советской военной разведке началась с нелегальных позиций. Однако для настоящего развертывания этой деятельности на первых порах не хватало ни опыта, ни сил и средств. Поэтому появление легальной возможности посылки работников Разведупра за рубеж позволяло в той обстановке сделать значительный рывок в повышении эффективности разведывательной деятельности и оттеснило ведение работы с нелегальных позиций, отведя ей второстепенную роль. Тем не менее, в 1921–1922 гг. за рубеж для ведения разведки с нелегальных позиций было направлено восемь резидентов-организаторов. В частности, в 1921 г. такие резиденты-организаторы были направлены во Францию и на Балканы. Советским разведчикам удалось в достаточно короткие сроки насадить там агентурную сеть, причем нелегальная резидентура в Париже была сохранена и после создания в нем в 1925 г. резидентуры под официальным прикрытием. Руководство Разведупра в целом понимало недостатки и опасность все усиливающегося крена в сторону ведения разведки с «легальных» позиций. Однако, представляя огромные трудности в создании нелегальных резидентур и в организации оперативной и бесперебойной связи с ними, отойти от этой практики, несмотря даже на серьезные провалы, не решалось.
Вопрос о привлечении к сотрудничеству с разведкой членов зарубежных компартий был вновь поднят после провала в Праге в октябре 1926 г. Провал повлек за собой арест некоторых руководящих работников ЦК КПЧ. Вот как это произошло.
30 октября 1926 г. в Праге в ходе проведения встречи были задержаны пражский резидент военной разведки Христо Боев (в Чехословакии находился под именем «Христофор Иванович Дымов» и занимал должность заместителя начальника консульской части полпредства СССР) и двух его агентов — Ф. Шимунека (литограф 1-й пехотной дивизии в Праге, «11 раз передавал [Вацлаву] Бартеку литографические документы»), студента немецкой техники в Праге Илью Кратунова. который в дальнейшем должен был выступать в качестве связника с Шимунеком. и др.
Дирекция чехословацкой полиции представила описание этого случая в МИД своей страны, 1 декабря 1926 г.: «При аресте болгарского студента Ильи Кратунова. который являлся сотрудником уличенного в шпионаже работника Советской миссии Христо Дымова, был найден материал, свидетельствующий, что коммунистическая агитация на балканские страны 136
была сосредоточена в Праге в руках Ильи Кратунова. Он получал сведения из Парижа, Италии и Вены, а также деньги, которые посылал в Болгарию. Деньги эти, по утверждению Кратунова, болгарские заграничные коммунистические организации предназначали для лиц. преследуемых болгарским правительством или для их близких. Кратунов имел связь и с болгарской эмиграцией в Советской России, некоторые корреспонденции оттуда он посылал в Болгарию проставив пражский адрес…» Кроме того, отмечалось, что Кратунов «имел у себя, без разрешения, радиоприемник и радиотелефонный аппарат».
На другой день чешское Министерство иностранных дел на основании полученных данных потребовало отъезда Дымова из страны. Весь провал по линии Разведупра ограничился арестом агентов Ф. Шимунека и И. Кратунова. Однако одновременно последовали многочисленные аресты по партийной линии, сопровождавшиеся развернутой в прессе антисоветской и антикоммунистической кампанией. Вместе с тем по этому делу в «Обвинительном акте» (Прага, З/ХП-26 г.) числилось лишь 8 человек. 6 мужчин и 2 женщины. Шимунек в нем назван Йозефом.
Агент Шимунек был привлечен к сотрудничеству с военной разведкой не непосредственно, а через представителя ИККИ в Праге, которому он был через третье лицо рекомендован членом Политбюро ЦК Коммунистической партии Чехословакии А. Нейратом. В процессе выяснения причин провала оказалось, что это самое «третье лицо» — некий Бартек, чешский коммунист, вызывал подозрения у компартии и был ранее снят с комсомольской, а затем военной работы в партии.
В IV Управлении пришли к выводу, что в данном случае чешская полиция использовала имевшегося в рядах партии провокатора для того, чтобы нащупать военную разведку, увязать ее с компартией и, провалив, использовать как причину для репрессий против коммунистов.
В своем докладе К.Е. Ворошилову от 27 ноября 1926 г. Я.К. Берзин вполне справедливо замечал, что до сих пор ему не были известны постановления высшей инстанции, воспрещавшие использовать членов компартий иностранных государств в интересах разведки. На практике же, указывал начальник военной разведки, начиная с 1920 г. установился порядок, согласно которому в случае надобности разведка получала содействие от работников ЦК соответствовавшей партии. В свою очередь компартии на местах довольно часто пользовались результатами деятельности военной разведки (предупреждение арестов и репрессий, выявление провокаторов), в Москве подобные сведения Управление направляло в Коминтерн. Не использовать имевшиеся у некоторых партий весьма ценные для разведки связи не только среди членов партии, но главным образом среди «околопартийных» кругов, было бы неправильно, считал Я.К. Берзин. Однако массовые аресты руководящих и рядовых членов КПЧ нельзя было оставить без внимания.
Причины пражского провала были рассмотрены специальной комиссией, на основании выводов которой 8 декабря 1926 г. было принято постановление ЦК ВКП(б), которое обязывало руководство Разведупра изолировать работу военной разведки от партийных организаций.
Отныне разведка не должна была использовать членов иностранных коммунистических партий в качестве агентов. Вместе с тем в тех случаях, когда отдельные члены партий могли принести особую пользу, допускалось исключение из правил, но товарищ, передаваемый для работы в интересах разведки, должен был формально выйти из партии и порвать всякие партийные связи.
При вербовке новых агентов требовалось «…всестороннее обследование, которое должно было в первую очередь выяснить отношение данного агента к партийным организациям и таким образом исключить всякую возможность провокации и неожиданного соприкосновения с партийным аппаратом».
В случаях же пользования достижениями и материалами партийной разведки там, где таковая существовала, связь должна была осуществляться через специальное лицо, уполномоченное на это соответствующим органом партии.
8 января 1927 г. всем резидентурам был разослан циркуляр, в котором сообщалось об особом постановлении «высшей инстанции» и о принятии ряда мер. изолирующих разведывательную работу от партийных аппаратов и партийных организаций.
В развитие предложенных ЦК ВКП(б) мер резидентам предписывалось просмотреть наличную сеть и выявить существовавшие связи агентов с Коммунистической партией и их отношение к партийной работе. В случае обнаружения одновременного сотрудничества агента с партией и военной разведкой предлагалось согласовать с партийными органами вопрос «об изоляции» такого агента от партии.