Людские ресурсы советское партизанское движение черпало главным образом из крестьян и отрезанных от основных сил красноармейцев. В 1943 и 1944 годах эти две группы составляли почти 80 процентов общей численности партизанского движения. Крестьяне в основном попадали в партизанское движение путем насильственного призыва. Как партизан их характеризовало граничившее с фатализмом безразличие. Непосредственные интересы заставляли их рассматривать партизанскую войну всего лишь как один из процессов, способствующих подрыву экономики и уменьшению возможности получать прибыль от сельского хозяйства. В плане перспектив они рассматривали советскую и германскую системы как одинаковое зло, единственным отличием являлось лишь то, что у Советского Союза было больше шансов выиграть войну. Поскольку германская система не предлагала им никаких преимуществ, они в какой-то мере находились под влиянием чувства ответственности перед советским режимом, представлявшим собой законную политическую власть. В свою очередь, мотивация попавших в окружение красноармейцев была иной. В отличие от крестьян желание заниматься «своим обычным делом» было неведомо солдатам, и их поддержка интересов советского режима представляла собой выбор наименьшего из двух зол. Как солдаты, они имели законные обязательства перед советским государством, а оказавшись отрезанными от своих частей, они, по советским меркам, являлись дезертирами. Партизанские действия предоставляли им возможность честно выполнять свои обязательства и вновь снискать расположение советского режима. Проводимая немцами политика лишь повышала в глазах отрезанных от своих частей солдат преимущества партизанских действий. Вне партизанского движения для них было три возможности: существовать нелегально; в любое время подвергнуться аресту и оказаться отрезанными от законной службы; сдаться и испытать все тяготы немецких лагерей для военнопленных; добавить к уже выдвинутым против них обвинениям обвинение в предательстве в случае вступления в сформированные немцами военные и полицейские части. Но, даже столкнувшись с такими условиями, большинство солдат настойчиво стремилось отмежеваться от активного участия в войне и присоединялось к партизанскому движению иногда лишь в начале 1942 года, опасаясь возмездия в результате наступления Красной армии.
После 1941 года процентное соотношение членов партии в составе партизанского движения быстро уменьшилось. В 1941 году члены партии составляли до 80 процентов численности отдельных отрядов, а отряды, в среднем имевшие в своем составе от 25 до 40 процентов членов партии, не являлись чем-то необычным. В последующие годы количество членов партии редко составляло более 10 процентов от общей численности. Данный сдвиг имел важное значение, поскольку отражал основное изменение в советской концепции партизанской войны – переход от идеи относительно ограниченного по численности, элитарного движения, состоящего в основном из надежных коммунистов, к массовому движению, использующему все имеющиеся источники людских ресурсов и заменяющему политическую лояльность способностью советского режима распространить свою власть на оккупированную территорию. Начиная с 1942 года члены партии были важны для партизанского движения лишь в качестве одного из инструментов советского контроля.
Контингенты городских рабочих и служащих, так называемой интеллигенции и женщин были незначительными в процентном отношении, но тем не менее в силу ряда причин имели важное значение. Женщины (а также дети) являлись ценными агентами и разведчиками. Но это их качество не использовалось в полной мере, поскольку они не подлежали призыву, и попыток привлечь значительное количество женщин к участию в партизанском движении не делалось. Интеллигенция – врачи, учителя, служащие и т. д. – играла важную роль в партизанском движении 1941 года, когда ее представители часто занимали командные посты. В дальнейшем партизанское движение старалось привлечь этих людей лишь с целью лишить немцев возможности использовать их в своих целях. Эти люди представляли собой крайне неустойчивый слой населения оккупированных территорий. Испытывая на себе постоянное давление партизан и находясь в тяжелом экономическом положении в результате оккупации, многие уходили в партизаны или, что с немецкой точки зрения было еще хуже, становились партизанскими агентами. В этом качестве они иногда действовали весьма эффективно, поскольку занимали более высокое социальное положение и часто, как, например, в случае с врачами, имели доступ к медикаментам и другим запасам. В главных районах действий партизан в обычных условиях (то есть до вторжения и оккупации) городские рабочие являлись меньшинством и составляли менее 25 процентов численности населения. Кроме того, партизанские отряды действовали за пределами городов. В таких условиях городское население не могло стать крупным источником людских ресурсов для партизанского движения; тем не менее в немецких донесениях отмечалось, что среди жителей городов были сильны настроения в поддержку партизан. Как правило, городское население стремилось поддерживать советский коммунистический режим. Такое отношение, помимо всего прочего, было обусловлено вызванными войной экономическими неурядицами, которые в городах ощущались сильнее, чем где-либо еще. Сотни мужчин и молодых людей покидали города, чтобы добровольно вступить в партизаны, а по мере продолжения войны в крупных городах создавались подпольные организации, имевшие тесную связь с партизанами[165].
Моральное состояние партизанского движения трудно оценить однозначно. Несомненно, в нем четко прослеживаются явные «классовые» различия, явившиеся результатом причин, по которым отдельные группы партизан попадали в партизанское движение. Относительно небольшое количество добровольцев и членов партии представляло собой единственную группу, которую можно назвать полностью приемлемой для советского режима. Почти все другие в той или иной мере чем-то запятнали себя – бывшие красноармейцы считались дезертирами, рекрутированным крестьянам нельзя было доверять в полной мере, а сотрудничавшие раньше с врагом были для партизан предателями.
Большинство личного состава каждого отряда считалось, и часто не без основания, ненадежным. Это отражалось на моральном состоянии партизан, в частности призывников, постоянно находившихся под подозрением у своих командиров. Дезертирство являлось постоянной проблемой, хотя оно и не приобрело катастрофических масштабов, поскольку в условиях проводимой партизанами и немцами политики, да и в результате всего хода войны, дезертирство представляло собой плохую альтернативу даже для самых отчаянных.
В заключение можно сказать, что, по всей видимости, партизанское движение стало продуктом усилий советского режима создать активное движение сопротивления путем привлечения групп людей, которых в целом можно охарактеризовать как невосприимчивых и безразличных и которые, следовательно, снижали эффективность движения в целом. Для создания нужного ему партизанского движения советскому режиму потребовалось учредить строгий контроль и политический надзор. Режим в значительной степени мог рассчитывать на силу своей власти с тем, чтобы возместить недостаток сознательного отклика масс, при этом существенную помощь ему оказали серьезные недостатки проводимой немцами политики.
Часть четвертаяПсихологическая партизанская война и отношение населенияАлександр Даллин, Ральф Маврогордато и Вильгельм Молл
Глава 1Организация и технические аспекты психологической партизанской войны
Организация психологической войны партизан
1. Централизованное управление
Трудности, связанные с организацией и управлением психологической партизанской войной на высшем уровне, отчасти являлись следствием многообразия и изменчивости организационной структуры всего партизанского движения в целом. Они возникали в результате особых требований пропагандистской работы и «законных» интересов, которые различные органы – партия, комсомол, армия, НКВД и Центральный штаб партизанского движения – имели или стремились достичь.
Информация, свидетельствующая о централизованном управлении пропагандой, довольно скудна и противоречива. Вполне очевидно, что на раннем этапе партизанской войны и Москва, и сами партизаны уделяли мало внимания налаживанию и координации пропагандистских усилий. Для партизан пропаганда являлась чем-то вроде непозволительной роскоши в то время, когда они не только из последних сил боролись за свое существование, но и были отрезаны от советских источников новостей и не имели ни технических средств, ни свободного времени для выпуска печатных материалов. В этот период их усилия ограничивались устными призывами и там, где была такая возможность, распространением печатных материалов, выпущенных на советской территории[166].
После создания 30 мая 1942 года[167] Центрального штаба партизанского движения дальнейшее развитие получили контролируемые центром каналы, по которым осуществлялась координация крупных операций психологической войны в тылу противника. О наличии централизованного управления свидетельствуют: а) существование специальной школы по подготовке партизанских пропагандистов, находившейся в Москве в подчинении Центрального штаба; б) сохранившийся текст радиосообщения, содержавшего директивы по организации партизанами пропагандистской работы; в) тот факт, что пропагандистские материалы, включая газеты и листовки, отпечатанные в Москве, регулярно доставлялись партизанам. Кроме того, темы, затрагиваемые партизанской пропагандой, имеют поразительное сходство (наряду с существенными отличиями) со всей советской пропагандой в целом[168].
В конце 1942 и в начале 1943 года в немецких донесениях отмечается более систематизированная организация психологической партизанской войны. По всей видимости, это стало результатом двух приказов Сталина. Первый, от 5 сентября 1942 года, содержал призыв к распространению газет, листовок и других печатных материалов на оккупированной территории. Текста второго приказа, к сожалению, в нашем распоряжении нет, но его существование подтверждают многочисленные немецкие донесения, датирующие его декабрем 1942 года. В нем, по-видимому, содержался призыв к более строгому контролю и усилению партизанской пропаганды. Намечалось создание в Москве месячных курсов для редакторов, корректоров, корреспондентов, которых по окончании обучения предстояло направить в партизанские отряды. Информация, публикуемая партизанской печатью, должна была регулярно сообщаться по радио для согласования, а на различных уровнях партизанского командования предусматривалась организация специальных отделов пропаганды и печати. Многие из вышеуказанных мер были приняты еще до выхода приказа; остальные были претворены в жизнь в соответствии с приказом.
К середине 1943 года в Центральном и территориальных (Белорусский и Украинский) штабах партизанского движения имелись отделы печати и пропаганды, руководившие работой редакторов, журналистов и технического персонала[169]. На политические управления фронтов Красной армии и политические отделы армий возлагалась обязанность ведения пропаганды среди гражданского населения в тылу противника и снабжения пропагандистскими материалами партизан. Оперативные группы в советском тылу, по всей видимости, не имели собственных отделов печати и пропаганды.
Подлинный характер взаимоотношений отдела пропаганды Центрального штаба с подобными отделами партии и армии остается неясным. Но можно предположить, что по ряду наиболее важных проблем они координировали свои усилия. Взятый в плен немцами высокопоставленный партизанский офицер сообщил, что вопрос о том, как следует трактовать проблему руководимого генералом Власовым движения в советской и партизанской пропаганде, обсуждался на совместном заседании отделов агитации и пропаганды ЦК партии и Главного политического управления Красной армии. Также постоянно наблюдавшийся разрыв во времени, когда партизанская пропаганда отвечала на наиболее крупные и важные мероприятия немцев (такие, например, как попытка проведения немцами аграрной реформы в феврале 1942 года), наводит на мысль, что партизанам требовалось получение указаний высшего руководства до начала проведения крупных операций психологической войны. Вместе с тем организационная структура оставалась достаточно гибкой, чтобы позволять низшим эшелонам постоянно использовать в своих интересах местные условия и особую тематику, не выходя при этом за рамки одобренного руководством общего направления пропаганды.
2. Роль коммунистической партии в пропагандистской деятельности партизан
Исходной предпосылкой для интеграции коммунистической партии и комсомола в психологическую войну на оккупированной немцами территории СССР являлась важная роль, которую играли партийные органы в «агитации и пропаганде» в мирное время. На ранних этапах войны партия стремилась оставлять подпольную партийную организацию в каждом городе, районе и области оккупированной территории. Помимо прочего, подпольная партийная организация должна была отвечать за создание и управление организуемого по территориальному принципу партизанского движения. Ряд мер, направленных на усиление пропагандистской работы партизан, был предпринят еще до прихода немцев. Например, приказом Центрального комитета партии от 18 июля 1941 года предусматривалось осуществление подпольными партийными органами управления партизанскими группами в части обеспечения их листовками и плакатами и создания условий для печати таких материалов на местах. В Черниговской области подпольный комитет партии, являвшийся одновременно и штабом партизанского движения, приступил к пропагандистской работе уже в конце июля 1941 года, когда был назначен секретарь по агитации и пропаганде, который отвечал за «отбор литературы, создание типографии, сбор и упаковку печатных материалов». Аналогичные приготовления велись в Крыму, Краснодарском крае и Сталинградской области. В двух последних регионах на секретарей городских и районных комитетов возлагались обязанности по подготовке к пропагандистской работе.
Там, где партизанские отряды действительно участвовали в пропагандистской деятельности, взаимосвязь партии и партизан была столь тесной, что если попытаться провести разграничение между ними, то это не будет соответствовать реально сложившемуся положению. В одном из донесений немецкой разведки, касавшемся проводимой подпольными партийными организациями пропаганды летом 1943 года, отмечается «неуклонный рост пропагандистской работы, проводимой партией и партизанами под руководством Москвы во всей восточной части оккупированных территорий». В качестве отличительной особенности отмечена «тесная координация партийной и партизанской пропаганды»; подобный вывод полностью подтверждается другими имеющимися сведениями. В других донесениях говорится, что особыми пропагандистскими группами, созданными в партизанских бригадах, совместно руководили партизанские штабы и подпольные партийные комитеты. В отдельных случаях подпольные партийные комитеты создавались самими партизанами, а иногда партийные комитеты существовали при штабах или сами представляли собой штабы крупных партизанских бригад. Партийные секретари, в особенности на уровне районов, одновременно являлись партизанскими офицерами.
Провести разграничение между пропагандистской деятельностью партии и партизанской пропагандой довольно трудно, в немецких донесениях часто такого разграничения не делается; в них также часто утверждается, что все партизанское движение находилось под прямым или даже исключительным контролем партии. В советских послевоенных источниках наблюдается стремление преувеличить роль партии в качестве «организатора победы» либо путем затушевывания крайне непопулярной деятельности НКВД, либо попытками приписать более важную роль партийным органам по сравнению с политически более нейтральной и не столь заметно выраженной ролью армии. Отсюда можно заключить, что роль партии и комсомола в психологической партизанской войне была намного более весомой, чем роль других органов, в особенности если учитывать, что деятельность Красной армии в этой сфере направлялась Главным политическим управлением, которое одновременно являлось военным отделом в составе Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза.
Во многих районах оставленные для подпольной работы партийные ячейки распались и исчезли отчасти в результате хаотичного отступления и общей дезорганизации, а отчасти из-за неблагоприятных условий, в которых приходилось действовать этим небольшим штабам в начальный период оккупации. Разрозненные сведения дают понять, что на раннем этапе партизанского движения возрождению партийных организаций на местах в значительной мере препятствовали те же самые факторы, которые помешали сохранению и развитию самого партизанского движения.
В соответствии с общей линией, направленной на усиление противодействия врагу и создание организации в тылу противника, коммунистическая партия стала направлять своих представителей на занимаемые немцами территории для реорганизации партийных комитетов и партизанских отрядов и ведения пропаганды среди населения. Подобное делалось, например, в Ленинградской области, где областной комитет партии направлял подпольные партийные группы на занимаемую немцами территорию для проведения политической работы[170]. Многое указывает на то, что аналогичный процесс имел место и в других областях.
Областные комитеты партии, по большей части находившиеся в советском тылу, снабжали подпольную прессу необходимыми материалами, печатным оборудованием и бумагой, а также осуществляли надзор за публикацией и распространением пропагандистских материалов[171]. Центральные комитеты Компартий Белоруссии и Украины (в советском тылу) издавали собственные газеты и обеспечивали ими партизан и гражданское население, доставляя их главным образом по воздуху[172].
Ленинградский обком партии играл довольно необычную роль в структуре управления партизанским движением, поскольку секретарь обкома Никитин являлся также и начальником Штабов партизанского движения Северо-Западного и Волховского фронтов. Вместе с поставками партизанам всего необходимого отделы пропаганды Штабов партизанского движения Северо-Западного и Волховского фронтов направляли им в значительных количествах листовки[173].
Имеющийся в нашем распоряжении материал позволяет представить в обобщенном виде изменения, происходившие в партийном руководстве партизанской пропагандой. Лишь весной 1943 года немцам удалось обнаружить список директив, по всей видимости разработанных ЦК ВКП(б) вместе с «Планом работы» для партийных организаций в тылу у немцев. Выдержки из имеющихся документов однозначно не указывают на то, что план разрабатывался специально для партизан, хотя, по всей видимости, именно так оно и было. Среди прочего в директивах особо подчеркивалось: «Член партии обязан… разъяснять положение на фронтах борьбы с фашистами беспартийным и восстанавливать и укреплять веру в окончательную победу советской державы над фашизмом». Прилагаемой к директивам обширной детальной программой намечалось привлечение гражданского населения к сотрудничеству с подпольными организациями, усиление пропаганды, направленной на увеличение масштабов дезертирства среди коллаборационистов, проникновение в немецкие и национальные коллаборационистские организации, препятствование реквизиции и набору рабочей силы немцами.
Обкомы оставались ключевыми органами в разработке на основе директив высших уровней руководства общей стратегии пропаганды и ее доведении до партизанских отрядов. Районные комитеты партии поначалу были вынуждены действовать самостоятельно, не располагая необходимыми средствами для организации подпольной работы; немецкая оккупация лишила их кадров, средств для обеспечения всем необходимым и на какое-то время связи с высшими эшелонами. С возрождением территориальных партийных комитетов в тылу у немцев каждый обком или райком получил указание издавать свои газеты и листовки. Хотя совпадения в затрагиваемых темах явно указывают на наличие поступавших свыше особых указаний, часто партийным работникам в районах приходилось самим заботиться и об оборудовании, и о составлении особых призывов с учетом местных условий. К 1944 году в большинстве оккупированных немцами районов райкомы издавали свои газеты и листовки, хотя качество многих печатных материалов было достаточно низким, они имели небольшой тираж и выходили в свет и распространялись нерегулярно.
Если многие из таких партийных комитетов, пусть и формально, действовали отдельно от партизанских групп, соответствующие партийные организации пронизывали всю структуру партизанского движения. По мере роста и развития партизанского движения внутри его происходило увеличение количества партийных органов и отделов пропаганды и агитации. Если основной задачей таких отделов внутри отрядов была в основном политическая учеба, то в целом ряде случаев вне отрядов партийные ячейки ставили себе задачу возродить влияние партии среди гражданского населения. В отдельных случаях партийные организации партизанских отрядов были тесно связаны с территориальными партийными организациями тех районов, где они действовали[174]; в других случаях они напрямую подчинялись высшему партийному руководству в советском тылу[175]. Помимо ведения политической пропаганды среди населения они отвечали за сбор разведывательной информации политического характера.
По мере расширения масштабов партизанского движения отчетливо стала проявляться тенденция освобождения являвшихся членами партии партизан от обязанностей, связанных с командованием и проведением военных операций, и привлечения их к политической и пропагандистской работе. Так или иначе, партия продолжала играть решающую роль в психологической войне партизан. Она направляла особые пропагандистские подразделения и отдельных лекторов и агитаторов, которые, проникая через линию фронта в оккупированные районы, доставляли в тыл противника необходимые указания и печатные материалы. В других случаях высокопоставленные партийные работники временно направлялись партией в партизанские отряды для консультаций по ведению пропаганды и чтения лекций и докладов партизанам и гражданскому населению.
В качестве помощника партии комсомол имел разветвленную сеть организаций по всему Советскому Союзу. С приходом немцев аппарат комсомола на оккупированной территории также распался, хотя его рядовые члены не были полностью рассеяны. На оккупированной территории комсомольских кадров осталось значительно больше, чем их партийных коллег, хотя они были значительно ослаблены мобилизацией и эвакуацией. Вполне вероятно, что пораженческие настроения среди воспитанной в советских традициях молодежи были распространены в значительно меньшей степени, чем среди зрелых людей, чей скептицизм вызывали сознание отсутствия альтернатив советскому режиму и опыт жизни нескольких поколений в СССР. Поэтому для советского режима первоочередной задачей стала попытка возрождения комсомольских организаций, которые прекрасно подходили для ведения психологической войны: комсомольцы были лучше образованы, более выносливы физически и более надежны с точки зрения советского руководства.
Возрождение комсомольских организаций подробно описано в советских послевоенных мемуарах и художественных произведениях. Особый интерес представляют организации так называемых «молодогвардейцев» Черниговской и Краснодарской областей, поскольку они действовали в тесном сотрудничестве с партизанскими отрядами[176]. Они постепенно превращались в крупные центры пропагандистской работы. Согласно одному из советских источников, «они печатали листовки со сводками Совинформбюро [общая для всех пропагандистских подразделений практика] и новостями жизни района; выходили эти листовки с регулярностью газет, и их доставляли по специальным адресам. Там их переписывали от руки и передавали дальше. За несколько месяцев они напечатали и распространили тысячи таких листовок»[177]. Другие комсомольские группы вели пропагандистскую работу в Минской и Барановичской областях, они печатали собственные газеты и листовки. Комсомольцы также являлись ядром так называемых агитколлективов, чьей основной функцией являлось распространение печатных материалов под руководством партийных органов[178].
В целом, как откровенно признавалось в одной из изданных в начале войны советских брошюр, комсомол был призван привлечь на свою сторону занимающих выжидательную позицию людей, в особенности молодежь на оккупированной территории. Чувствовалось, что таким людям часто «был нужен просто толчок, и именно такой толчок должны были обеспечить партизаны-комсомольцы»[179]. Хотя в сельской местности, по сравнению со значительно превышающим количеством созданных партизанских отрядов, количество возрожденных комсомольских организаций было невелико. На уровне областей и районов комитеты комсомола были восстановлены в значительно больших масштабах и играли заметную роль в сфере пропаганды[180].
На раннем этапе партизанского движения пропагандистский аппарат был довольно примитивен и осуществлял свою работу от случая к случаю. В отрядах, где не было оборудования для печати пропагандистских материалов – а в 1941 году его не было в большинстве отрядов, – комиссары диктовали подготовленные тексты листовок партизанам, которые переписывали их; в подразделениях низшего уровня обязанность составления текстов листовок лежала на политруках, а комиссар осуществлял общее руководство политической работой.
В 1942–1943 годах, в соответствии с упомянутыми выше приказами вышестоящего руководства, были созданы специальные отделы пропаганды и агитации в оперативных группах, бригадах и крупных самостоятельных отрядах, действовавших в тылу у немцев. Учреждение особых органов психологической войны стало отражением возросшей мощи партизанских отрядов, которые теперь имели оборудование и персонал для пропагандистской работы и могли уделять ей больше времени[181]. Специальные отделы пропаганды и агитации существовали в оперативных центрах в Белоруссии, в Могилевской и Брянской областях. В одном из белорусских оперативных центров такой отдел по всей видимости существовал уже в мае 1942 года, и его, судя по всему, возглавлял бывший политический комиссар Красной армии, имевший звание, соответствующее званию армейского генерал-майора.
Такие отделы создавались на уровне оперативных групп и бригад начиная с весны 1942 года[182]. И хотя этот процесс должен был проходить в полном соответствии с общим направлением изменения структуры партизанского движения, в ряде бригад такие отделы были созданы значительно позже, а некоторые не имели их вообще. Полк Гришина, один из немногих игравших наиболее важную роль «кочующих» отрядов, создал отдел пропаганды и агитации лишь в июле 1943 года. Приказ о создании отдела проливает свет на те задачи, выполнения которых от него ожидали:
«Создать отдел пропаганды и агитации для усиления пропагандистской и агитационной работы в полку и среди гражданского населения. Предусмотреть в составе отдела должности начальника отдела, двух инструкторов и редактора газеты. Задачами отдела на август являются следующие:
1. Усиление агитации в полку.
2. Беседы с офицерами и рядовыми, на которых должны разъясняться международное положение, положение на фронте, задачи Красной армии и партизан в борьбе с врагом, а также отношения с гражданским населением.
3. Печатание листовок для гражданского населения.
4. Издание газеты «Смерть врагу» (один номер каждые пять дней).
5. Развлекательные мероприятия для личного состава.
Вместе с тем должна проводиться широкая пропагандистская кампания в отношении противника. Данная работа в последние месяцы успешно проводилась среди военнослужащих частей, созданных немцами из коренного населения».
Уже через несколько дней после начала работы отдела листовки были распределены среди личного состава двух состоящих из коллаборационистов рот.
К 1943 году еще один «кочующий» отряд, под командованием Сидора Ковпака, имел специальный отдел пропаганды, занимавшийся распространением печатных материалов среди местного населения.
Помимо издания листовок и газет партизаны широко вели устную агитацию среди гражданского населения. Как правило, этим занимались партизанские пропагандисты, находившиеся в составе отделов агитации и пропаганды. Но в некоторых отрядах создавались специальные агитационные группы, состоявшие из художников, музыкантов и певцов, а также опытных агитаторов. Одна из таких групп в 1943 году за шесть месяцев своей работы в Вилейской области шестьдесят пять раз выступала перед гражданским населением и пятьдесят пять раз перед партизанами.
Состоявший из семидесяти пяти человек агитколлектив был создан в 1-й Бобруйской партизанской бригаде, его члены в основном занимались чтением лекций местному населению. Такая деятельность являлась скорее исключением из правил и, по всей видимости, проводилась по инициативе особо рьяных партийных и партизанских руководителей.
3. Красная армия в психологической партизанской войне
Явный интерес, проявленный Красной армией к психологической войне партизан, можно проследить по документам, относящимся к августу 1941 года, когда политические управления различных армий стали напрямую вмешиваться в процесс организации партизанских отрядов. В «Программе подготовки комиссаров и политических работников» Красной армии Лев Мехлис, начальник Главного политического управления Красной армии, подчеркивал: «Комиссары и политработники обязаны всеми имеющимися в их распоряжении средствами вносить вклад в дальнейшее развитие партизанского движения в тылу противника, поддерживать отношения с партизанами и направлять их действия. Особое внимание следует уделять ведению пропаганды среди местного населения оккупированных территорий с помощью печатных материалов, направленных, в частности, на разоблачение фашистской лжи и дезинформации. Население оккупированных территорий должно систематически снабжаться советскими газетами и специальными листовками».
Именно в этом направлении армия оказывала поддержку партизанской психологической войне; помимо этого, армия в больших количествах доставляла по воздуху печатные материалы, попадавшие непосредственно к гражданскому населению в немецком тылу. Ключевыми органами в этой работе являлись Главное политическое управление Красной армии (ГПУКА) и политические управления нескольких фронтов[183].
В рамках данного исследования будет достаточно упомянуть лишь некоторые аспекты, затрагиваемые в армейских пропагандистских материалах, подготовленных для использования и распространения партизанами. Хотя Красная армия через ГПУКА, видимо, получала те же самые директивы, которыми партийные органы и партизанские отряды снабжались через находившиеся на советской территории штабы, в армии издавались собственные пропагандистские материалы[184].
Фактическое влияние Красной армии на пропаганду партизан, по всей видимости, было значительно сильнее, чем на это указывают имеющиеся свидетельства. В одном из послевоенных источников утверждается, что контроль ГПУКА за издаваемой во время войны прессой значительно усилился. В нем также говорится, что в начале 1942 года, когда Красная армия играла ключевую роль в возрождении партизанского движения, Главное политическое управление направляло в занятые немцами районы пропагандистов для работы совместно с партизанами; это, видимо, делалось независимо от аналогичных усилий партийных органов[185]. Кроме того, партизанские штабы при военных советах фронтов, штабах армий и даже дивизий обеспечивались пропагандистскими материалами по армейским каналам. Мнение армии, по всей видимости, было решающим в отношении военных коллаборационистов, то есть в таком вопросе, которому уделялось весьма важное место в партизанской психологической войне.
В 1941 году, когда партизаны оказались вынуждены действовать в основном лишь по своей инициативе, армия пыталась вмешиваться в партизанскую пропаганду даже вопреки существовавшей концепции партизанского движения. Роль военных в психологической войне, как можно предположить, существенно возросла, пусть и временно, после провала попыток организации партизанского движения по территориальному принципу. Различные аспекты действий партизан – от призыва новобранцев для Красной армии до координации совместных с военными действий по проведению диверсий и использованию материалов, распространяемых политическими органами армии, – требовали тесного сотрудничества военных и партизанских штабов.
Явный конфликт интересов, возникавший в результате участия и армии, и партийного аппарата в психологической партизанской войне, может показаться не столь существенным, если вспомнить, что Главное политическое управление Красной армии являлось органом ВКП(б). Благодаря своему огромному опыту политической пропаганды партия, естественно, стремилась контролировать все усилия в сфере ведения психологической войны. Проявляемая ею постоянная забота вместе с тем свидетельствует о чрезвычайно важном значении, которое советское руководство придавало подобным усилиям.
Технические аспекты создания печатных материалов партизанами
1. 1941 г.
Подготовительная работа, осуществленная до прихода немцев, оказалась недостаточной для большинства партизанских отрядов, хотя к 1942 году отряды в основном были обеспечены оборудованием для печати пропагандистских материалов. Быстрота наступления немцев, дезорганизация во время отступления, отсутствие в ряде случаев четкого плана и предвидения и, в первую очередь, тот факт, что многие появившиеся партизанские отряды не являлись продуктом целенаправленного советского планирования до оккупации, – все это способствовало нехватке, а в большинстве случаев полному отсутствию оборудования для печати.
Данный факт, а также крайне сложное положение, в котором находившееся в зачаточном состоянии партизанское движение оказалось в первые месяцы своего существования, обусловило ограниченный выпуск печатных материалов. В этот период психологическая война партизан представляла собой в основном распространение устных призывов и слухов; проводимая с советской стороны пропаганда в отношении местного населения оккупированной территории, хотя и ограниченная, как в количественном, так и в качественном отношении была более эффективной, чем партизанская пропаганда. Кроме того, партизаны были ограничены в выборе тем, которые одновременно являлись бы допустимыми с точки зрения советских мифов и лозунгов и вместе с тем могли бы оказаться действенными в убеждении местного населения. Действуя мелкими группами и будучи изолированными от большинства населения и советского командования, партизаны сосредоточивали свои словесные пропагандистские усилия главным образом на членах своих отрядов, а вовсе не на занимавших нейтральную или враждебную позицию гражданах.
В целом картина была именно такой, но тем не менее даже в первые месяцы оккупации наблюдались существенные исключения. Признавая, что в 1941 году большинство партизанских отрядов не имело печатного оборудования, советские источники воспроизводят тексты различных призывов, выпущенных партизанами в небольших количествах в виде рукописных листовок – преобладающее средство массовой информации на раннем этапе. Первые «газеты» также выпускались подобным образом на одной странице тиражом в восемь – десять экземпляров. Эти грубые по виду и обычно ограниченные несколькими простыми лозунгами и призывами к стойкости «органы печати» тайно разбрасывали по окрестным деревням или передавали отдельным дружески настроенным людям. Степень производимого ими эффекта была крайне ограниченной[186]. И вместе с тем они давали понять окружающим, что партизаны существуют и оказывают сопротивление, а кроме того, создавали у самих партизан убежденность в их причастности к опасному и нужному Родине делу.
В ряде отрядов имелись старые пишущие машинки, на которых также печатались листовки. Проведение пропагандистской работы в советских источниках описывается следующим образом: «Средств полиграфии [пишет партизанский пропагандист] нам не хватало. У нас была одна пишущая машинка. Я научился на ней печатать, целые ночи мне приходилось проводить за машинкой, печатая сводки Совинформбюро. Листовки мы писали от руки. Бумаги у нас было очень мало. Мы писали на картоне, на фанере, на стекле и даже на ткани и бересте. Утром наши ребята раздавали листовки в деревнях, на железнодорожных станциях и даже в Брянске»[187].
Еще один источник сообщает примерно то же самое: «Обычно в перерывах между боями комиссар отряда собирал нескольких партизан, имевших хороший почерк, и диктовал им подготовленный текст листовки. Затем текст переписывался от руки в нужном количестве экземпляров»[188].
Лишь в очень редких случаях у партизан имелось более надежное оборудование. Несколько отрядов захватили с собой так называемые «шапирографы», примитивные модели гектографов советского производства, на которых можно было получить несколько десятков копий подготовленного текста. Там, где была такая возможность, они служили в качестве печатных станков; даже в декабре 1942 года их еще использовали для печатания «партизанских» газет. Редким исключением являлись настоящие печатные станки. В ряде мест районные комитеты разбирали печатные станки и по частям доставляли их в леса или прятали у местных жителей. Там, где партизаны были особо ловкими или имели необходимые связи, оборудование могло похищаться из контролируемых немцами типографий. В Минске подпольщики (разоблаченные и казненные немцами в начале 1942 года) использовали шрифт, украденный из немецкой типографии. Партизаны из отряда «Искра» выкрали шрифт и кое-какое оборудование из заброшенной советской типографии в городе Лида (в Северо-Западной Белоруссии). Позднее они обнаружили в лесу печатный станок одной из дивизионных типографий, спрятанный оказавшимися в окружении военнослужащими Красной армии. Таким же образом, после похищения оборудования в контролируемом немцами районном центре, удалось создать первую типографию в отряде А. Федорова.
Свидетельством примитивного характера печатаемых материалов, а также единодушия партизанских пропагандистов в выборе тематики является то, что часто единственным используемым текстом была речь Сталина, произнесенная им 3 июля 1941 года, а позднее его обращение от 7 ноября 1941 года. И немецкие, и советские источники утверждают, что листовки тайно распространялись, чтобы продемонстрировать сомневающимся крестьянам, что «советская власть» и «партия и правительство» по-прежнему существуют и ведут борьбу. Часть материалов партизаны черпали из выпусков газеты «Правда», сбрасываемых с самолетов, часть – из газет, полученных до оккупации. Часто листовки представляли собой копии с уже переписанных копий со всеми грамматическими ошибками, а подчас и с ошибками в содержании, которые обычно возникают в процессе переписывания.
Вопреки усилиям небольшого количества решительных людей, в 1941 году эффективность партизанской пропаганды, в силу низкого качества, нерегулярности выпуска и распространения печатных материалов, была ничтожной.
2. Оборудование
По мере продолжения войны партизаны получали оборудование для печати. Хотя написанные от руки и размноженные на гектографах и пишущих машинках призывы и листовки продолжали появляться, возрастало количество материалов, создаваемых с помощью настоящего полиграфического оборудования.
Партизаны использовали три основных вида печатных станков. К первому относились самодельные печатные станки, собранные из похищенных, найденных или сброшенных с советской стороны деталей. Порой требовалась огромная изобретательность, чтобы такой станок заработал. В отряде, дислоцировавшемся в районе озера Полисто, партизаны, спрятавшие перед наступлением немцев отдельные части печатного станка, затем обнаружили, что после повторной сборки остались лишние детали, а краску, за неимением других инструментов, приходилось наносить с помощью сапожной щетки. Начиная с 1942 года положение улучшалось; как и в других сферах партизанской деятельности, помощь пришла с советской стороны. С увеличением численности партизанских отрядов, организацией радио и воздушного сообщения с командованием Красной армии и вышестоящими партизанскими штабами пропагандистской работе стали уделять повышенное внимание. О нехватке печатного оборудования было незамедлительно доложено высшему руководству. К середине 1942 года советская промышленность начала производить специальный переносной печатный станок для партизан. Этот станок, получивший название «Лилипут», весил от шестнадцати до двадцати килограммов, имел запас шрифтов для набора на одной шестнадцатой стандартного советского печатного листа (20 х 30 сантиметров) и соответствующих размеров пресс; весь станок мог переносить на спине один человек[189].
Со временем, благодаря доставке советской авиацией через линию фронта, «Лилипут» стал основной моделью станка, используемого большинством партизанских отрядов. Появилась и другая разновидность станков, использовавшихся в Красной армии еще до войны и известных под названием «Бостон». Этот станок был значительно тяжелее, более надежен, и на нем можно было печатать листовки и газеты большего формата (30 х 40 сантиметров)[190]. В ряде случаев крупные партизанские бригады снабжались по воздуху этими станками, что позволяло партизанам значительно увеличить тираж печатаемых материалов[191].
Теоретически каждая партизанская бригада должна была иметь по меньшей мере один станок «Лилипут»; в каждом подпольном райкоме тоже должен был быть хотя бы один такой станок. Обкомам и крупным партизанским соединениям полагалось иметь станки «Бостон». К концу 1943 года в большинстве регулярных партизанских бригад имелся по меньшей мере один станок «Лилипут». Как, видимо правильно, полагали немцы, начиная приблизительно с августа 1943 года, проводимая партизанами пропаганда приобретала более важное значение. Многие партизанские отряды и подпольные партийные комитеты, в особенности на районном уровне, начинают печатать свои газеты. Однако даже и тогда многие из них выходили нерегулярно.
Весте с тем поступавшие с советской стороны печатные материалы, выпускавшиеся, по всей видимости, в основном на фронтовом уровне, продолжали оставаться крайне важными. Газеты Орловского обкома «Партизанская правда» и Смоленского обкома «Рабочий путь» превосходили в техническом отношении большинство выпускаемых партизанами газет, содержали подробную информацию о жизни в советском тылу и о международных делах, публиковали фотографии и печатались с использованием различных шрифтов. Качество печати явно свидетельствует, что газеты печатались в типографии в советском тылу. Еще более важную в количественном отношении роль играли листовки, сбрасываемые с советских самолетов на оккупированную территорию; однако отсутствие статистических данных о выпуске листовок не позволяет дать количественную оценку.
Особо следует упомянуть о сравнительно большой численности и рассредоточении производивших печатную продукцию центров. Возникавшие в результате этого недостатки, связанные с небольшими тиражами и низким качеством, а также с плохой связью с советскими пропагандистскими центрами, компенсировались по меньшей мере тремя преимуществами:
1. Близость к целям, в результате чего уменьшались потери печатной продукции и вместе с тем облегчалось ее распространение за счет знания местных условий и умения преодолеть введенные немцами ограничения на передвижение.
2. Более равномерное распределение нагрузки среди различных центров, а также сознание своей значимости редакторами, выступавшими в роли проводников идей советского руководства.
3. И наконец, самое важное: возможность приспособить содержание пропагандистских материалов к местным условиям. Последнее преимущество неоднократно подчеркивалось и немецкими, и советскими источниками. Этот вопрос будет рассматриваться ниже, но здесь следует на нем остановиться, поскольку это являлось основной причиной большой разбросанности партизанских пропагандистских центров. «Редакторы подпольных газет организовывали свою работу с учетом местных условий», – говорится в одном из советских источников[192]. Немцы, со своей стороны, вынуждены были признать, что жесткая централизация их собственной психологической войны затрудняла использование в целях пропаганды происходящие события, что с успехом применяли партизаны, выполняя при этом поступавшие с советской стороны директивы. Повышению эффективности партизанской пропаганды способствовало упоминание имен отличившихся местных жителей, а также сообщения о зверствах немцев в местностях, известных населению.
3. Трудности со снабжением
Партизаны часто испытывали трудности с получением необходимых для печати материальных ресурсов. До получения партизанами печатных станков «Лилипут» редактор партизанской газеты обычно «имел мешок со шрифтом, который иногда приходилось собирать по крупицам из отдельных литер, и примитивный печатный станок». По признанию советских источников, «для выпуска газеты или листовки редактору приходилось «приспосабливать» заметки и статьи к имеющемуся у него количеству литер и писать их таким образом, чтобы для набора хватало букв «о» или «а»[193]. По утверждениям одного из редакторов, ему приходилось каждый раз набирать по одной колонке, а затем разбирать шрифт для набора следующей. Процесс печатания в данном случае происходил в деревенской избе[194]. В других случаях для размещения печатных станков строили специальные землянки или бункеры. Во время немецких атак, если печатное оборудование не удавалось унести, его зарывали в землю или прятали в болотах.
Постоянно ощущалась нехватка типографской краски. Часть ее доставляли с советской стороны, часть – похищали из контролируемых немцами типографий. Зимой краску перед использованием приходилось нагревать. Но главной проблемой была нехватка бумаги. Все партизаны получили приказ доставлять любую бумагу, какую удавалось найти, и даже реквизировать ее вместе с продовольствием у местного населения. Партизаны платили крупные суммы агентам, похищавшим бумагу из немецких запасов. Основная масса газетной бумаги в отряды, поддерживавшие регулярную связь с советской стороной, доставлялась по воздуху. «Но когда отряд находился на марше, нести с собой пять или шесть пудов бумаги было невозможно», – указывает один из авторов. «Поэтому бумагу приходилось собирать среди местного населения», что было весьма непростым делом. Нехватка бумаги сказывалась на формате, который приходилось уменьшать, а также на далеко не презентабельном внешнем виде партизанских газет и листовок, тексты которых часто были неразборчивыми. Доставка партизанам газетной бумаги, хотя и осуществлялась систематически, все же, пожалуй, не являлась первостепенной задачей при снабжении партизан по воздуху.
4. Персонал
Различные источники указывают, что редакторами издаваемых партизанами газет и листовок могли быть члены партии, комиссары или их заместители, бывшие журналисты и мелкие чиновники, но часто эти посты занимали люди, не имевшие никакого пропагандистского опыта, в частности опыта ведения психологической войны и подпольной печати. Таким опытом обладали немногочисленные ветераны Гражданской войны (а также, вероятно, люди, находившиеся на подпольной работе за границей). Для технической работы привлекали не имевших профессиональных навыков людей; к примеру, офицер-танкист работал печатником.
Обычно штат партизанской (или подпольной) типографии был следующим: 1) при наличии печатного станка типа «Бостон» – один редактор, один корректор, два автора статей, шесть печатников (которые также писали статьи и заметки и занимались распространением газет); 2) при наличии печатного станка «Лилипут» – один человек, занимавшийся под руководством секретаря подпольного райкома или комиссара партизанского отряда написанием статей, набором и печатью[195].
Часто тот же самый персонал использовался для других политических и пропагандистских целей, хотя по большей части устной пропагандой (лекции, «агитационные» собрания и т. д.) занимались специально выделенные для этого партизаны. Не имевших профессиональных навыков людей широко использовали для распространения газет. К этому привлекали практически всех – местных жителей, детей, уходивших в рейды партизан, лекторов и многих других.
5. Источники информации
Партизанские листовки и в особенности газеты использовали для получения информации различные источники. Обобщенно их можно разделить на советские и местные источники.
Партизаны слушали регулярные передачи советского радио и воспроизводили передаваемые сообщения (особенно медленно читаемые дикторами после полуночи). В первую очередь именно так партизаны узнавали последние военные сводки и международные новости. К другим открытым источникам информации относились советские газеты, которые, как было отмечено, начиная с середины 1942 года регулярно доставлялись на оккупированную территорию в больших количествах. И наконец, партизаны использовали советские пропагандистские материалы, полученные ими для распространения на оккупированной территории, или те, которые им удавалось найти.
Наряду с этим существовали секретные советские директивы по проведению агитации и пропаганды. Такие инструкции сбрасывали с самолетов или доставляли направляемые в контролируемые партизанами районы посланцы, хотя прямых свидетельств того, что такие инструкции регулярно поступали, нет. Транслируемые специально для партизан радиосообщения (нельзя определить, закодированные или открытые) также содержали инструкции по ведению психологической войны. В нашем распоряжении есть только одно краткое изложение подобных директив, составленное немцами на основании радиоперехватов:
«АГИТАЦИЯ
Агитация среди местного населения при умелом ее проведении является чрезвычайно ценной. Советские плакаты, такие, например, как хорошо известный «Сокрушим фашистского зверя», производят очень глубокое впечатление на оккупированной территории. Они свидетельствуют о мощи советской власти. Весьма действенное влияние в Белоруссии оказывают подпольно издаваемые газеты «Советская Беларусь» и «Партизанское слово». Важность печатного слова в оккупированных регионах не следует недооценивать.
Одна из партизанских дивизий в Белоруссии выделила 23 агитатора для пропаганды среди местного населения. Несмотря на самые строгие меры оккупантов, они сумели провести собрания и сделать доклады в 15 белорусских населенных пунктах, оккупированных фашистами. Тема доклада: «Поражение немцев на подступах к Москве в декабре 1941 года». Приближающийся перелом в ходе войны в результате открытия второго фронта в Европе является важной темой, которую следует доводить до сознания масс.
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПАРТИЙНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ
В каждом городе и каждом районе должна быть своя подпольная партийная и комсомольская организация.
ДРУЖЕСКИ НАСТРОЕННЫЕ К НЕМЦАМ ЭЛЕМЕНТЫ
В ряде районов Белоруссии руководителям партизан удалось втереться в доверие к немецким властям и внедрить своих людей в полицейские части и местную администрацию. В определенных условиях эти доверенные люди делают много полезного».
Подобным же образом так называемая директива Сталина от декабря 1942 года попадает в разряд основных советских инструкций для партизанских пропагандистов.
В психологической войне партизаны использовали собственные идеи и накопленный опыт. Редакторы, комиссары, политруки, руководители отделов пропаганды, секретари подпольных партийных и комсомольских организаций, а также командиры партизанских отрядов самостоятельно находили темы, придумывали лозунги и писали тексты. Новости для устной пропаганды мог предложить любой член отряда или информатор из числа гражданского населения. Помимо этого, партизаны пользовались захваченными немецкими материалами[196].
За исключением небольшого количества «штатных писателей», других узаконенных источников информации у партизанской печати, похоже, не существовало. По всей видимости, разведывательные отделы партизанских отрядов периодически снабжали пропагандистов информацией. В ряде случаев предпринимались попытки организовать состоящую из местных жителей сеть «корреспондентов», используя широко распространенную в мирное время систему рабкоров и селькоров[197]; партизанские командиры и офицеры штаба периодически составляли донесения об успехах своих отрядов и делали сообщения на агитационных собраниях в отрядах и деревнях[198].
Хотя горячим местным новостям и уделялось большое внимание, особый упор делался на устных и письменных заявлениях людей, чьи имена были хорошо известны или внушали страх. Помимо выступлений Сталина, использовались тексты речей других советских лидеров. Сообщения о достижениях известных партизанских руководителей, таких как С. Ковпак и А. Федоров, а также произведения писателей, поэтов и журналистов, посвященные войне советского народа, поступали в партизанские штабы для распространения.