В семь тридцать — подъем. В трусах и майке во двор на физзарядку. Трусцой по плацу и восемь солдатских упражнений. После завтрака на занятия. Развод на обед поротно, под оркестр. В училище любили духовую музыку, и трубачи старались вовсю. Послеобеденный отдых. Два часа личного времени, потом самоподготовка. Ужин. Отбой. Потянулись дни, похожие один на другой.
Два часа личного времени — кто же мог удержаться и не побежать на воздух? Офицеры, мало сказать, поощряли все роды занятий, способствующие укреплению здоровья и мускульной сноровки ребят, — в училище спорт превозносили! Никого не надо было уговаривать заниматься. Мальчишки слишком навидались истощенных лиц, печальных глаз, худосочных тел. Минуло всего четыре года, как закончилась Великая Отечественная. Имена довоенных кумиров, которые, вернувшись с фронтов, надевали вновь гетры или перчатки и выходили на публику, становились легендарными. Они как бы воплощали наше возрождение. Мы победили!
И первыми среди первых героев войны и спорта называли, конечно, Николая Королева, Сергея Щербакова. Абсолютный чемпион страны по боксу Королев партизанил в Брянских лесах и однажды, как повторялось во всех очерках о нем, чтобы взять «языка», нокаутировал немецкого часового. Щербаков впервые после войны появился на ринге с перебинтованной ногой. Это была не спортивная травма: голень прошила пуля… Фотографии улыбающихся спортсменов печатались в газетах: они спешат на тренировку с фибровыми чемоданчиками в руках…
Еще в Москве Валерка прочел книгу Константина Градополова о профессиональных боксерах, и кое-что уже знал о непробиваемом Джеке Демпси, о Бобе Фитцсимонсе, средневесе, сокрушавшем тяжеловесов, который добился звания абсолютного чемпиона мира. С той поры у Валерия укрепилось уважительное отношение к современным гладиаторам. Через несколько лет, когда он впервые попадет за рубеж, то накупит их рекламные изображения и будет хранить у себя дома. Профессиональные боксеры, бывает, что и лукавят на ринге, а бывает — умирают; зарабатывают миллионы, но хлеб их горек…
Валерий пока не знает, что в нескольких кварталах от него живет один из них — бывшая знаменитость, видевший своими глазами великий бой Джонсона с Джеффрисом в 1910 году. Тогда впервые черный боксер отнял звание чемпиона мира у белого — и от него потянулась цепочка выдающихся негритянских боксеров, среди них прославленный Джо Луис и многие другие. Но тому, первому, было трудно: в него стреляли, когда он появился на ринге… Джек Лондон, приехавший специально на этот матч, подошел пожать ему руку… Пройдет совсем немного времени, и Попенченко узнает имя очевидца этих событий и познакомится с ним: Сидней Лео Джаксон.
…В пять часов пополудни ребята с визгом высыпали во двор училища. Кто спешил на футбольное поле, кто на волейбольную площадку, кто накачивал бицепсы на турнике, поднимал штангу, прыгал в яму с опилками. Третья рота — младшие, носилась без цели и всякого порядка. Это тоже не возбранялось. Так продолжалось до тех пор, пока не появился моложавый капитан, Юрий Бориславович Матулевич. «Я буду преподавать в училище бокс, — сказал он. — Кто хочет заниматься у меня в секции — шаг вперед!» И вся рота сделала шаг вперед, хотя далеко не все ясно себе представляли, что это такое — бокс.
Первое занятие состоялось в широком коридоре на третьем этаже. Мальчишек поставили парами друг против друга. Юрий Бориславович показал простейший выпад: прямой левой, защита — подставка правой. «Сначала один атакует, другой защищается, по команде меняемся ролями. Начали!»
Леньке Стародворову и Валерке выпало стоять в паре друг против друга. Они были из одного взвода, но Стародворов только теперь внимательно разглядел противника. Пацан неуклюжий. Ленька прицелился и не в лад, а в передых, чтобы не успел перехватить удар, врезал по сопатке.
Нельзя сказать, что Валерку не били раньше. Ой-ой как доставалось: мальчишки на Трубной дрались часто. Размазывая юшку, захлебываясь от злости, бросался под кулаки. Валерка не был увертлив в драке, и его колотили здорово. Такое бывает, и нередко: знаменитые силачи в детстве страдают рахитом, прыгуны не умеют влезть на стул…
Но там были хоть ненавистные, но теплые, живые кулачки! А тут шершавая, холодная, чужеродная перчатка — в ее ударе было что-то унижающее. Валерка покраснел от обиды, набычился и очертя голову ринулся вперед…
— Эй, кто там!.. — прикрикнул тренер. — Не драться!
Как ни странно, Валерий довольно быстро привык к тому простому, суровому и однообразно-правильному укладу жизни училища, которого, видимо, ему не хватало дома. И хоть оставался он суматошлив и вспыльчив и мог извести учителя въедливыми вопросами, подчас с ехидным вывертом, на что был мастак, норов его постепенно выравнивался, сглаживался. Учился отлично, но без того блеска, в котором угадывается дерзость состязания с учителем, а плавно и полно выполняя программу.
Юрий Бориславович получил квартиру при училище. Ученики его скоро привыкли заходить к нему запросто, в любое время. Тренер в закрытом учебном заведении, да к тому же живущий рядом, скоро становится по-родственному близок ребятам. Вместе со всеми и Попенченко ходил. И быстро привязался к семье Юрия Бориславовича — стал прибегать и один. Дочка тренера, немного старше Валерия, дразнила его: «Попеня. Пап, опять твой Попеня пришел!.. Ну чего стоишь, Попеня, в холодильнике арбуз… А может, есть хочешь?» Он и ел, и арбуз на всю семью резал, и скоро стал совершенно своим человеком в доме Матулевича. И оттого с еще большей охотой посещал тренировочный зал и встречал там Юрия Бориславовича уже не просто как преподавателя, а как близкого человека.
О Матулевиче, открывшем Попенченко, писали в свое время немало: наставник, воспитатель, педагог. Слова эти лишь в малой степени передают то, чем стал тренер для новичка курсанта. В училище он обрел друзей, которые делили с ним кров, работу, хлеб. Он видел в них почти братьев, и все же тоска по семье не оставляла его. По семье, где был бы отец: глава, мужчина, старший друг. Вот почему он бегал к Юрию Бориславовичу. Переписывал заявки, обедал, рассказывал о ребятах из взвода. Но их связывали еще и особые, не всем понятные отношения. Учитель всегда немножко отец — хороший учитель для доброго ученика. Тренер и подопечный связаны общим делом. Серьезным, которому оба отдают много труда и нервов. И это общее дело, которое их неразрывно друг с другом связывает, они делают как бы на равных началах (что для мальчика имеет огромное значение). Потому что, как бы ни был велик авторитет тренера, что значат его знания и опыт, если они не воплощены в ученике? Один без другого не существует. Чем серьезнее становились успехи Валерия, тем сильнее укреплялось между ним и Юрием Бориславовичем то труднообъяснимое взаимное понимание, которое всегда устанавливается в спорте между учителем и его учеником, когда их совместная работа приносит удачу. Наставник чувствует настроение подопечного, угадывает даже, отчего образовалось такое настроение (письмо, ссора, свидание, нездоровье), и, душевно откликаясь, сочувствуя, меняет нагрузки или план боя, находит слова одобрения. И ученик привыкает понимать тренера с полуслова, с одной фразы, которая чужому уху останется чужда и непонятна; да ведь больше-то за минуту перерыва между раундами и не успеешь сказать: «Прибавь!.. Не трись!.. С ума сошел?.. Не ввязывайся!.. Попал — добавь!..» — и так далее.
Юрий Бориславович, когда ехал в Ташкент, много размышлял о том, как ему воспитывать будущих боксеров. Предстояло самому создать секцию и повести ребят, что называется, с нуля. Общепризнанная система подготовки юного бойца во многом не удовлетворяла тренера. Она казалась ему далекой от жизни, потому что рассчитана была на создание некоего идеального типа боксера. Но такого быть не может, думал Матулевич. И он решил с самого начала обучать ребят такой технике бокса, которая значительно отличалась бы от общепризнанной. В классической модели принято распределять вес тела равномерно на обе ноги. Матулевич стал приучать ребят к небольшому отклонению туловища назад, так что оно своим весом давило на отставленную правую ногу (гели боксер правша). В таком случае работа левой руки напоминает помахивание хлыстом перед носом противника. Боксер наносит джебы, а не полновесные удары прямой левой. Надо сказать, что техника нанесения джебов была освоена Попенченко в совершенстве. Движение почти все время наступательное, а корпус и голова отклоняются в это время назад или покачиваются из стороны в сторону. Правая рука несколько освобождается от оборонительных функций и в любой момент готова к нанесению удара. Причем поскольку удар сопровождается резким переносом тела на левую ногу и разворотом корпуса, то те несколько сантиметров, на которые корпус отклонен от центра тяжести, удлиняют дистанцию и придают удару дополнительную мощь.
Матулевич был до войны чемпионом Ленинграда, но спортивная карьера, о которой он мечтал, не состоялась; неутоленное спортивное честолюбие — превосходная основа для тренерского поприща! Юрий Бориславович был аккуратен, на работу азартен и зол, привязывался к своим воспитанникам.
В начале 50-х годов даже в хоккей играли спокойно, так что и неискушенному зрителю, впервые заглянувшему в популярный учебник, было ясно: это дриблинг, это пас, это удар. С тех пор скорости возросли неимоверно. Голы забиваются молниеносно; чтобы разглядеть, как это произошло, приходится по нескольку раз просматривать замедленную видеозапись. В боксе тоже все шло к ускорению, а потом и к сверхускорению действий. Но это не сразу поняли.
Три раунда по три минуты. Боксеры 50-х годов не слишком торопились. Можно было «побегать» — поманеврировать, чтобы запутать противника, финтовать, обманывать ложными выпадами, подгадывая момент для нанесения решающего удара. Опробовать разные варианты атак, чтобы остановиться на одном. Комбинации состояли из трех-четырех ударов. Зрелищно бои между большими мастерами были очень красивы. Специалисты выделяли две стилистические разновидности: «игровой» бокс и «силовой». Сторонники «игрового» говорили: защититься можно от любого удара. Лучше нанести оди