говорили все!
Первенство Европы 1963 года проходило в Москве. Впервые соревнования по боксу подобного масштаба проводились в нашей столице, и организаторы постарались придать им особо торжественный и праздничный характер. Из Ташкента приехал Сидней Львович Джаксон. Ему было уже под восемьдесят, и здоровье сильно пошаливало, но не утерпел, прибыл. Его посадили среди почетных гостей. Спортсмены и тренеры с любопытством рассматривали — тогда он был еще внове — значок «Заслуженный тренер СССР», прикрепленный к лацкану его пиджака. Это звание ветеран гражданской войны получил одним из первых. Незадолго до этого вышла книжка о Сиднее Львовиче. В один из вечеров чемпионата он подарил ее с автографом Попенченко.
Для участия в европейском чемпионате советская делегация представила необыкновенную команду. Ричардас Тамулис, Станислав Степашкин, Борис Лагутин, Олег Григорьев, Дан Позняк — мастера самобытные, неповторимые, виртуозы и всяк на свой лад, никто друг на друга на ринге непохож… Отличную дружину привезли и поляки, ее возглавлял знаменитый тренер Феликс Штамм. В команде выделялись Ежи Кулей и Збигнев Петшиковский. Хорош бил венгр Кайди, которого ожидала впереди большая слава…
И вот на этом-то фоне, среди таких звезд суждено было заблистать таланту Попенченко! Потому что, как пи восхищались зрители одухотворенной точностью манеры Лагутина, контратаками Тамулиса, дробными сериями Кулея — все они демонстрировали блистательное исполнение! — сердца их были отданы Попенченко! И не только зрительские сердца — и специалистов, и искушенных ценителей: всех! Без всякого сомнения, Попенченко был лучшим боксером первенства.
Но, прежде чем перейти к описанию его побед, необходимо, вероятно, ответить на вопрос: а как же Шатков? Решающая схватка между ними ожидалась с таким нетерпением… А Феофанов, давний конкурент? К великому разочарованию любителей бокса, захватывающих поединков и решающих схваток не получилось: возмужавший, ставший уже «настоящим» Попенченко легко отодвинул своих соперников в сторону. Шатков, правда, к тому времени занятый учебой в аспирантуре, несколько охладел к боксу и утратил былую мощь, а Феофанову не по силам стало оппонировать в этом жестоком споре…
Первым испытал на себе сокрушительную силу ударов Попенченко итальянец Мурру. Итальянцы на Олимпиаде в Риме добились немалых успехов, и это внушило им огромную уверенность в себе. Все они отличались повышенной агрессивностью и в пекло лезли с первых секунд. Мурру не был исключением — он сразу бросился на Валерия. Сделав два-три маневра, тот ловко и незаметно перехватил инициативу. Шла середина первого раунда. Резкий отклон корпусом, итальянец как завороженный повторяет это движение, Только в симметрично противоположном направлении: дергается вперед. Попенченко почти незаметно отступает, прямой справа, хук слева. Судья бросается к боксерам, Мурру продолжает валиться вперед, все заметнее оседая, и в это мгновение Валерий успевает «дослать» еще один прямой правой…
Секундант Мурру что-то кричит судье. Тот не слушает — да и не имеет права! — сечет кулаком воздух:
— Раз!.. Два!..
Секундант что-то ищет под канатами.
— Семь!.. Восемь!..
Итальянец на ногах, но его шатает. Судья, прервав счет, приближается к нему, пристально вглядываясь в лицо, и в этот момент над рингом, размахивая крыльями, повисает и медленно садится трехметровая белая птица… Проходит еще некоторое время при гробовой тишине — и зал разражается хохотом. Оказывается, не найдя полотенца, секундант выбросил халат Мурру в знак отказа своего подопечного от боя, а халат возьми да вздуйся парашютом. Мурру с плачем бежит в свой угол — впрочем, ноги его заплетаются, несмотря на усилия держаться прямо. Похоже, он умоляет секунданта позволить ему продолжать бой, однако судья уже принял свое решение.
Через день Валерий встречался с югославом Яковлевичем, в боевом списке которого значилось почти 400 поединков. Свой бой с этим опытнейшим мастером Валерий построил совсем не так, как с итальянцем. Подавить, оглушить противника в первых сближениях было бы очень рискованно — можно нарваться на крупные неприятности. Но держать его в постоянной тревоге, заставить почувствовать висящую над ним неотступную опасность было необходимо — стареющему ветерану с каждым раундом все труднее должно было справляться с непрерывной сменой ситуаций. Попенченко малозаметными движениями менял направления беспрестанных атак, в любой момент он готов был отправить противника в нокдаун. Предчувствие того, что это может произойти, что это должно произойти, что это непременно произойдет, охватило зал и самого Яковлевича. Ему уже было не до очков, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
В перерыве Кусикьянц посоветовал Валерию не злоупотреблять отклонами назад. Дело в том, что Яковлевич тоже пользовался отклонами, размашистыми и крупными по амплитуде и некрасивыми, следует добавить. Когда отклоны у обоих совпадали, дистанция боя разрывалась, и происходило это довольно часто. Валерий тут же ее восстанавливал, но зачем тратить дополнительные усилия и время? Увеличение дистанции выгодно югославу. Это, между прочим, очень тонкий совет, который мог дать вдумчивый тренер, притом тренер-практик.
Бой сразу же обострился. Преимущество Валерия нарастало. Яковлевич промахивался и запутывался, как новичок. Впечатление было такое, что опыта больше у Попенченко, а не у него. И все же Валерий не форсировал событий, атаковал жестко, но без излишней горячности. К нему пришла боксерская мудрость! Когда судья поднял его руку, югослав сказал: «Я не мог в тебя попасть!» Кажется, это лучший комплимент, который можно получить после плотного темпового боя.
Впереди финал…
По утрам в номер к Валерию поднимался Эдуард Балашов, старый друг. Неожиданно для приятелей у него открылся поэтический дар. Жил он теперь в Москве и мог навещать Валерия ежедневно. Валерий в этом нуждался и не скрывал этого. Садились за шахматную доску. Потом Эдуард спускался в вестибюль, чтобы забрать у администратора письма, приходившие на имя Валерия. Их всегда было много — от знакомых и незнакомых. Часто писал Игорь Демух, он служил офицером далеко от Москвы. Он рассказывал о себе, вспоминал годы учения в Ташкенте и Ленинграде… Потом Эдуард и Валерий шли гулять. Было самое начало июня. Цвели каштаны. Неподалеку от гостиницы Новодевичий монастырь. Свернув за ограду, шли к кладбищу. Оба заметили, что вид могил, надгробных плит, крестов, памятников, рябинок, растущих над холмиками, успокаивает Валерия. Здесь было так тихо. Здесь ничто не напоминало о ревущих трибунах, о страстях, о славе…
Кусикьянц, узнав об их прогулках, одобрил: «Раз отвлекает, очень хорошо. Надо отвлекаться, понимаешь?»
Перед тем как отправляться в Лужники, команда собиралась в холле гостиницы. Главный тренер Виктор Иванович Огуренков коротко разбирал проведенные схватки и давал установки на следующие. Массивный, неулыбчивый, строгий, первое собрание он провел ворчливо, больше распекал за недостатки, чем хвалил. Но раз от разу лицо его светлело, ворчал реже, а перед последним днем так даже не мог скрыть радости. Как бы финальные бои ни закончились, подобного успеха не добивалась еще ни одна команда. Десять боксеров в финале. Выходило, что в финале сборная Советского Союза выступала против сборной Европы!
Валерию в последнем бою выпало боксировать с румыном Ионом Моней. Бил Моня немного разлаписто, но с чудовищной силой и с обеих рук. В румынской, да и в нашей прессе о нем писали как о боксере техничном — это преувеличение. Набор приемов у него не был богат, да и те, какими он владел, не отличались изяществом и точностью исполнения. Однако он был чрезвычайно опасен из-за страшной силы своих ударов.
…Соперники пожали друг другу руки. Бой начался. Не прошло и тридцати секунд, как Моня очутился на полу. Он встал и, наклонив голову, снова ринулся в схватку. Попенченко незаметными подставками локтей и перчаток, разворотами корпуса гасит атаку. Удар! Моня опять на полу. Видно, что нокдаун тяжелый. Моня едва ли оправится. Но при счете «восемь» раздается спасительный удар гонга. В перерыве секунданты стараются привести Моню в чувство. Кажется, им это удается. Во всяком случае, вскакивает румынский боксер бодро и, как будто не было пропущенных ударов, идет вперед. Тут Валерий сначала «вытянул» его на себя и тут же «встретил». Моня медленно стал опускаться, и Попенченко, которого по инерции влекло вперед, чтобы не наступить, пришлось перешагнуть через него. Спортсмены избегают подобных жестов, которые могут выглядеть как пренебрежительные по отношению к противнику, но здесь получилось невольно, и поэтому, никого не унижая, это последнее движение по рингу, которое довелось Попенченко сделать на чемпионате Европы, можно истолковать как символическое: он перешагнул через соперников и взошел на пьедестал почета.
В этот вечер и его друзья по команде: Степашкин, Лагутин, Тамулис, Григорьев и другие — завоевали шесть золотых и четыре серебряные медали. Радость победы Валерий ощущал особенно остро, потому что эта радость сливалась с ликованием всей команды, с ликованием тысяч зрителей, заполнивших Лужники. Никогда он не был так счастлив. Еще бы. Стать чемпионом континента здесь, в Москве!
Между тем служебное положение Валерия изменилось. На корабль пришел приказ перевести его в распоряжение управления, он вернулся в Ленинград. Работал. Стоял вопрос о поступлении в адъюнктуру. Продолжал усердно тренироваться.
Однажды на улице встретил знакомого тренера по плаванию. Разговорились. Посетовал, что приходится тратить много времени на дорогу до стадиона «Динамо». «Позволь, — спросил тот, — ты ж неподалеку от ВИТКУ живешь, а я там работаю. Приходи к нам. Зал приличный, разминайся сколько нужно!» — «А что, правда!» И пришел.
Валерий всегда отличался общительностью, и очень скоро он перезнакомился со многими курсантами и преподавателями ВИТКУ — Высшего инженерно-технического Краснознаменного училища (ныне Высшее военное инженерное строительное училище имени А. Н. Комаровского). Имя Попенченко было в эти месяцы на языке у каждого мальчишки в Ленинграде, и неудивительно, что курсанты во множестве приходили в зал, чтобы посмотреть тренировку чемпиона. Через некоторое время он в этом же зале вынужден был прочесть лекцию, тему которой можно было бы определить так: «Как сочета