Советские олимпийцы — страница 51 из 52

Тренерский совет расписал для них серию стартов, чтобы рассудить двух претенденток.

Результаты первой половины сезона говорили в пользу Рябчинской. Но тренеры сборной отнеслись к этому скептически. Про Юлю говорили: не выдержит, очень сильно начала, к Олимпиаде скиснет. Поговаривали и о том, что Юля выигрывает с попутным ветром. Чтобы переубедить скептиков, надо было тренироваться грести против ветра.

Когда я сказала об этом Рябчинской, выяснилось, что она уже самостоятельно начала тренировки. Я осторожно спросила о причинах. Юля ответила коротко: «Чтобы не было разговоров».

В апреле на соревнованиях в Зугресе Рябчинская заняла пятое место. У меня за спиной посмеивались.

Через месяц на соревнованиях в Ереване Рябчинская выиграла у Пинаевой 1,6 секунды.

Через неделю на соревнованиях в Минске разницу их результатов (0,1 секунды) мог зафиксировать только фотофиниш, как у бегунов на 100 метров.

С учетом официальных и контрольных соревнований счет встреч стал 3: 2, и теперь все решал чемпионат СССР в Житомире. По традиции чемпион страны получает безоговорочное право выступления на Олимпиаде.

…Словно по заказу задул сильный порывистый встречный ветер. Только специалисты в нашем виде спорта знают, что такое грести против ветра. Пинаева, к примеру, делала 108 гребков, а Рябчинская — 128. Чаще поднимаешь лопасть — чаще встретишься с ветром. На финише Рябчинская проиграла 0,1 секунды. Да, все-таки проиграла. Счет 3: 3. Правда, за Юлей признали право выступать в любую погоду.

Соревнования продолжались в Румынии на озере Снагов. При встречном ветре Рябчинская выигрывает у Пинаевой 0,8 секунды. Но скептики не унимались: «А вдруг Рябчинская перегорит?»

…Есть в украинских селах неписаный закон, в котором заложена народная мудрость. Там отца и мать называют на «вы». Нет, не отдаляюще-казенно, не подчеркнуто подобострастно, а с глубоким уважением к людям, которые дали жизнь и воспитали. Юля и ее послевоенные ровесники начали забывать этот обычай. Хотя нет-нет приедет она домой, заговорит по-украински и, услышав обращение старших, скажет: «Что вы, мама?»

Когда она вернулась с чемпионата СССР, на станции ее встретил отец.

— Ну як там, дочка? Слухали мы тут радио. Ничего про тебя не сказали. Наверное, проиграла?

Юля кивнула.

И тогда самый главный ее болельщик заплакал.

— Чого вы плачете, батьку?

— Та як же, стильки робыла.

Он знал цену труду, знал, как работала дочка — его кровь. Успокоила его Юля. Побыла с родителями денек, поиграла с сыном — ив дорогу.

Следующие соревнования в Венгрии. Туда ехал второй состав сборной, где и числилась Рябчинская. Она победила, выиграв у сильнейшей гонщицы мира А. Пфеффер 4 секунды.

Через неделю — последняя гонка в Копенгагене. Это уже были третьи соревнования подряд. Что нам делать? Тренироваться? Отдыхать? Я металась в сомнениях, а Юля непрерывно смеялась и распевала песни. К тому времени я заметила, что, когда ей трудно, она веселится. Так и в те дни она гуляла одна по вечерам и тихонько напевала.

В олимпийский сезон Юлю принимали в комсомол. Так уж получилось: в школе у нее было две тройки, одна по физкультуре (!), а школа образцовая, и в приеме ей отказали.

Накануне приема (уже в сборной команде) Юля проигрывает контрольные соревнования. Она тогда крепко задумалась и твердо сказала комсоргу: «Вступать сейчас не имею права. Сборную СССР подводить не могу. Прошу месяц отсрочки». Шло время. Результаты улучшились. После чемпионата страны, когда ее принимали, заверила: «Если попаду в Мюнхен, выиграю обязательно».

На соревнованиях в Дании Юля опять выиграла у Людмилы Пинаевой. Тогда было решено, что в Мюнхене Рябчинская выступает в байдарке-одиночке, Пинаева — в двойке.

И все-таки была еще одна прикидка. И опять Юля выиграла у Пинаевой 1,2 секунды. Их счет стал 6:3. Победа в этом споре далась Юле нелегко. Было видно, что она порядком устала. Но расслабляться нельзя — самое главное впереди.

Как передать тот огромный, ни с чем не сравнимый предолимпийский накал, атмосферу тренировок, волнение спортсменов и их наставников? В те напряженные, изнурительные дни я как-то спросила Юлю:

— Ты что собираешься получать в Мюнхене?

Она удивилась.

— Как что? Золото! — А взгляд ее говорил: вот те на, сколько говорили, готовились — неужели неясно!

Пришла ее первая Олимпиада. 5 сентября Юля попробовала веслом олимпийскую воду. А ровно пять леа назад в этот же день она впервые села в байдарку. Знаменательное совпадение.

Уже в предварительном заезде Рябчинская оставляет далеко позади всех своих соперниц.

Настал день полуфинальных соревнований. До старта пять минут, а корма Юлиной лодки все гуляет по затону. По нашим правилам корму надо подать к плоту, и специальный судья придерживает ее до момента старта. Все выстроились, а Юля спокойненько обтирает лицо.

Она была уверена, что выиграет заезд. Действительно, Юля была первой на финише.

…В день финала Юля проснулась в шесть утра. Давно прошли те времена, когда она вставала с первыми петухами, а тут поднялась ни свет ни заря. Посмотрела на часы и вспомнила дом. Выйти бы сейчас босой навстречу солнцу и уйти, не думая ни о чем. Или оказаться в Виннице на водной станции. Примчаться туда, растолкать сонного сторожа, получить байдарку и поплыть по реке, курящейся ранним туманом.

…Приехали на канал. Я лодку натираю, а Юля сидит в стороночке, мурлычет что-то. Мимо по спокойной воде скользят байдарки. Вдруг Юля увидела ставшего на днях чемпионом Сашу Шапаренко. У него все уже позади, он может вот так спокойно прогуливаться по причалу. И ту j с Юлей что-то произошло: ее затрясло, завертелась она на одном месте. Спасибо запасной Нине Гоповой, обняла она Юлю и увела в сторону, заговорила побасенками.

Юля как в бреду шагает и сама себе шепчет: «Ну чего ты волнуешься. Все будет в порядке. Лишь бы не фальстарт. Да успокойся же!»

Дали старт. Зашипела ракета и разрядила ее думы и сомнения. Как задала она темп, как затараторила — 132 удара в минуту! Только подумать: сплошное колесо рук и лопастей. 250 метров — первая, 300— первая… Ну, сколько можно держать этот сумасшедший темп? И что-то лопнуло в Юлином круговороте. Заметили это, правда, только специалисты. Позже Юля пыталась вспомнить свои ощущения: «Что-то сжимало меня, сковывало; чувствую, сводит ноги. Я будто засыпаю, засыпаю…»

…Оставалось 50 метров. Каких-то два пролета в канале, размеченном цветными буями. А сзади настигают. И вдруг она спохватилась: «Господи, та шо ж я!» И как во сне услышала гонг. Еще гонг.

Гонг! Гонг! Гонг! Это финишировали все остальные, а первый гонг ударил в честь Юлии Рябчинской.

То было счастливое мгновение!

Что такое 0,9 секунды перед ближайшей соперницей, от которой оторвалась Юля? Миг, когда и слова не скажешь. На финише это выразилось в четырех метрах преимущества — это был максимальный отрыв в семи финальных заездах XX Олимпиады.

…Юлю обнимали, целовали. Она ходила совсем потерянная — ей не верилось. Всю ночь после финиша мы не сомкнули глаз. Думали о будущем, говорили о новых стартах и новых победах. Юля вспомнила много своих и, конечно же, моих, тренерских ошибок. Торопясь, перебивая друг друга, предлагали, как их исправить.

А уж позже праздновали как положено по русскому обычаю — после труда и праздник. А повод для этого был: наша команда гребцов сделала почти невозможное, выиграв шесть золотых медалей из семи.


…Мои обстоятельства сложились так, что вскоре я должна была временно оставить тренерскую работу — ждала ребенка. Когда Юля узнала об этом, сразу прибежала ко мне, радостная, возбужденная. В этот вечер мы засиделись допоздна, и она все говорила, говорила: «Ой, как я хочу, чтобы у вас была девочка! У меня такие красивые туфельки есть!.. И приданое дитю не покупайте. Я сама все куплю. И насчет тренировок не волнуйтесь! В Москву к вам буду ездить тренироваться».

Вечер 12 января 1973 года мы провели очень весело. Я записала на магнитофон две песни, которые она исполнила на русском и украинском.

Часто вспоминаю тот вечер, потому что в нем сконцентрировалось многое, что мне предстояло запомнить на всю жизнь…

Юля была романтична — только сейчас начинаю это понимать. Бывало, скажет: «Вот ведь дорога на сбор и дорога на соревнования вроде одинаковы, а чувствуешь себя в пути по-разному. Когда возвращаешься с соревнований, время тянется бесконечно, каждый день превращается в неделю, неделя — в месяц. Спишь и видишь встречу в аэропорту со своей семьей. А на сборах дни бегут вскачь, оглянуться не успеваешь, как остаются за спиной города, где была глубокая осень или вечное лето. Правда, ведь мы все время тянемся к лету. Ох, как хочется продлить лето! Это такое удовольствие: ярко светит солнце, зеленеет трава, тихо несут свои воды реки; можно без устали совершенствовать себя в спорте и своими победами приносить радость людям. Мне больше всего хочется побеждать, чтобы радовать земляков. Как они «болеют» за меня!

…Человек с детства познает солнце, тепло и ласку. А мы, спортсмены, недолюбливаем и недоласкиваем… Правда ведь! Зато нам дано другое. Острота ощущений! Радость победы над соперником, над собой…»

Сейчас вспоминаю все это, а тогда, после Юлиного ухода, я многое записала в свой дневник. Может быть, это было предчувствием расставания?

В тот вечер она все уговаривала меня поехать в Одессу, а потом в село, на родину, — хотела показать свой дом, поля, речку, ручей… «Вы и не поверите, какая у меня мама маленькая, не удалась ростом, но зато очень крепкая, здоровая и, конечно, ласковая. А отец мой — человек суровый…».

Любила она своих родителей. Во время международных соревнований очень беспокоилась: «Ох, не успею купить подарки старикам. Маме что-нибудь на платье, а отцу — шарф. Он любит тепло, ох как любит. Ему часто надо выходить к скотине во двор, а одеваться не хочет. Вот и простуживается. Куплю шарф, его можно быстро накрутить на шею. Все теплей!» Юля никогда без подарков не ездила домой. А навещать своих родных приходилось все реже и реже. Она была сильно загружена тренировками и учебой.