Поступавшие из Пекина от военного атташе указания никоим образом не настраивали военных советников на серьезную работу по добыванию разведывательной информации. Так, 21 декабря 1925 г. руководитель группы советских военных советников в Кайфыне Г. Б. Скалов получил от комкора А И. Егорова распоряжение умерить активность наших советников. Их дальнейшая активность, по мнению А. И. Егорова, была чревата опасными последствиями, которые могли «…серьезным образом повлиять и даже нарушить хорошо отлаженные и вполне установившиеся взаимоотношения всего нашего состава группы с руководящими кругами 1 – й Народной армии и, в частности, с самим маршалом Фыном». О какой организации разведки после таких распоряжений могла идти речь?
В ходе налета на советское полпредство в Пекине в начале апреля 1927 г. среди захваченных документов была и инструкция военным советникам от 6 сентября 1926 г., регламентировавшая их отношения с Разведывательным управлением. Инструкция была разработана на месте – в центральной пекинской резидентуре.
От каждого инструктора требовалось предпринимать все возможное для ознакомления с военной организацией армии, в которой он находится, а также и для осведомления о состоянии армии противника. Инструктор должен был систематически собирать нужную информацию и передавать ее старшему своей группы, а последний – местному резиденту, сотруднику IV управления, находившемуся на должности инструктора в штабе китайской армии. От инструкторов требовалось оказывать любую помощь местным резидентам. Инструктор должен был указывать также на тех, кто мог бы быть привлечен к сотрудничеству в качестве агента.
Инструктору вменялось в обязанность следующее:
– вести подробный дневник с указанием всего того, что ему приходиться делать, и перечислением лиц, с которыми он встречается, с изложением содержания проведенных бесед и своих впечатлений;
– составлять доклад (не менее одного раза в месяц) относительно положения дел в его собственной части и у противника, а также общей военной ситуации; при этом предписывалось излагать свое мнение по затронутым вопросам;
– составлять отчеты (даже не приведенные в должный порядок) военно-статистического и географического характера (не реже одного раза в три месяца) с детальным описанием региона (провинции), занятого армией, и соседних провинций, уделяя особое внимание коммуникациям;
– представлять специальный доклад о деятельности шпионских организаций и организации контрразведывательной работы в «его армии» и в армии противника;
– сообщать о состоянии революционного движения крестьян (бандитов, «красных пик» и т. д.) в своем регионе.
В случае возникновения необходимости срочно доставить информацию по назначению старший группы мог отправить сообщение непосредственно в Пекине, минуя местного резидента.
Итак, инструкция, регламентировавшая деятельность военных советников (инструкторов) в интересах сбора разведывательной информации, была разработана в Пекине только в сентябре 1926 г. – на «закате» пребывания советских представителей в Китае. А когда она была доведена до сведения самих инструкторов и была ли доведена – не известно. Мало было провести инструктаж, надо было еще наладить получение информации и организовать ее передачу, а в ходе повседневной деятельности выявить возникающие при этом недостатки и внести соответствующие коррективы. А для этого требовалось время, которого уже не было. Что же касается IV управления Штаба РККА, оно почему-то оказалось в стороне от этой важной работы и только сетовало на недостаток информации.
Главный штаб кантонской армии к этому времени почти не имел никакой разведки. Южнокитайская группа военных советников вела спорадическую разведывательную работу, посылая агентов в тыл противника в исключительных случаях. Наряду с этим существовала налаженная разведка китайских генералов (и довольно широкая).
«Генеральская» разведка была построена не столько на платных агентах, сколько на друзьях и знакомых, которые на основе данного генералу слова информировали его обо всем необходимом. Это была личная агентура конкретного генерала, и, кроме него, никто другой не был посвящен в ее детали. Поэтому, когда какой-нибудь китайский генерал устранялся с военно-политической арены (такое случалось, правда, нечасто), его агентурная разведка никому не передавалась.
В это время, учитывая психологию китайцев, предлагалось организовывать разведывательную работу в виде «…осведомления какого-нибудь из популярных членов Гоминьдана, которому будут писать в порядке дружеской информации». Вполне очевидно, что подобное предложение как генеральное направление работы было совершенно несостоятельно.
Попытки создания объединенной резидентуры в Центре нашли свое отражение на Юге Китая, правда, только в конце 1925 г. и, конечно, в весьма специфичной форме.
Ставилась задача создать организацию типа советского ГПУ, способную защитить страну от контрреволюции, шпионажа, бандитизма, крупных должностных преступлений, контрабанды и пр. В результате была создана коллегия в составе пяти человек, в том числе четверо китайцев: председатель – «Тан-Пин-Сан», «Фу-Ли» (секретарь военной комиссии), «Ян-Ин» и «тов. Чен» (помощник начальника политотдела
3-го корпуса) и один советский представитель, собственно организатор всей работы, – военный советник В. Е. Горев (псевдоним «Никитин»).
Кроме вопросов контрразведывательных коллегия занималась и вопросами разведки, которые были включены в программу деятельности, так как заниматься этим делом было больше некому.
Владимир Ефимович Горев, как никто другой, подходил к выбранной роли: участник Гражданской войны, в недавнем прошлом уполномоченный особого отдела 16-й армии Западного фронта, заместитель начальника Особого отдела Московского ВО, выпускник Восточного отдела Военной академии РККА, в распоряжении IV управления Штаба РККА.
«Организация секретной работы, – утверждал Горев, – базируется на трех вопросах, а здесь, в Китае, – на четырех. При отсутствии хотя бы одного из условий она идти не может». К первому условию были отнесены деньги, второму – личный состав, третьему – поддержка парторганизаций и четвертому – переводчики.
В части выполнения первого и третьего условий недостатка не чувствовалось, в то время как второе и четвертое условия совершенно не выполнялись.
Вопрос личного состава играл первостепеннейшую роль и отражался на всей работе. Если в отношении китайского личного состава и принимались какие-то меры, то в части русских сотрудников возникли проблемы. «В отношении инструкторского состава повторилась обычная история, – отмечал Горев в «Отчетном докладе о контрразведывательной работе в Кантоне за ноябрь 1925 г.». – Когда я уезжал, мне было обещано и даже подтверждено честным словом, что… будут немедленно посланы Браиловский и Катюшин по линии Г. П. У. и кто-либо [из] работников по линии Разведупра. Я позволил себе еще в Пекине высказать свое сомнение в выполнении этого обещания. Сейчас я принужден убедиться, что поступил неправильно, уехав, не дождавшись обещанных людей. По меньшей мере странно думать, что можно работу Г. П. У. организовать, не дав ни одного человека». В этой связи Горев докладывал, что, если не будут срочно присланы обещанные люди, он будет «…принужден считать, что работа Г. П. У. считается второстепенной» и обратиться «…к выполнению работы более важной» (видимо, военной), где он найдет, «вероятно, большее применение». В последней фразе заключались все приоритеты в работе Горева.
Налаживание контрразведывательной и разведывательной деятельности в Кантоне требовало подготовки китайских кадров. И здесь снова возникала проблема инструкторов. И не только инструкторов.
Без инструкторов школу открыть нельзя, замечал Горев, «… без школы нельзя получить китайских работников, без работников нельзя организовать дела». С переводчиком дело обстояло еще хуже: «Здесь переводчиков нет, а те, которые есть, загружены работой и выделены быть не могут. Обещаемый Ли не едет». Разговоры об английском языке – «чепуха», считал Горев. «Из партийцев по-английски говорят очень мало», – отмечал советский советник. А спекулянта для переговоров, не говоря уже об агентурных материалах, привлекать он не решался.
В докладе о разведывательной работе в Гуандуне за ноябрь 1925 г. Горев отмечал, что к концу отчетного месяца уже имелось «а) две резидент[уры] в пров. Гуанси, куда посланы окончившие краткие курсы коммунисты, местные (Гуанси) работники, б) резидентура в пров. Цзянси, полученная через китайский штаб, но еще не достаточно проверенная, в) резидентура в Гонконге, тоже новая, но организованная нами через нашу контрразведку».
Была начата информационная работа: приступили к обработке английской гонконгской прессы, были выписаны китайские газеты из Гонконга, Макао, Юньнаня, Гуанси, Гуйчжоу, Хунаня, Цзянси и Фуцзяня. Газеты обрабатывались только в военном отношении.
«До тех пор пока нам не удастся создать сильного руководящего аппарата в штабе, вернее, не подберем подходящего начальника, разведдело будет вестись под руководством коллегии, созданной для организации контрразведки. Затем функции будут поделены», – подчеркивал В. Е. Горев.
Им же был разработан «План организации разведывательной работы в провинциях Южного Китая и сопредельных районах». В первую очередь предусматривалось послать резидентов в провинции Южного Китая и сопредельные районы – Гонконг, Макао и Французский Индокитай. При расчете по одному человеку-резиденту на район в Китае нужно было иметь 15 человек, а в прилегающих районах – трех. В этом случае нашей агентурой должны были быть «….накрыты важные для нас провинции [и] столичные районы, откуда идет политика провинции, и пограничные районы, важные для нас».
Выпуск школы контрразведывательной и разведывательной службы в Кантоне 15 марта 1926 г. должен был решить проблему дефицита кадров. Согласно разработанному Горевым плану организации школы, предусматривалось одновременное проведение 3-месячных курсов на разведывательном (12 человек) и контрразведывательном (48 человек) отделениях из расчета восемь часов в день, не считая строевой подготовки, всего около 624 часов (астрономических). Преподавание должно было быть организовано чтением лекций, проведением семинаров и практических занятий. Предметы подразделялись на общие для всей школы и специальные по отделениям. К общим предметам были отнесены следующие: политграмота, политпартии и политзадачи (100 ч); элементы военного дела (оружие, стрельба, подрывное дело) (50 ч); элементы гражданского управления страной (14 ч); правила конспирации, основы разведки и контрразведки (4 ч); организация (4 ч); основы информационной службы (30 ч) и тайнопись (20 ч).