26 января 1926 г. начальник Штаба РККА М. Н. Тухачевский подписал директиву, в которой указывал, что одним из важнейших вопросов нашей подготовки к войне является определение характера предстоящих войн. В связи с этим всем центральным управлениям военного ведомства предлагалось приступить к подготовке исследования на указанную тему. Спустя два года, в 1928 г., IV управлением была издана фундаментальная монография под названием «Будущая война», которая состояла из шести частей (12 глав). В этом труде на основе в том числе и разведывательных данных анализировалась общая политическая обстановка в мире и рассматривались наиболее вероятные варианты будущей войны.
Исследовались также вопросы территориального размаха будущей войны и численности армий наших вероятных противников; подробно освещалась проблема экономического базиса будущей войны; давался подробный анализ состояния и перспектив развития оружия и боевой техники вероятных противников.
В монографии предполагалась неизбежность военного столкновения капиталистического мира с Советским Союзом. Столкновение это, отмечалось в «Будущей войне», скорее всего, должно было произойти в форме новой военной интервенции империалистов против СССР Однако в случае революции в одном из крупных капиталистических государств или же мощного революционного движения в странах третьего мира допускалось «…наше самостоятельное выступление на помощь тем социальным силам, которые подрывают капиталистический строй и несут ему окончательное разрушение».
В обоих случаях война между советским государством и капиталистическими странами рассматривалась как война классовая, как столкновение противоположных социально-экономических систем, борьба мирового империализма против первого советского государства. В выводах подчеркивалось, что «…будущая, неизбежная война капиталистического мира против СССР будет носить характер «большой» войны», которая «…с самого начала боевых действий приобретет весьма широкий размах как в отношении численности и вооружения… так и в отношении экономического напряжения воющих сторон». Продолжительность войны на территории наших западных границах теоретически определялась в три-четыре года, в зависимости от истощения людских ресурсов вероятных противников.
Исходя из характера будущей войны, авторы монографии подчеркивали необходимость тщательной и всесторонней подготовки страны к войне. Такая подготовка должна была включать в себя следующие элементы: создание военно-обученного людского резерва; повышение темпов индустриализации страны; развитие оборонной промышленности с учетом базирования снабжения Красной армии исключительно на внутреннем производстве. Генеральной линией в строительстве вооруженных сил СССР на ближайшие годы, по мнению руководства разведки, должно было стать усиленное перевооружение армии на современное оружие и боевую технику и, в первую очередь на современные средства «нападения-подавления». К таким средствам были отнесены артиллерия, танки, авиация.
Указывалось, что в обстановке будущей войны военно-морской флот не сможет сыграть самостоятельной роли. В этой связи представлялась нецелесообразной трата значительных средств на строительство надводного флота. Внимание предлагалось сосредоточить на усилении подводного флота и морской авиации.
Утверждалось, что тактическая и оперативная подготовка личного состава Красной армии должна строиться главным образом на опыте маневренного периода прошедшей мировой войны. Подчеркивалось, что для ведения операций на уничтожение армейских соединений противника «…необходимо создание мощных быстрых оперативных кулаков, которые не позволяли бы противнику ускользать из-под нашего удара».
Были проанализированы три варианта будущих войн. Наиболее вероятным на ближайшее пятилетие (1928–1932) был признан вариант нападения на СССР вооруженных сил западных стран-лимитрофов при материальной и технической поддержке Англии, Франции и их союзников. По оценке IV управления, Германия в краткосрочной перспективе должна была остаться на прежней позиции лавирования между Западом и Востоком, «…кладя в основу своей политики укрепление собственного международного положения и постепенное осуществление своих замыслов, замыслов возрождающегося германского империализма, но одновременно сохраняя деловые экономические отношения с нами».
В середине октября 1929 г. ИНО ОГПУ доложил И. В. Сталину агентурное сообщение неназванного агента от 8 октября: «Турецкий штаб в Анкаре получил из Германии, Польши и Англии сведения, что война СССР с Польшей произойдет в начале 1930 года… Польша через шведское посольство в Берлине обращалась к немцам с просьбой в момент войны пропустить через территорию Германии все то, что потребует Польша из Франции в момент войны, включая и войска… Несмотря на поддержку шведов, немцы в этом категорически отказали… Англичане предлагают туркам в момент войны или быть нейтральными, открыв свободный проход в Дарданеллы английскому флоту, или принять участие в войне против СССР… Среди военных атташе в Москве также циркулируют слухи о близкой войне».
Ожидание агрессии, самими же спровоцированной, ничем не обоснованное завышение возможностей военных организаций белой эмиграции и, в частности, Русского общевоинского союза (невзирая на имевшуюся серьезную агентуру ОГПУ в руководстве этой организации) привело к совершенно ненужным и ничем не оправданным действиям ИНО ОГПУ за границей. Так, 26 января 1930 г. агентами ОГПУ был похищен председатель РОВС генерал А. П. Кутепов. Подобные действия ИНО ОГПУ серьезно подрывали внешнеполитический авторитет Советского государства и были на руку врагам советской власти.
Запущенная же дезинформация поступала назад в виде агентурных донесений, что стало одной из причин, приведших к проведению в то время в Советском Союзе целого ряда сфабрикованных процессов, на которых звучали обвинения в связи с иностранными шпионскими центрами, в подготовке интервенции, создании контрреволюционных организаций, а также обвинения во вредительстве.
В декабре 1929 г. были произведены первые аресты, положившие начало еще одному сфабрикованному ОГПУ «академическому делу». Среди обвиняемых были академики С. Ф. Платонов и Е. В. Тарле. По «академическому делу» первоначально были приговорены к расстрелу 28 человек. В последующем приговор был оставлен в силе только в отношении шестерых. Они не были главными фигурантами дела, но все были бывшими офицерами.
В октябре 1930 г. в Москве, Ленинграде и Киеве начались одновременные массовые аресты бывших русских офицеров, не служивших в РККА.
В декабре аресты коснулись уже первых крупных командиров Красной армии из числа военспецов. В одном из служебных документов написано: «По версии ОГПУ, возникшей в процессе допросов, каждый год, весной, военспецы, «недобитые» офицеры, «гнилая» интеллигенция и кулаки ждали интервенции. Надеялись якобы, что вот придут добрые освободители от большевистского рабства, ну а за военспецами дело не станет: радостно переведут под знамена мировых капиталистов части Красной армии.
Эти байки о весне и стали поводом для изобретения кодового названия «Весна» применительно к «контрреволюционному офицерскому заговору». Основная масса лиц, проходивших по делу «Весна», была осуждена в мае – июне 1931 года».
В результате массовых арестов бывшего офицерства в 1930–1931 гг. было репрессировано не менее 10 тысяч человек, часть из которых была расстреляна. Основной удар ОГПУ был нанесен по кадровому офицерству, оставшемуся в СССР
С 25 ноября по 7 декабря 1930 г. в Москве состоялся открытый процесс над руководителями Промпартии (Промышленной партии), которая характеризовалась как «…подпольная контрреволюционная вредительско-шпионская организация верхушечной части буржуазной технической интеллигенции, действовавшая в СССР с 1926 по 1930 г. по заданию французской разведки. Программа Промпартии сводилась к свержению советской власти и восстановлению в СССР капитализма руками иностранных интервентов и остатков белогвардейцев. Промпартия направила свою вредительскую работу на подготовку благоприятных условий для иностранной военной интервенции, на подготовку диверсионных организаций и создание контрреволюционных и шпионских ячеек». Во главе Промпартии стояли якобы «первоначально Пальчинский и Хренников, а после их ареста – Рамзин, Ларичев, Чарновский и др.».
Не вызывает никаких сомнений, что процесс был сфальсифицирован. Но в отличие от подобных процессов в последующие годы он опирался на реальные планы Генерального штаба Франции по организации интервенции против Советского Союза силами третьих стран с привлечением белогвардейцев и с опорой на внутренние антисоветские силы. И следователи принудили подсудимых озвучивать переданный в их распоряжение (по-видимому, ИНО ОГПУ) материал. Поэтому все и выглядело так правдоподобно в ходе процесса.
Выступая 11 марта 1931 г. на VI съезде советов Союза ССР, заместитель наркомвоенмора С. С. Каменев, в частности, подтвердил, что у Народного комиссариата по военным и морским делам не было никаких сомнений по поводу фактов, «вскрытых» в ходе процесса над руководителями Промпартии. «План интервенции, вскрытый процессом вредителей, несомненно, прорабатывался французским Генеральным штабом, – заявил, развивая тему завершившегося трагического фарса, С. С. Каменев, которого трудно представить в качестве человека, который сознательно подыгрывал обвинению на процессе. – Участие французского Генерального штаба видно по всей той работе, которая велась в этом направлении в соседних нам государствах: в Польше, Румынии, в Черном море и в Балтике».
С. С. Каменев остановился на реализации самого плана развязывания войны. «Тут два момента, которые чрезвычайно поражают, – говорил С. С. Каменев. – Первый момент, это начало интервенции, которая мыслится французским Генеральным штабом после какого-то эпизода на нашей бессарабской границе, чрезвычайно напоминает начало империалистической войны, когда гимназист Принцип в Сараево стрелял в герцога Фердинанда, царская Россия заступается за интересы Сербии, в защиту Австрии вступает Германия, – и разворачивается империалистическая война. Но нас спровоцировать не так легко. Мы придерживаемся политики мира. Мы не один раз показали, как мы относимся ко всем провокациям вызова нас на войну, и последние события на КВЖД особенно показали это.