Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне — страница 17 из 57

Константин Михайлович Герасименко родился в 1907 году в селе Приходьки на Полтавщине. Сын сельского учителя, окончив пирятинскую педагогическую школу, он сам стал учителем в Донбассе. С начала 30-х годов в донбасских газетах и альманахах печатаются стихи К. Герасименко; в 1933 году в Харькове выходит его первый сборник.

С 1935 года Кость Герасименко живет в Киеве. Вначале работает на кинофабрике, потом всецело отдается литературной деятельности. Одна за другой появляются его книги: «Сентябрь», «Память», «Дорога», «Портрет».

«Герасименко был поэт в подлинном смысле слова, — вспоминает М. Рыльский. — Он был простой, даже подчеркнуто простой, а иногда и немного суровый; он ненавидел всякую позу, аффектацию, остро чувствовал малейшую фальшь и в человеческих отношениях и в книгах».

Влюбленный в Тараса Шевченко, К. Герасименко не только посвятил ему многие свои стихотворения, но и написал на сюжет «Катерины» пьесу «На большой дороге», им же написано либретто оперы М. Вериковского «Наймычка».

В первые же дни Великой Отечественной войны К. Герасименко идет в армию. Он сотрудничает в газетах «Знамя Родины» и «Звезда Советов». Он пишет по-русски и по-украински, из-под его пера появляются стихи, статьи, очерки, фельетоны.

В сентябре 1942 года в боях на Южном фронте К. Герасименко был тяжело ранен и вскоре скончался.

90. КОНИ

Над синими над терриконами

Плывут и плывут журавли…

Ой, били, ой, били кони

Копытами в грудь земли.

Ой, били, ой, крепко били,

Грозой летя над землей,

И пылью густой покрыли

Давно уже образ твой.

Так вот, задремали детки.

И тихо я выйду в сад,

Где дымом зеленым ветки,

Покачиваясь, висят.

Я выйду туда и стану.

Я стану. А где же ты?

Шатаясь, в тумане пьяном

И клены плывут, и кусты…

Ой, били, ой, били кони

Копытами по земле…

Куда-то, неугомонный,

Навеки ушел твой след.

Но вижу и ныне — над шляхом,

Над яром в степи глухой

Шальная твоя папаха

Горит боевой звездой.

То ж я ее так пришила,

То ж ласково гладила я,

Чтоб лучше, чем у Ворошилова,

Папаха была твоя.

И ты проскакал, желанный,

Под тихим моим окном…

Вот-вот и сейчас ты глянул,

Сейчас — как давным-давно…

И все говорят поныне:

Чуть снег растаял весной,

Ты славу над Доном синим

С моею пронес звездой.

Ждала я… И замуж вышла.

И там, где впервые след

Оставил ты свой, — там вишня

Цветет уж тринадцать лет.

А муж мой, ударник первый,

Он знает всё и молчит,

Он хочет на инженера

Меня в институте учить.

Когда-нибудь сяду в светлице,

Где планы и сизый дым,

Где голубые петлицы

И молодые сады.

И блещут бумаги на солнце,

Великим рассказом полны

О том, как летела конница

По далям родной страны!

1935

91. Я УТВЕРЖДАЮ!

М. Рыльскому

Протаивают дороги,

Качаются гнезда на ветвях,

Поет половодье в оврагах,

Как песня простая твоя.

Трава молодая с проталин

Встает, как ребенок, на ножки,

А девичьи станы березок

Набухли от соков весны.

Вставай, Уленшпигель!

                                     С ветром

Лети сквозь прозрачность апреля,

Заглядывай в синие окна,

Читай человечьи улыбки,

Иди по стране моей вольной

Как самое светлое счастье,

Как луч сквозь весенний туман!

Вставайте простые герои

Всех сказок, легенд и поверий,

Уже на дворе неустанно

Стучит молодая капель.

Уже в голубом поднебесье

Журчит журавлиная песня,

И я утверждаю,

Что чудом

И счастьем наполнится день.

И нечего больше сказать мне…

Стоят тополя молодые,

Дороги бредут боевые

Сквозь ультрамарин лесов.

И сколько вас, самых обычных,

Но каждый из вас, как песня,

Идет на шахты, на стройки,

К постам, где стоят часовые,

К тискам, где стоят слесаря.

Земля просыхает,

Теплеет.

Прильните и скажете сами,

Как весело дышат травы,

Как соловьи звенят!

И я утверждаю всей кровью,

Всей правдой, всем сердцем, всем чувством:

Встают небывалые всходы.

За всё, что пережили предки,

За боль, неизвестную нам.

Встает молодая люцерна,

Как продолжение радостей

Их бедной, скупой любви.

И я утверждаю,

Что юность встала в лесах на вахте.

Я утверждаю,

Что песня в просторах Байкала идет.

Она поднимает знамя,

И движет она штыками,

Она на могучих танках

В лесу пролагает путь.

И наша советская слава

На крыльях своих соколиных

Парит над весенним прибоем,

Над белою кипенью моря,

А море ревет и стонет:

«Мы песню безумству храбрых

Поем, чтобы вечно жили

В сияньи великих дел».

Уснули полдневные травы,

Навытяжку встали деревья,

Сквозь заросли тихо,

Змеем,

К нам проползает шпион.

Беспечно смеется иволга…

По вражьей указке к границе,

По черным ярам и дорогам,

Безмолвно идут полки.

Быть выстрелу — я утверждаю,

Быть бою — я в этом уверен,

Из рук наших — я утверждаю —

Врагу не уйти никуда!

За кровь — он расплатится кровью,

За пули — получит он пули,

Свинец мы оплатим свинцом.

И встанут высокие травы,

И вырастут с ними легенды

О нас, молодых и веселых,

Что песню несли и любовь.

Где шумно ступали танки,

Там выросла вольная мята,

Где конь быстроногий мчался,

Растет там любовь-трава.

Вставайте ж, простые герои,

Вставай, романтика солнца,

Уже набухают соком

Девичьи станы берез.

Уже над всею вселенной

Проносятся песни победы,

И это — я знаю —

Бессмертие!

И знаю я,

Что живу!

1938

92. УЧИТЕЛЬНИЦА

За стеною лесов

Затерялось село Прицепиловка:

На пригорке ветряк

Поднимает большое крыло.

В центре — здание школы.

Правленье артели. Развилка

Немощеной дороги.

Ничем не приметно село.

Школу, детство, купанье

Не вызову в памяти заново.

Но, заслышав курлыканье

Первых в году журавлей,

О тебе только вспомню одной,

Анастасья Ивановна,

Постаревшей

На белой,

Ромашкой покрытой,

Земле.

Близорукая, добрая…

Вижу тебя в новом свете —

Вечно с пачкой тетрадок,

И в каждой — ошибки юнца.

Вот мы снова склонились

Над школьными партами. Дети.

Сколько милых морщинок

Струится с родного лица!

Разве их перечтешь?

Вот любовь, вот и горечь разлуки:

Леонида, студента,

Погнали далеко, в Сибирь.

После — письма оттуда, война,

Ожидания му́ки,—

Что синью окрашена ширь

И что в лунные ночи

Не можешь уснуть ты… Разлука!

Вон в углу старый барский рояль,

Только струны молчат.

Сад, дорога.

И за школою тихо, ни звука.

А хотелось бы выйти, и ждать,

И услышать, как двери

Скрипят.

Снова годы. И громом —

Великая революция.

Много добрых вестей

Услыхать на селе

Довелось.

А студент не вернулся.

И слезы уже не прольются

Надо всем, что ждала ты

И что у тебя

Не сбылось.

В сельсовете работала.

Много, как в юности, пылко.

Не ждала за труды

Ни похвал, ни наград.

И другими увидела ты

И село Прицепиловку,

И четыре дороги,

И школу, и сад, и ветряк.

Я успел уже всё позабыть,

Анастасья Ивановна:

И взысканья, и двойки,

И первый негаданный стих;

Вот меня вызываешь

К доске ты, от гнева румяная,

А потом серебрится

Мороз в темных прядях твоих.

Долгожданных газет

Сторож дал тебе

Пачку немалую.

Ты читаешь их с жадностью

И забываешься.

Спи!..

Тишина. Спи спокойно,

Счастливая и усталая.

Над тобою на вахте

Стоят

Все питомцы твои.

Так эпоха встает:

По заводам, садам, Прицепиловкам.

Мы страну начинаем

Вести,

Как учила нас ты:

Проникаем мы в недра,

Парим над простором на крыльях,

И слагаем стихи,

И возводим большие мосты.

И меняется всё,

Всё вокруг, Анастасья Ивановна.

Вот и я бы теперь

На уроках спокойно сидел…

Из Головченка, знаешь,

Из того, из рябого Степана,

Бригадир вышел знатный,

Герой

Замечательных дел.

Так эпоха встает…

Жаль, что мы постепенно стареем.

Что ж, закон биологии.

Осень… Летят журавли…

Но над миром встает

Воплощенная наша идея —

На посыпанном пеплом

Просторе

Земли.

За нее мы ходили в Сибирь,

На этапах гремели металлом.

За нее из гимназии Настенька

Шла на работу в село,

Еще жизни не зная…

Лишь после она разгадала

Жизнь народа,

К которому счастье большое

Пришло!

Задремала ты в кресле своем,

Анастасья Ивановна…

Вот бы на руки взять,

До постели легко донести…

А над школой

Спокойно стоят голубые туманы,

И звенят вдалеке

Провода и стальные пути.

В это время в столице

Не спят.

Совещанье кончается…

Родина!

Слушай весть:

По лесам,

Полустанкам глухим

Телеграф загудел

Про учительницу в Прицепиловке,

Награжденную орденом,

Про весну,

И посевы,

И сотни

Неоконченных дел.

Сколько, сколько питомцев твоих

Пред тобою проходят парадом!

Ты с волненьем глубоким

С ромашками в травах стоишь.

Только я не умею

Сказать во весь голос про радость

И про две —

От волненья и счастья —

Слезинки

Твои.

1940

93. «Мы теперь привыкли на экране…»

Мы теперь привыкли на экране

Познавать событий стиль и план.

Моряки по площадям Восстанья

Движутся колоннами в туман.

Движутся, готовые на муки,

Бомбы падают

И разрывают строй.

Но уже сквозь дым вздымают руки

Над рядами стяг победный свой.

И когда в конце зовет с экрана

Гул «Авроры»

В смертный бой: «Пора!» —

От волненья прервано дыханье,

Мы не в силах выкрикнуть «ура».

Как же быть!

Жалеть, что опоздали,

Что не мы горели в том огне,

Что сегодня

Об октябрьском шквале

Мы читаем лишь на полотне?

Тосковать ли

По тому кипенью,

Где не мы кипели как назло?

Становись же, наше поколенье,

На поверку, коль на то пошло!

Разве мы на вахте в непогоду

Не стоили,

Родины сыны?

Разве мы не добывали воду

Молчаливым пашням

Ферганы?

Не от нас ли

В сопках удирали

Битые дивизии врагов

И не мы ли с песнями вступали

В наш родной, издревле братский Львов?

Выходи же, наше поколенье,

На дорогу жизни,

Выходи,

По которой шел

Великий Ленин.

Дел еще немало

Впереди!

1939–1941

94. ИЗ ФРОНТОВОГО БЛОКНОТА

Ідіть, думи, на Вкраїну.

Т. Шевченко

Батареи всю ночь грохотали,

А когда занялась заря,

Мы раскрыли и перечитали

Милый сердцу том «Кобзаря».

Фронтовые будни суровы.

Нежность… Некогда думать о ней,

Но Тарасово светлое слово

Ощущаешь сквозь бурю дней.

Прочитаешь — и вот приснится:

Жито, поле, над полем зной…

Иль весеннее марево, птицы

Возвращаются в край родной…

О земля моя, не пристало

Нам о тихих тропах мечтать,

Но меня ты заколдовала

И теперь — не могу я спать.

Только б встретить тебя, как друга,

Вновь к тебе, дорогая, прийти,

Там, где свищут буран и вьюга,

Вечный след кобзаря найти.

Только знать бы, что здесь, у тына,

Молодая вишня цвела,

Что Шевченкова Катерина

Здесь когда-то молча брела.

Тополь стройный обнять бы в поле

И сказать, что каждый из нас

Не изменит священной воле,

Для которой страдал Тарас.

Край родимый, хоть ветром синим

Из далекой земли повей:

Ты под немцем не сгорбил спину,

Ты встаешь всей силой своей!

И Холодный Яр оживает,

На врага ополчась, как встарь,

Из концлагеря убегает

Непокорный слепой кобзарь.

Он заходит в каждую хату,

Он приносит привет от нас:

«Подымайтесь, близка расплата!

Бейте недруга, в добрый час!»

И о землю гремят оковы,

И сквозь пламя, за рядом ряд,

Партизаны выходят снова —

Это факелы их горят.

Батареи гремят, негодуя…

Край родимый, с прижатым к груди

«Кобзарем» вновь к тебе иду я,

С гордым словом родимым. Жди!..

1941

95. ПЕСНЯ («Нас атака ждала ночная…»)

Нас атака ждала ночная,

А пока, дожидаясь тьмы,

Затянули, с чего — не знаю,

Невоенную песню мы.

В песне Я́трань-река петляла

И куда-то во мгле плыла.

Загляделся на́ реку малый —

Видно, в сердце тоска была.

Пули тихую песню скосили.

Ночь дымилась в разрывах бомб.

Мы в огонь и воду ходили,

Мы со смертью сходились в лоб.

И трава под ногами билась

Там, где вражья точилась кровь.

Песня нам на рассвете снилась,

Мы потом ее пели вновь.

Я прошел за врагом по следу

Много верст и в метель, и в зной,

И всегда, как вера в победу,

Ходит песня со мною в бой.

Так иди по спасенным селам

Нежной песнею соловья,

Гневной, ласковой и веселой,

Боевая отрада моя.

Ну, а если паду от раны,

Если сердце замрет в груди,

Ты на поле среди тумана,

Ты меня на жнивье найди.

Не веди ты меня к кринице,

Только весело зазвени,

Только словом простым, сестрица,

Ты тогда на меня дохни.

Расскажи мне, как Я́трань вьется

Там, на Киевщине родной,

Птицей сердце мое забьется,

Встану я и пойду на бой.

Встану я и от боя к бою

Понесу свой крылатый стяг.

Песня, будь же всегда со мною,

Будь подругой моей в боях!

1941

ТАТУЛ ГУРЯН