В указанных городах было так много всякого люда, торговавшего воздухом, что увеличение их числа на одного-двух таких же ничьих подозрений не должно было вызвать, а общительный и ловкий разведчик мог легко притвориться дельцом. Лучшей дутой спекуляцией в Китае была игра на курсе денег. Прочитав в газетах, что курс доллара упал, можно было тут же, не вызвав ни у кого подозрения, пустить слух, что вами были куплены иены тогда, когда курс местного доллара был выше, и что вы на этом заработали.
Невзирая на все вышесказанное, подобное положение разведчика никак нельзя было рассматривать как успешную «легализацию», и требовались более продуманные и просчитанные подходы к этому непростому делу, от которого зависели вопрос выживания разведчика в стране пребывания и эффективность его работы.
Уже во второй половине апреля 1927 г. (еще до принятия майских решений Политбюро ЦК ВКП(б)) начался перевод резидентур Северного Китая на нелегальное положение.
В качестве центральной нелегальной резидентуры в том регионе Китая была определена харбинская (наряду с продолжавшей параллельно действовать «главной» резидентурой под «легальным» прикрытием генконсульства в Харбине). Предполагалось подчинить ей резидентуры, находившиеся в Мукдене, Тяньцзине, Пекине, Хайларе и Дайрене. Однако часть этих резидентур к тому времени была уже провалена, и речь шла не о переводе их на нелегальное положение, а о создании в Северном и Северо-Восточном Китае, включая Харбин, качественно новых резидентур. Перманентно существовавшая угроза закрытия консульств в Северной Маньчжурии приводила к констатации очевидного факта – разведчики с советскими паспортами не сегодня, так завтра не смогут больше оставаться в пределах Северной Маньчжурии. В этой связи было решено использовать сотрудников IV управления, которые могли находиться в Китае по иностранным паспортам. Одновременно рассматривалась возможность переброски в Китай «…образовавшегося на Западе некоторого резерва работников-иностранцев (немцев, французов)». Однако все это было на уровне умозрительных схем, далеких от действительности.
Между тем резидентуры под официальным или полуофициальным (структуры КВЖД) прикрытием продолжали вести разведку в Северном, Северо-Восточном и Центральном Китае, невзирая на все ранее принятые решения Центра.
Захват документов центральной пекинской резидентуры провалил резидентов в Харбине, Мукдене, Калгане, Шанхае, Ханькоу. Провал не сказался только на положении одного Д. Ф. Попова, резидента в Ханькоу при генконсульстве (без занятия официальной должности), которое было открыто при уханьском правительстве (Ханькоу, Учан и Ханьян составляли мегаполис Ухань).
Остальные же резиденты подлежали немедленному отзыву во избежание провокаций со стороны китайских властей. Одновременно требовался тщательный анализ имевшейся агентурной сети, чтобы избежать возможного провала.
11 апреля китайцы, сославшись на телеграмму, полученную из Пекина, предложили руководителю мукденской резидентуры В. Т. Сухорукову выехать из Китая. У Центра были свои виды на Сухорукова, его предполагали использовать для работы в Шанхае – внутриполитическая обстановка в стране пока еще позволяла перебрасывать проваленных резидентов с Севера и Северо-Востока Китая в его центральную часть.
13 апреля отбыл пароходом во Владивосток через Шанхай резидент в Тяньцзине «К. Силин».
16 апреля 1927 г. из Пекина в Читу выехал «центральный» пекинский резидент А. И. Огинский (до этого Пекин разными маршрутами покинули сотрудники резидентуры). На следующий день во Владивосток выехал харбинский резидент Рахманин («Марк»).
После пекинского провала и отъезда Рахманина во Владивосток, а потом в Читу удалось сохранить часть харбинской агентуры и даже завербовать новых агентов.
7 мая 1927 г. Касьянов («Маркус»), «временный агент» в Харбине, до перевода резидентуры на нелегальное положение заменивший Рахманина, докладывал в Москву, что из прежних сотрудников работали: «Молодой человек»; «А. И.»; «Искандер». Одновременно был завербован новый агент в главном полицейском управлении, от которого поступали данные о предстоявших арестах.
2.5. Попытки сохранения и развития агентурной сети в Шанхае
События в Пекине имели отголоски и в Шанхае, так как оказался проваленным шанхайский резидент И. Г. Чусов («Ракитин»), сотрудник генерального консульства СССР. Против генконсульства в преддверии разрыва с Чан Кайши ожидались провокации.
8 апреля 1927 г. Чусов докладывал из Шанхая, что накануне вечером советское консульство по распоряжению властей сеттльмента было окружено полицией и белыми волонтерами. Пришлось уничтожить имевшиеся материалы. Генконсульство нападению так и не подверглось, но Чусов вскоре выехал в Москву.
Как раз в это время в Шанхае оказался К. Салнынь, направлявшийся из Пекина в Кантон. Налет на советское полпредство нарушил все планы «Гришки», и отъезд в Кантон отпал сам собой.
Находившийся в те дни в Шанхае военный атташе Р В. Лонгва в телеграмме, отправленной в Центр 16 апреля 1927 г., предложил временно оставить Салныня резидентом в Шанхае, а ему в помощь из Ханькоу вызвать Борового. В Тяньцзинь Лонгва предлагал послать Петерсона из Ханькоу. Салныню ехать туда не следовало, так как его там знали. Аппену и Чусову следовало уехать, хотя бы на время, считал Лонгва.
Работу Аппена в связи с разрывом коммунистов с гоминьдановцами, отъездом руководителей в Ханькоу и прекращением работы Военного отдела Лонгва вынужден был признать временно парализованной. Работу на Пекин предлагалось поручить Петерсону из Тяньцзиня.
Фамилия Петерсона, вновь назначенного резидентом в Тяньцзине, неоднократно упоминалась в перехваченной китайцами переписке с центральным пекинским резидентом Огинским, однако это никоим образом не повлияло на решение Центра.
В связи с имевшимися сведениями о возможном захвате КВЖД Чжан Цзолинем и закрытием наших консульств в Китае, а также приходом к власти в Японии «правого» кабинета Я. К. Берзин доложил 20 апреля заместителю председателя РВС СССР И. С. Уншлихту план реорганизации агентурной сети в Китае.
В Северном Китае все резидентуры подлежали переводу на нелегальное положение. Центральной нелегальной резидентурой становилась харбинская резидентура с подчинением ей подрезидентур в Мукдена, Тяньцзине, Пекине, Хайларе и Дайрене. Харбинская нелегальная резидентура должна была установить связь с владивостокским разведпунктом и резервную нелегальную связь с Читой. Так как работники с советскими паспортами не могли оставаться в пределах Северной Маньчжурии, было принято решение в качестве сотрудников нелегальной резидентуры использовать тех, которые могут жить по иностранным паспортам.
Для освещения приграничной полосы создавались агентурные пункты в районе ст. Пограничная (со связью на Владивосток) и ст. Маньчжурия (со связью на Читу). Владивостокский разведывательный пункт делался центральным пунктом связи как с Севером, так и с Югом Китая.
Переводу на нелегальное положение подлежала и шанхайская резидентура, находившаяся в районе влияния Чан Кайши.
Ханькоуская резидентура, находившаяся под прикрытием генерального консульства при уханьском правительстве, становилась центральной и должна была объединить работу нелегальных резидентур Шанхая, Кантона, Чанша и других, которые предполагалось создать. Связь нелегальные резидентуры должны были устанавливать по радио с Москвой, а почтовую – с Владивостоком.
Таким образом, легальная резидентура должна была послужить объединяющим звеном для нелегальных резидентур, которые только предполагалось еще создать. Руководящих работников предполагалось искать среди уже имевшихся на месте. А выбор был весьма и весьма ограничен.
Объединить всю разведку по Югу Китая был уполномочен решением Центра в апреле 1927 г. Николай Александрович Семенов («Алексеев»), направленный в июне 1926 г. начальником разведывательного отдела штаба южнокитайской группы военных советников. Объединять, по сути, было нечего, так как нелегальные резидентуры в Кантоне и Чанше существовали только на бумаге, а деятельность резидентуры под прикрытием генконсульства в Шанхае в течение продолжительного времени вызывала серьезные и обоснованные нарекания Центра. Сам же шанхайский резидент был провален.
Как бы то ни было, внутриполитическая обстановка в Китае подтолкнула IV управление к переводу резидентур на нелегальное положение, еще до майского постановления Политбюро ЦК ВКП(б).
Первую телеграмму в качестве резидента Салнынь направил Берзину в Москву 21 апреля 1927 г., в которой докладывал, что аппарат временно бездействует, причина – реорганизация передачи сведений (шифросвязь Шанхай – Ханькоу работала с перебоями и опозданием на несколько дней). И еще Салнынь просил срочно выслать средства.
Между тем Салнынь докладывал, что 18 апреля на банкете в Нанкине выступал Чан Кайши и другие. В речах содержалось обвинение Бородина в захвате власти в Ханькоу и констатировался раскол в Гоминьдане. Звучали призывы к борьбе не против СССР, а против Бородина, «его клики», и удалению коммунистов из Гоминьдана. Выдвигались предложения о союзе с Сунь Чуаньфаном против коммунистов и северян.
Положение в Шанхае Салнынь характеризовал как общее преследование партийных и профсоюзных организаций: проводились поиск коммунистов на заводах и их регистрация; были создан «желтый» генеральный профсоюз и запрещены забастовки. Японцы усиленно посещали штаб Бай Чунси.
Учитывая определенные позиции Военного отдела ЦК КПК в рядах Национально-революционной армии, естественной казалась передача наиболее ценных связей в войсках шанхайской резидентуре. Однако этого сделано не было. Не сделал этого Г. Н. Войтинский, видный сотрудник Коминтерна, председатель Дальневосточного бюро ИККИ в Шанхае (1926). Именно он воспрепятствовал передаче связей военной разведке, о чем Салнынь и докладывал в Центр.
Салнынь сообщил также, что Лонгва, Хмелев и Чусов 17 апреля уехали во Владивосток и что остатки аппарата Аппена расформированы Войтинским и люди уехали в Ханькоу. Единственной причиной тому было нежелание Войтинского доверить Салныню связь с военными. Более того, Войтинский избегал встреч с Салнынем и 19 апреля уехал в Ханькоу вместе с китайским переводчиком.