— Я знаю немало молодых людей, для которых первые шаги в профессию оказались, увы, последними. Происходило так потому, что они были знакомы лишь с парадной, престижной, так сказать лицевой, стороной дела. Разочаровавшись раз-другой, умный человек в конце концов поймет, что трудовые будни — это все-таки будни, а не каждодневный праздник. И любое движение вперед требует усилия, исполнения долга и, может быть, не всегда понятных обязанностей...
Именно в такой черновой повседневной работе Светлана проявляла завидное упорство. Известно, что некоторые летчики и парашютисты не очень-то любят тренажеры. Им подавай настоящий полет, настоящий прыжок. Светлана же могла часами крутиться на подвеске, терпеливо анализировать последствия каждого своего движения.
Прыгать с парашютом она любила. Для нее но было двух одинаковых свиданий с небом. Каждый раз узнавалось и приобреталось что-то новое. Иногда 3 — 4 раза в день поднималась она в дребезжащем «Антоне», чтобы возвратиться на землю под упругим куполом и после каждого прыжка снова самой укладывать парашют. Такое дело и для мужчин утомительно, но Светлана не отступала. В этом, наверное, и есть секрет человека, увлеченного своим делом.
Когда она проходила первоначальную аэроклубовскую программу, ее и еще нескольких увлеченных заприметил тогдашний тренер сборной парашютной команды Москвы А. С. Киселев. Двое — Ирина Мухина и Светлана Савицкая — особо понравились тренеру: «Работают грамотно, старательно, а главное — в радость. У этих дело пойдет...»
В 1965 году в московском клубе «Полет» готовили группу для рекордных стратосферных прыжков. Команда складывалась не сразу: были поиски, были замены. Киселев порекомендовал Иру и Свету. Попробовали в тренировочных прыжках и взяли.
Прыгали ночью. Специальный самолет, сделанный на базе Ту-104, пошел в набор высоты. Девчата, веселые на земле, притихли, сосредоточились. Стрелка высотомера приближалась к 14000 метров, когда они покидали неосвещенный салон. Представьте, из темноты — да в темноту! Холодную, липкую... Тогда был рекорд. Контрольные приборы показали 13 901 метр.
Потом был групповой ночной прыжок с еще большей высоты. В семнадцать лет Светлана пошла еще на один рекорд: покинув самолет на высоте 14 252 метра, она устремилась вниз в свободном падении. Позади тысяча метров, три тысячи, пять, десять, тринадцать... 13716 метров — и только тогда над падающей «точкой» вспыхнул белым облачком парашют...
Парашютный спорт давался ей легко, и все-таки она хотела летать.
А у нее была своя логика: «Жаль их, только прыгающих. Они не ведают взлетов. Но ведь есть те, в чьей судьбе существуют высоты. Высота — это звездный час человеческой жизни, который всегда требует большой затраты духовных сил и часто нравственного подвига человека. Тогда жизнь, оторвавшись от привычной и скучной плоскости, приобретает объемный характер, становится полнокровной».
В летную группу ее не приняли по возрасту. Формально вроде бы все против нее, но ведь она — мировая рекордсменка, за плечами почти полтысячи парашютных прыжков. А тут еще настойчивость такая, что попробуй устоять.
Теоретический курс прошла успешно. С инструктором отлетала тоже нормально. Первый самостоятельный ждала, как ждут чего-то самого желанного. Дома ничего не сказала. Отец узнал об этом накануне от посторонних людей. Не выдержал, приехал в Тушино. Як-18 уже бежал по полю. Потом ровно оторвался и пошел на круг. Машиной управляла твердая расчетливая рука. Самолет пошел на посадку. Приземлился нормально. Евгений Яковлевич хотел поздравить дочь, но, зная ее характер, решил ретироваться — не любит Светлана, чтобы родители вмешивались в ее летные дела.
Когда она вылезла из кабины, кто-то из ребят шепнул: «Отец приезжал. Вон там стоял и смотрел. Смотрел и курил».
Вечером дома состоялся такой разговор:
— Папа, кто тебя просил приезжать?
— Посмотреть. Мне же интересно узнать, умеет ли летать моя дочь.
— Ну и как?
— Так, удовлетворительно.
Светлана бросилась на шею к отцу. Ведь это его скупое «удовлетворительно» означало, что он поверил в нее.
О становлении Светланы Савицкой как летчицы рассказывать можно было бы много. И о том, как обычные аэродромные будни, эти крохотные ступеньки, изо дня в день складывались в лестницу, ведущую все выше в небо. Как в каждом полете училась мыслить, а вернувшись домой, думала лишь об одном — как будет летать завтра. В этом повествовании было бы не только много побед, но и предшествующих им огорчений, чертовского напряжения, неимоверной усталости... Те, кто летал на поршневых «яках», знают, что самый тяжелый труд у пилотажников. Самая большая усталость после тренировочных полетов на них.
В 1970 году дебютантка советской сборной пилотажников Светлана Савицкая, имевшая к тому времени налет всего 300 часов, превзошла в состязаниях всех своих соперниц на VI чемпионате мира по высшему пилотажу, который проходил в Англии (в Халлавингтоне).
Незаметно подкралась зима. Учеба в институте требовала все больше времени, и Светлана расставалась с небом. Но в мыслях оно продолжало оставаться с ней и на зачетных сессиях, и в дни работы над курсовыми проектами. О становлении Светланы Савицкой как инженера тоже можно было бы рассказать многое. О том, как засиживалась до ночи, читая литературу, — теперь надо было знать еще больше; как ломала своп характер, понимая, что свойственная ей прямолинейность мешает контактам с людьми; как постоянно думала, искала свое место в авиации...
Снег, добрый снег падал на застывшую землю, укутывал ее пушистой, ласковой пеленой, обещая весной дружные всходы, новую молодую жизнь и новые заботы. Защита дипломного проекта и возвращение в свое небо — вот что волновало Светлану больше всего.
Новый мировой чемпионат пилотажников проходил на аэродроме «Салон де Прованс» близ Марселя. Лучшие спортивные асы мира прибыли сюда, чтобы помериться силами и показать, чего они достигли за полтора года упорнейших тренировок. Упорнейших... Могла ли Савицкая сказать такое о себе? Ведь последний год в МАМ был таким тяжелым. Четвертое место на седьмом чемпионате — результат тоже высокого класса. Но мечта об участии в полетах испытательных не ослабевала от успехов спортивных. Каждая встреча, каждый разговор с отцом, каждый оживающий в памяти эпизод прошлого становились для Светланы одновременно ступеньками познания и собственного «я».
Она видела жизнь отца (дважды Герой Советского Союза маршал авиации Евгений Яковлевич Савицкий, чей позывной «Дракон» повергал в страх фашистских асов в каждом из 360 совершенных им в годы войны боевых вылетов, оставил кабину сверхзвукового истребителя-перехватчика после того, как разменял седьмой десяток лет) не изведанной и ровной, а в чем-то таинственной и суровой, наполненной борьбой, летными страстями, а может быть, и страданиями, которых она не знала, но которые усиливали ее стремление к новому, рождали упорство.
Диплом инженера, свидетельство об окончании Центральной объединенной летно-технической школы ДОСААФ, работа летчиком-инструктором в Центральном аэроклубе... И вот зачисление в школу летчиков-испытателей (женщин сюда, между прочим, не берут). Сюда не лезут всеми правдами и неправдами, звонками пап и мам, репетиторами. Право на «вход» давало иное.
Помнится разговор с трижды Героем Советского Союза маршалом авиации Александром Ивановичем Покрышкиным. Он слушал ее внимательно, но вовсе не торопился поддержать.
— А что ты знаешь об этой работе? Что ты можешь в нее внести? — Вопросы маршала уже в своей постановке таили отказ. — Летчик-испытатель — это величайший педант. Он каждой клеточкой мозга, каждым нервным окончанием понимает, что мелочей в его деле нет, любое упущение может обернуться сложной ситуацией и даже крупной неприятностью для большого коллектива. Повторяю: не для него одного, для коллектива. Испытания — это не слова, а занудство, состоящее из тысяч и тысяч «мелочей». Их проверяют и перепроверяют. Умеешь ли ты правильно оценивать себя? Можешь ли со всей строгостью и публично признать, что получилось, а что не получилось? И в чем не доработала ты сама?
Разговор был долгим. В чем-то даже недобрым. Но очень для нее нужным. Много позже в разговоре с журналистом о своей профессии она скажет: «Эмоции? Трудно о них говорить. Некоторые считают, что я вообще человек без эмоций. Это не так. Просто, когда дело касается летной работы, я считаю их лишними. И сознательно приучила себя к выключению эмоций в прыжках, в полетах, воспитала в себе пунктуальность, педантичность, умение все разложить «но полочкам» и не упускать из виду никаких мелочей».
Путь в реактивную авиацию начался с МиГ-15. Потом цепочка выстроилась так: МиГ-17, МиГ-19 и, наконец, МиГ-21. Все это в ранге летчика-инструктора Центрального аэроклуба. Ну а школа летчиков-испытателей?
Герой Советского Союза заслуженный летчик-испытатель СССР Ф. И. Бурцев рассказывал:
— Да, есть такое правило: женщин не брать. Профессиональные успехи Савицкой были впечатляющими, но... Вот поэтому и отношение к ее зачислению в школу было различным. Начались проверки. Возможно, мы были излишне строги. Возможно, приглядывались с каким-то предубеждением. Это естественно в нашей работе. И вот тут оказалось, что иные мужчины послабее летают. Выпустили Светлану на двухмоторном Ан-24, потом — на четырехмоторном Ил-18... Инструкторы говорят в один голос: упорна, трудолюбива, машину чувствует тонко. Дальше — больше: летала она на истребителях, на транспортных...
Сначала Светлану Савицкую просто прикомандировали к школе летчиков-испытателей. А через восемь месяцев занятий и проверок зачислили слушателем. В одной из ее характеристик я читал: «Грамотный, инициативный, трудолюбивый летчик-испытатель». И далее: «Отличное знание техники... Тщательная всесторонняя подготовка к каждому полету. Может выполнять сложные испытательные программы с высоким качеством».
Что стоит за этими словами? Отвечу. Она освоила более 20 типов самолетов. Это почти все семейство современных «яков», сверхзвуковые «миги» и «су», «ильюшины», «Туполевы», «антоновы».