До земли далеко. И стало быть, еще есть время подумать, как использовать этот запас высоты. Самолет неуправляем. В таких случаях положено покинуть машину. Положено! Но он не может прыгать, считает, что надо садиться во что бы го ни стало... Надо спасать машину: для себя, для конструктора, для других.
Георгий пробует сдвинуть ручку управления. В любую сторону, но только бы сдвинуть, почувствовать, что она двигается. На лбу выступает пот — столь велико напряжение. Еще попытка, еще... Ручка судорожно вздрагивает, смещается на какой-то миллиметр, подчиняясь усилиям человеческих мышц, по по-прежнему «мертва». На высоте 11 километров самолет совсем перестал подчиняться человеку.
С земли ждали докладов. Там поняли: что-то неладно. Но спрашивать, что и как, не стали — не хотели мешать летчику. Ведь у него нет липших секунд для слов — он ведет борьбу за свою жизнь и за жизнь самолета.
Самолет шел к земле. Но без действующих рулей машину не приведешь на аэродром! Стрелка высотомера ползла вниз.
Георгий сбавил обороты. Сектор газа был единственной его надеждой, последним шансом. И он ухватился за него.
Снова попытка заставить самолет изменить направление полета, подчиняясь изменению скорости... Сколько таких попыток! Сколько усилий!
Мелькнула посадочная полоса. Пилот ждет привычного толчка. Вот он! Шасси коснулось бетонки. Здесь уже спасательные средства. Примчались пожарная и санитарная машины. Но они не понадобились.
Долго обсуждали летчик и конструктор происшедшее. Случайность? Да. Причину ее определили сразу же после посадки. Потом решали, как изменить конструкцию, чтобы подобное не повторилось.
Время, проведенное Георгием Береговым в воздухе, составляет внушительную цифру — почти две с половиной тысячи часов, сто долгих суток. Шестьдесят три типа самолетов записаны в летную книжку испытателя.
...После первых стартов пилотируемых космических кораблей он подал рапорт с просьбой зачислить его в отряд космонавтов. Не погоня за славой влекла его на путь «звездолетчиков», не жажда острых ощущений, не праздное любопытство. Он сразу понял, что те, кого называют Икарами XX века, кто садится в кабины «Востоков» и «Восходов», — тоже испытатели. Полагал, что его опыт может быть полезным.
Ему перевалило за сорок. Вроде бы не так уж и много. Но это было намного больше, чем Гагарину пли Титову. Ему напоминали об этом, понимающе сочувствовали, но он не отступал, доказывая свое право на мандат космического испытателя. И доказал.
Ему доверили испытать корабль «Союз». Испытать после того, как погиб Владимир Комаров. Это был трудный шаг. Но он пошел на него без колебаний. Ведь совместный полет пилотируемого и беспилотного кораблей, маневрирование в космосе должны были стать генеральной репетицией перед созданием первой в мире экспериментальной орбитальной станции.
Натуральный макет первой в мире экспериментальной космической станции, созданной на орбите после стыковки кораблей 'Союз-4' и 'Союз-5'
Мужественный человек, не любящий показывать свое внутреннее состояние, он скажет спустя годы:
— Американцы готовят Томаса Стаффорда к совместному эксперименту «Союз» — «Аполлон». А ведь он с двадцать четвертого года...
— Ну и что? — спросил я его.
— Просто так. Я старше его всего лишь на три года... — И добавил: — Каждый летчик всегда мечтает взлететь еще выше. Мне посчастливилось узнать неземные скорости и высоту — побывать в космосе. Это истинное счастье. Однако человек так уж устроен, что мечтает иметь чуточку больше счастья, чем у него уже есть. Я — не исключение. Хочу быть еще полезнее делу, которому служу...
Он верен космосу, как когда-то небу. У него свои критерии, свои суждения о новой профессии:
— К любой работе нужно относиться творчески. Мастер — не просто исполнитель, а настоящий мастер работает как художник. Неважно, чем занимается человек, доит ли коров или пишет книги, летает в космос или шьет платья...
Мастерства достигает тот, кто четко понимает место своей работы в общем деле. Сколько людей, организаций задействовано в том, чтобы сделать космический корабль! И вся эта титаническая работа замыкается на одном человеке или нескольких людях — экипаже космического корабля. Весь свой арсенал знаний космонавту нужно приложить, чтобы выполнить работу на высоком уровне. Иначе можно свести на нет усилия сотен, тысяч людей. — Он смолкает в задумчивости и после паузы добавляет: — Мастерство и талант — понятия неразделимые. Качество же работы прежде всего в добросовестном и творческом отношении к своему труду…
ТРИНАДЦАТЫЙ
Владимир Александрович Шаталов
Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Владимир Александрович Шаталов. Родился в 1927 году в городе Петропавловске Северо-Казахстанской области. Член КПСС. Совершил три полета в космос: первый — в январе 1969 года, второй — в октябре 1969 года, третий — в 1971 году.
Это уже стало традицией. После полета «Востока» его пилота Юрия Гагарина назвали космонавтом-1, Герман Титов получил титул космонавт-2. Андриян Николаев — космонавт-3...
Помнится разговор с Юрием Гагариным. Размышляя о чем-то, он вдруг с улыбкой произнес:
— Интересно, а как себя будет чувствовать тринадцатый? Кто им будет из наших ребят?
...Мы встретились с ним на космодроме за день до старта космического корабля «Союз-4». Журналисты всегда выискивают «привязки» к событиям. Так было и тогда. Когда ехали в гостиницу, где живут космонавты, возник разговор о том, что сегодня понедельник, 13-е число и беседовать нам предстоит с тем, кого завтра объявят, как космонавта-13. Казалось бы, роковое, несчастливое число, чертова дюжина. Жди сюрпризов, каверз, всевозможных неожиданностей.
На космодроме нет суеверных. Далеки от суеверия и те, кто живет и работает в Звездном. Они шутливо говорили, что 13 — число счастливое, приводя в доказательство весьма убедительные примеры. Мол, в тринадцатом веке были сделаны многие астрономические открытия, вышла в свет знаменитая книга «Сфера Вселенной». Большой астрономический трактат «Альмагест», написанный Клавдием Птолемеем, состоит из 13 томов. В тринадцатый день марта 1781 года была открыта планета Уран. У Венеры в 13 раз больше блеска, чем у Сатурна. Первая советская ракета на жидком топливе, получившая у гирдовцев наименование «ГИВД 09», была запущена в производство под номером 13. Многие спутники серии «Космос» стартовали в тринадцатый день месяца... Космонавтом-13 стал Владимир Шаталов.
«Профессия космонавта определяется не только числом стартов, не только количеством часов и дней, проведенных на орбите,., Она — вся жизнь». Это его слова. Эти слова о нем.
Сейчас трудно вспомнить, с чего началась его приверженность к небу. В годы гражданской войны отец Володи, Александр Борисович, работал механиком в авиационном отряде. Многое повидал, многое испытал. От него и наслышался сын о «фарманах» и «ньюпорах», об удивительных историях, которые случались на земле и в небе, о том, как красные летчики выполняли задания революции и лично Ленина.
На смену «ньюпорам» и «фарманам» пришли самолеты, созданные советскими конструкторами. Появилось и новое поколение летчиков. Володиным кумиром стал Чкалов. Портреты летчика, вырезанные из газет и журналов, хранил как самые дорогие реликвии. Когда услышал по радио весть о трагической гибели прославленного испытателя, заплакал. Молча, пряча слезы, как плачут мужчины. Потом достал лист пергамента и вывел детским почерком. Сегодня погиб великий летчик нашего времени Валерий Павлович Чкалов». Бумагу аккуратно свернул, вложил в стеклянную трубку и, обжигая над огнем пальцы, запаял. Он берег ее многие годы. И только в войну, когда семья уезжала из осажденного Ленинграда ампула пропала...
Авиационная биография Владимира Шаталова началась также, как и у многих его сверстников. Спецшкола ВВС, потом летное училище... Занятия по теории, которые вначале всем кажутся долгими и ненужными, зачеты и экзамены и только после этого — свидание с небом — первое и очень короткое... Потом другие, поначалу не очень частые. Обычный училищный ритм, простой и будничный. Но в этой будничности и складывались характеры тех, кто выбрал дорогу в небо.
...Зима. Искрятся снежинки и, кажется, тают на лету. «Контакт!» «Есть контакт!» — отрывисто звучит на морозном ветру. Оба, кому предстояло лететь, заметно волнуются. Один забыл переключить питание на основные баки, другой не проверил. Молодость!
Взлетели. Сделали круг. Только успел Владимир выполнить команду инструктора и найти внизу пятачок аэродрома, как мотор чихнул раз-другой — и замолк.
Сели поперек полосы. К счастью, без поломок и повреждений. Опустив головы и пряча глаза, выслушали нотацию. Но случай этот пошел впрок. С него, наверное, и начались строгость и непримиримость к мелочам. В небе не может быть главного и второстепенного.
Владимир остался верен этому принципу на всю жизнь. Летал вдумчиво, самолет чувствовал тонко. С высокими показателями окончил училище и стал инструктором. И вот еще памятный случай. То был один из первых его полетов с курсантом. Взлетели 11ошли на первый разворот. Высота небольшая — 150 метров. И, вдруг машина начала коптить, за ней потянулся черный дымный след, Стрелка бензомера заметалась по шкале и, вздрагивая, упала к нулю. С земли по радио передали: «Самолет горит!»
Владимир обернулся: «И правда, горим».
Первое, о чем подумал, — он не один в машине. Стало быть, он в ответе за двоих. Строгий приказ курсанту: «Ничего не делать! Я сам». Сказал и не узнал собственного голоса: хрипловатый, срывающийся. Подумал: «Это плохо, сейчас надо быть особенно хладнокровным и решительным». И как бы исправляя оплошность, твердо добавил: «Прыгать не будем. Сядем. — И после паузы: — Обязательно сядем!»
Внизу, под крылом, сад и длиннющая канава. Совсем некстати трактор попыхивает прямо по курсу. Самолет не держится, тянет вниз. «Только бы не задеть за что-нибудь, только бы заставить его скользнуть в эту узенькую полоску — ни выше, ни ниже, ни вправо, ни влево».