Более подробную характеристику «Иностранца» – важного и ценного источника – Центру удалось получить много позже. Кроме этого «Иностранца» «Алексеев», по словам Дидушка, набрал еще шестерых китайцев по рекомендации ЦК КПК. Китайцы в большинстве своем являлись бывшими «мелкими» офицерами или учителями и нигде не служили. Попытка их «трудоустроить» в интересовавших разведку местах ничего не дала: китайцы или сами не желали устраиваться, или просто-напросто им это не удавалось сделать. Китайский аппарат, таким образом, кроме сильного обременения бюджета, никакой пользы не принес. Было неясно, почему «Алексеев», видя всю бесполезность китаппарата, своевременно не избавился от него. Понимая всю трудность однозначного ответа, Дидушок тем не менее подчеркивал, что подобная ошибка характерна для многих резидентов, «строивших» аппараты на количестве, а не на качестве.
У Дидушка сложилось впечатление, что руководство «Иностранцем» было весьма слабое, если не сказать больше: почти никаких заданий ему не давалось, за исключением общего характера, ни один вопрос с ним не отрабатывался, да и не мог быть отработан по причинам, кроющимся в самом резиденте. Дидушком, у которого, как мы уже отмечали, были такие полномочия, китайская агентура была ликвидирована. Оставлен был только один китаец для связи с ЦК, причем этот человек представлялся самым надежным.
Горбатюк произвел на Дидушка выгодное впечатление: энергичный, развитой, волевой человек, «…умеет держать конспирацию, осторожный и имеет понятие о технике работы по нашей линии».
После проведенной реорганизации в Шанхае под руководством Горбатюка остались Наталья Никандрова (связь), «Иностранец» и китайский агент, который был на связи у Гогуля, снявшего помещение, которое использовалось как складское в интересах резидентуры.
Горбатюк налаживал выполнение полученных от Центра заданий, в том числе и составление бюллетеней английской и китайской прессы. С первым номером этого бюллетеня Дидушок ознакомился, сличая содержание бюллетеня с содержанием английских газет, которые он прочитывал, будучи в Шанхае. По его мнению, бюллетень был довольно слаб. Политическая часть была освещена поверхностно, совершенно отсутствовала информация о приездах и отъездах официальных лиц. По одним этим сведениям, систематически их обрабатывая, можно было составить если не дислокацию частей китайской армии, то по крайней мере выяснить фамилию и место жительства многих китайских военачальников, до командира дивизии включительно. Возможность поставить подготовку бюллетеня «на широкую ногу» у Горбатюка имелась, причем без всяких расходов с нашей стороны. Достаточно было послать ему как образец бюллетень правления КВЖД с указанием, в «какую сторону расширить». По мнению Дидушка, Горбатюк налаживал эту работу, но нуждался в инструктаже.
Официальное положение Горбатюка, по мнению Дидушка, имело ту выгоду, что при опытном руководстве можно было использовать Горбатюка как «первичного вербовщика». Опираясь на собственный опыт, Дедушок утверждал, что люди, искавшие связи с разведкой, легче всего находили ее через советских официальных или полуофициальных представителей; вариантов было много. И некоторые из таких вариантов и были обсуждены Дидушком с Горбатюком, с тем чтобы использовать их на практике.
На положительную оценку Дидушком Горбатюка не повлияли и негативные сведения, полученные о последнем в Шанхае. Дидушок встретил здесь одного своего харбинского знакомого, русского, вращавшегося в артистических кругах. Как выяснилось, приятель этого знакомого служил шофером у Горбатюка. Наводящими вопросами Дидушок выяснил, что, по рассказам этого шофера, будто бы Горбатюк широко живет, «…имеет двух баб, кроме жены, и собственный автомобиль, будто бы кутит часто».
Насколько это соответствовало действительности, в короткий срок проверить было трудно, принимая во внимание и то обстоятельство, что, когда дело касалось советских официальных деятелей, особенно их личной жизни, тут и представители эмиграции, и иностранные корреспонденты частенько из мухи делали слона. Поэтому Дедушок напрямую спросил Горбатюка, какое амплуа он придумал для своей частной жизни, дабы не было подозрений, что он кроме официальной работы занимается еще какой-нибудь деятельностью. Горбатюк на это заявил, что он проводит такую линию, чтобы за ним установилась репутация человека пустого, любящего покутить, интересующегося женщинами и постоянно катающегося на автомобиле. Ответ Горбатюка показался Дидушку резонным. Хотя он и отметил, что в таких случаях трудно установить, где кончается маскировка и начинается человеческая слабость.
Наталья Никандрова в шанхайской резидентуре поддерживала связь с «Иностранцем» и с Горбатюком. Дидушок видел ее два раза, и она произвела на него положительное впечатление. Он писал о Никандровой, что она женщина неветреная, ибо уже немолодая, довольна спокойной, обеспеченной жизнью, изучает английский язык. О ней думают, как обо всех русских женщинах, что она приехала устраиваться в Шанхай, т. е. найти себе любовника. Дидушок ей посоветовал для маскировки ходить иногда в дансинг танцевать, этим она убьет двух зайцев: по ее поводу не будет сомнений, а кроме того, у нее появится возможность завести нужные знакомства. И Горбатюк, и «Иностранец» посещали Никандрову. В этой связи Дидушок указал Горбатюку, что ему надо бывать у Никандровой только в исключительных случаях.
Гогуль произвел на Дидушка впечатление «среднее»: малоразвитый, может быть использован только как вспомогательный технический работник. Гогуля предполагалось использовать как «складочное место» – он в то время «открывал техническую контору». Это выразилось в том, что Гогуль заказал вывеску и купил несколько отверток за свой счет из выданного ему в счет жалованья аванса. Горбатюк отказал Гогулю в деньгах на контору, выдать же деньги авансом в счет жалованья было необходимо, так как он был теперь без определенных занятий и мог попасть «под сомнение». Дидушок пытался указать Гогулю, что ему, как старому шанхайцу, следовало попытаться пристроиться где-либо по специальности, хотя бы на маленькое жалованье. На эти рекомендации последовал ответ, что осуществить подобное очень трудно.
По мнению Дидушка, это была простая отговорка: обеспеченный ежемесячный оклад и отвыкание от регулярной работы сделали свое дело – спокойнее иметь свою «техническую контору» с несколькими отвертками в качестве инструмента.
Мнение же Горбатюка на этот счет было однозначным: вряд ли новому резиденту будет нужен такой сотрудник, так как тратить на него около 300 долларов в месяц и пользоваться снятым им помещением в качестве склада дорого, тем более что его репутация как будто была «немного подмочена», хотя сам Гогуль это отрицал. Для Центра «подмоченность» репутации Гогуля не должна была вызывать никаких сомнений.
Дидушок был вначале против знакомства с «Иностранцем», но Горбатюк настаивал на таком знакомстве – считал немаловажным взгляд со стороны с целью более объективной оценки агента. Кроме того, у «Иностранца» было такое душевное состояние, что он нуждался в моральной поддержке. Он должен был услышать, что к нему относятся не как к простому источнику, а как к своему человеку». Словом, агент должен был почувствовать почву под ногами. В сложившейся ситуации лучше всех позитивно повлиять на «Иностранца» мог только представитель Центра. О встрече с ним Дедушок не пожалел, так как вынес из этой встречи весьма положительное впечатление.
«Иностранца», как оказалось, Дедушок знал еще по Берлину и Варшаве. В 1920 г. он несколько раз встречал его в Берлине, в украинском посольстве, где он и еще два французских офицера-летчика получали от петлюровского правительства маленькие субсидии. Их держали для связи с Антантой. «Иностранец» приехал в Россию как авиатор с французской военной миссией в 1915 г. Во время войны он оказался на территории, занятой Петлюрой, и остался служить ему до 1920 г. «Иностранец» Дидушка не узнал.
Для Дидушка было теперь совершенно ясно, как «Иностранец» попал в Китай, как он стал советником нанкинского правительства и нашим агентом. Это был чистейший продукт военного времени, который, вкусив немного у Петлюры «дип-разведочной работы», уже окончательно переменил штурвал аэроплана на более интересную агентурную деятельность. А так как война почти везде закончилась и больших ролей маленьким людям в Европе не предлагали, то пришлось искать новый регион для применения своих сил. И такое поле деятельности открылось для него в Китае. По словам Горбатюка, как в Харбине, так и в Центре к «Иностранцу» относились предвзято. Это обстоятельство заставило Дидушка во время подготовки отчета взвешивать каждое слово. Из его заключения следовало, что «Иностранец» относится к нам искренне и желает у нас работать. Просто он потерял жизненную опору, а Китай таковую ему дать не может.
Ни один европеец, материально и морально всецело завися от китайцев, сталкиваясь с практической китайской действительностью, ею довольствоваться не мог. У него всегда сохранялось тяготение к европейским интересам. Однако в данном же случае, у «Иностранца», все мосты к другим европейским державам были «разобраны». Остались одни советские представители, к которым он и пришел. К тому же всю мировую войну он провел в России и свыкся с российской действительностью.
В этой связи «Иностранец» мог прийти к мысли, что, работая на советскую разведку, он имеет неплохие перспективы, которые в любом другом случае были для него заказаны. Сознательного предательства с его стороны ожидать не следовало, как и переоценивать его как крупного агента, поскольку он был «…просто средний человек с приличным образованием и хорошими манерами». Кроме информационной работы его можно было использовать для внедрения сотрудников разведки на интересовавшие нас объекты. По мнению Дидушка, через «Иностранца» можно было достичь многого. Все зависело только от того, кто и как будет им руководить.
Подводя общий итог деятельности шанхайской резидентуры, Дидушок пришел к заключению, что работа в Шанхае велась из рук вон плохо. Не удалос