е…
И с тем чувством долга, которое было у него уже выработано, подобно кроссу, до автоматизма, Валерий взялся конспектировать лекции, обдумывать формулы, наблюдать осаждение раствора в пробирке и строить диаграммы на чертежной доске. Он должен быть и в высшем училище отличником.
Спорт? Что ж, спортивные занятия командование поощряет. Рядом с расписанием лекций висит расписание тренировок. Работают разные секции. Баскетбол, легкая и тяжелая атлетика, плавание. Валерий приходил в зал, брал баскетбольный мяч, разминался, бросал по кольцу. Качал мышцы на гимнастических снарядах. Вместе с Игорем Демухом вставали еще до подъема, выходили на улицу Герцена, по-утреннему еще безлюдную, бегали. Игорь уговаривал всерьез заняться легкой атлетикой. Сам он был неплохим «средневиком». Бегал на полторы и три тысячи метров. Но у Валерия, уверял он, лучше пойдет барьерный бег. Валерий послушался. Пошел к завхозу, выпросил шиповки. Приходил на стадион рядом с училищем. Учился перепрыгивать (говорили: переходить) барьеры.
По воскресеньям друзья брали увольнительные, шли в город. У них появились знакомые девушки. Одной из них Валерий даже посвящал стихи. Ведь среди прочих своих достоинств он числил и дар стихотворца. Конечно, в шутку. Но пыхтел над строфами всерьез. Выходило не совсем складно, хотя размер соблюдался и рифма какая-никакая была. Тут крылся какой-то секрет, и очень хотелось его разгадать. Отчего это у него количество ударных и безударных слогов какое нужно, а музыки нет? Он полюбил поэзию. Брал в библиотеке книги. Наизусть выучил «Мцыри», поэмы и стихи Пушкина, Блока, много стихов Петефи и Маяковского.
Друзья продолжали знакомиться с Ленинградом. По-прежнему в воскресные утра, получив увольнительные, они выходили из училища, шли по улице Герцена к Исаакиевской площади, оттуда к Неве. Ждали, когда ударит пушка в Петропавловской крепости. Садились на скамейку. Подолгу любовались панорамой правого берега. Ростральные колонны… Академия наук… Университет… Попенченко позже рассказывал, выступая перед любителями спорта, что Ленинград произвел на него ошеломляющее впечатление. Долго не верилось, что он здесь живет и учится и много-много раз еще будет гулять по его улицам.
И еще Валерий признавался в том, что не оставляло его в это время искушение оставить бокс. И потом оно время от времени возвращалось.
Одарен он был разносторонне, знал, что если лениться не будет, то добьется успехов в науке, которая привлекала его куда больше, чем бокс. Живо интересовали его политические новости и книжные новинки, он до хрипоты спорил о них с сокурсниками. Не опасался ли Валерий, что спорт, поглощая слишком много времени и энергии, ограничит его, не оставит времени для углубленного чтения и обыкновенного, нормального отдыха, которым, не задумываясь, пользовались все курсанты, когда появлялась возможность. Занятия продолжались (вместе с самоподготовкой) восемь-девять часов в день. Отдых бывал ой как нужен! Что же ему должно быть тяжелее всех?
В училище работала секция бокса. Валерий раз-другой заглянул в зал во время тренировок, даже перчатки натягивал, но с тренером у него как-то не заладилось. В представлении Валерия тренер должен был быть не холодным советчиком, а почти родным человеком. Позднее, осенью 1955 года, в Ленинграде разыгрывалось первенство ЦС общества «Динамо». Тренер предложил Валерию выступить. Отказаться было неудобно. Его включили в состав команды училища. И Валерий потерпел первое в своей жизни поражение. И довольно жестокое. Его побил москвич Соснин. Немудрено было Попенченко проиграть: он был совсем не в форме. Как недолго пришлось ждать первого испытания поражением! И трудно сказать, что Валерий его выдержал безукоризненно. Дав себе слово не выступать не подготовившись, он перестал и выступать и… готовиться!
…Григорий Филиппович Кусикьянц до тонкости знал гимнастику, легкую атлетику, бокс. Между прочим, первый вопрос, с которым он обратился к Попенченко, когда высмотрел его на стадионе, был такой: «Может, показать тебе, как брать барьер?» Только что закончился забег на 400 метров, во время которого наш незадачливый, но очень старательный барьерист оцарапал шипом руку, когда перемахивал через препятствие. И, заметив растерянность на лице парня, Кусикьянц добавил: «Вот я и думаю… Не твое это дело. Ты для другого рожден!» Валерий неожиданно для себя послушно отправился за незнакомым человеком, они под трибунами подошли к помосту, над которым были натянуты канаты. Так состоялось возвращение Попенченко к боксу.
У Григория Филипповича были прекрасные ученики, но для спортивной судьбы Валерия важнее было не то, что он умел неотесанных новичков превращать в первоклассных мастеров, а то, что Кусикьянц, как редко кто другой, умел работать с «чужими» боксерами.
Опыт у Кусикьянца был огромный; то, что ему приходилось на протяжении тренерской своей жизни работать и с легкоатлетами и с гимнастами, сослужило в конце концов добрую службу. Он научился тонко понимать душевные переживания своих подопечных, их психофизиологические особенности. Одна деталь из его практики пояснит это. Вскоре после начала совместной работы с Попенченко он заметил, что длительная разминка перед боем только вредит ему. И перестал его «нагружать», чтобы не перегорал. «Для возбудимых, как Валерий, — говорил он, — достаточно несколько упражнений. На лапах гонять ни к чему!»
Работу с Валерием Григорий Филиппович начал не в спортзале, а у себя на кухне, где они расположились попить чайку. Кусикьянц был сторонником сверхвысоких тренировочных нагрузок. «Без них, уверял он, — нынче в большом спорте делать нечего». Валерий попытался было сослаться на свою природную выносливость. «Этого теперь мало!» — отрезал Кусикьянц. Заспорили. Убедил. Схватил карандаш, набросал на полях газеты распорядок дня.
Утром до завтрака Валерий преодолевал пятикилометровый кросс (на сей раз слово применено в его первом значении: бег по пересеченной местности), который заканчивался близ больницы, неподалеку от училища. Кусикьянц договорился с завхозом, и для Попенченко с вечера оставляли топор и ключ от дровяного склада. Двадцать минут он бухал топором по поленьям. В полдень в училище приходил сам Григорий Филиппович. Час тренировки на снарядах. Мешок. Груша. Лапы. Скакалка. В шесть часов вечера тренировка на стадионе «Динамо». Работа с партнером. Спарринг. Вольный тренировочный бой. Бой с тенью.
Три раза в день. Шесть раз в неделю.
Но ведь ежедневно по восемь-девять часов продолжаются лекции, семинарские и практические занятия в училище! Начальство вовсе не собирается кому-то делать поблажки. Да и сам Валерий во всем, что касается учебы, никаких поблажек себе не делает. Его будущее — наука. Он помнит об этом. Он должен успевать по всем предметам. Когда же отдыхать? На лекциях отдыхать от тренировок, на тренировках — от лекций. Необходимо освоить еще одну науку — науку отдыхать.
Нужно было убедить Валерия ввести в свой рацион питания разного рода ограничения, резко сократить потребление жидкости и так далее. Без этого, считал Григорий Филиппович, наилучшей формы не достичь, даже повышая тренировочные нагрузки. Он нашел воспоминания старого жокея и принес Валерию показать место, где говорится, чем кормят скаковую лошадь, готовя ее к забегам: «В день: 2 килограмма свеклы, 200 граммов овса, гоголь-моголь из пяти яиц и 5 бутылок боржоми».
— Лошади! — Он поднимал к виску трясущуюся щепоть пальцев. — Пять! Бутылок! Боржоми! А ты выхлестываешь сколько? А суп? А чай? А кисель?
И вот, «посадив» Валерия на строжайший режим, Кусикьянц стал хитрить и ловчить, незаметно понуждая его время от времени нарушать этот режим, самим же им введенный. Дело в том, что «режимщики» — это замечено — в какой-то момент начинают сбавлять в своем мастерстве, реакция притупляется. И вот Кусикьянц, встретив Валерия у дверей зала, вдруг объявлял ему, что сегодня тренировка по укороченной программе, ссылался на срочный визит или нездоровье и вел его в кафе-мороженое или в баню попариться. И смотришь, на следующей тренировке Валерий легко исполняет то, чего не мог добиться в предыдущем спарринге.
Разумеется, подобные отклонения от программы допускались чрезвычайно редко. Тренировочный режим был жестким. Кусикьянц проявил практическую сметку и верное понимание особенностей психики своего ученика. Но ему не терпелось посмотреть его в деле. Как раз проводились соревнования в программе Ленинградской спартакиады. Кусикьянц выставил Попенченко. До финала он дошел легко. В борьбе же за первое место против него выступал неоднократный чемпион страны Борис Назаренко. Валерий проиграл по всем статьям. Хотя и в равном бою. Это было его второе поражение.
Интересно, что перед выходом на ринг Валерий не получил от Кусикьянца никаких рекомендаций. «Ты поработай, а я посмотрю. Я тебя еще мало знаю». Он хотел присмотреться к нему, увидеть его поведение в трудной схватке, чтобы определить, какую стратегию тренировки выбрать, обучая тонкостям высшего мастерства.
Он принял Попенченко целиком, таким, каков он есть, понял, что ничего исправлять не нужно, а только шлифовать, отделывать, улучшать движения; понял, что и корявость и странность могут составить основу нового стиля боксирования — и это будет невиданный и грозный бокс!
Летом 1956 года Попенченко пригласили на сборы в Выборг. Там тренировалась команда северо-западной зоны — Федерация бокса в тот год решила отборочные состязания проводить по зонам. Система проведения соревнований тогда менялась довольно часто. Съехалось немало именитых боксеров — и один из них привлек к себе особое, пристальное, ревностное внимание Валерия. Это был Геннадий Шатков. Они были почти ровесники, но он казался Валерию гораздо старше. Шатков был молчалив от природы, тверд и нетороплив в суждениях; крепкий подбородок свой — то ли стесняясь его крупных размеров, то ли по боксерской привычке — пригибал к груди, отчего глядел исподлобья, и казался от этого еще внушительней. Много читал. В чемодане с собой привез книги по юриспруденции, по истории.