Юрий Алексеевич Инге родился 14 декабря 1905 года в поселке Стрельна близ Петербурга в семье портового служащего. Учился в гимназии в Симферополе, затем в трудовой школе. В начале 1920-х годов Ю. Инге переехал в Ленинград. С 15 лет работал на заводе «Красный треугольник» (до 1930 года) и занимался в кружке молодых писателей при журнале «Резец».
В 1929 году он опубликовал первое стихотворение — «Наш отряд». В 1931 году появился в печати первый сборник его стихов — «Эпоха», затем вышли книги «Точка опоры». «Сердце друзей» и другие. В первой половине 1930-х годов Ю. Инге опубликовал также ряд прозаических произведений; он много путешествовал по стране, побывал в Казахстане, на Урале, в Мурманске, Хибинах, в Абхазии.
В период советско-финляндской войны 1939–1940 годов Инге был корреспондентом газеты торпедных катеров «Атака», участвовал в боевых походах. С первых дней Великой Отечественной войны Ю. Инге — военный корреспондент газеты «Красный Балтийский флот», редакция которой находилась в то время в Таллине. Почти каждый день на протяжении двух месяцев в газете печатались его статьи и очерки, тексты листовок, подписи к плакатам, стихотворения агитационного характера.
Юрий Инге погиб 28 августа 1941 года. Корабль «Вальдемарас», на котором он находился, был торпедирован в бою и затонул во время перехода из Таллина в Кронштадт. В этот же день в газете «Красный Балтийский флот» было напечатано его последнее стихотворение.
74. «Придет пора: заплесневеет порох…»
Придет пора: заплесневеет порох,
Потухнет злоба, мир изменит вид,
И все, что нынче побеждало в спорах,
Лишь в сказках превосходство сохранит.
Наступит день, и, может быть, мой правнук
Закончит дело, начатое мной,
И наших дней торжественную правду
Он назовет последнею войной.
Не зная, как на поле битвы горек
Вкус бьющей горлом крови и слюны,
Он подойдет бесстрастно, как историк,
К неповторимым ужасам войны.
Все это взяв, как массу перегноя,
На коем мир спокойствие воздвиг,
Он всё сегодня конченное мною
Использует как первый черновик.
Наступит день — и труд мой, как основа
Или чертеж, понадобится дням,
Я мысль свою, заверстанную в слово,
Как эстафету в беге, передам.
И потому мы побеждаем в спорах,
Что вместе с песней в будущем стоим.
Придет пора… Но нынче нужен порох,
Сегодня он вдвойне необходим.
75. Пограничная зона
Под снегом спят дорожки и газоны,
Седые ели окружили сад,
И чуткой ночью пограничной зоны
Сосновый край Финляндии объят.
В последний раз замрут и разойдутся
На полустанке сонном поезда,
И с облака, широкого, как блюдце,
Скользнет на землю легкая звезда.
Знакомый путь. Чужие не отыщут
Среди сугробов, сосен и дорог
Обычный признак нашего жилища —
Затепленный тобою огонек.
Я раскрываю двери, как страницы…
Ты спишь, не слыша, я тебя зову…
Мне захотелось вдруг тебе присниться
И лишь потом возникнуть наяву.
Чтоб над тобой снегами Калевалы
Синела эта мерзлая земля.
Чтобы ты меня, проснувшись, целовала,
Как жизнь, как сон, с чужими не деля.
Где, Млечный Путь прожекторами тронув,
Сверкает ночь геральдикою звезд,
Где часовым недремлющих кордонов
Сжигает щеки бешеный норд-ост.
Огни, огни качаются на рострах,
Полночный час протянут, как рука,
И шлет бессонный, зоркий Белоостров
Маячный свет на край материка.
76. Колыбельная
Сыну Сергею
Вся столица спит давно,
Ночь пути завьюжила,
И морозное окно
В серебристых кружевах.
Спи спокойно, мой сынок,
Шороха не слушая,
Спит давно без задних ног
Медвежонок плюшевый.
Я спою тебе, дружок,
Песнь тебе доверю я,
Как среди больших дорог
Мчалась кавалерия.
Ты не бойся… Я с тобой…
Ночи были жуткими.
Стычка утром, в полночь бой,
Мы не спали сутками.
И теперь, в ночную тишь,
Как же мне не вспомнить их,
Если ты спокойно спишь
В нашей мирной комнате.
Не допустим мы врага
И на выстрел пушечный,
Ну, так спи, сынок, пока
С саблею игрушечной.
А ударит гром опять,
Вспомнишь ты, как пели мы,
Да и сам не будешь спать
Целыми неделями.
Вьюга легкая, кружись,
Вьюга — перелетчица.
За окном такая жизнь,
Что и спать не хочется.
За окном такая тишь…
Спи, меня не слушая,
Моя гордость, мой малыш,
Медвежонок плюшевый!
77. Зима в Пушкине
Казалось, что вот-вот засыпет
Снегами тихий городок,
Напоминающий Египет
Со стороны ямских дорог.
То были старые ворота…
К заставе Царского Села
Сто лет назад гвардейцев рота
Их на плечах перенесла.
Здесь, словно в лавке антиквара,
Живут минувшие века,
Забытый герб, литая чара,
Лепной карниз особняка.
Мне так знакома эта утварь
По книгам, выставкам, мечтам,
Как будто в солнечное утро
Я из Лицея вышел сам.
Стоял январь. И парк был скучен,
В аллеях не было людей,
Но чудился мне скрип уключин,
Свирель и клики лебедей.
Плыл легкий снег. И понемножку
Входили лыжники в азарт,
А я все ждал, что из окошка
На них прикрикнет Энгельгардт.
Каким дворцам тот флигель равен!
Вот здесь, уйдя из пышных зал,
Когда-то плакал сам Державин,
И Пушкин дружбу воспевал…
И видел я, идя к воротам,
Одетым в зимний полумрак,
Как шли в Лицей сдавать зачеты
Грузин, зырянин и остяк.
И чтили выше всех реликвий
Старинный дом, где много лет
Сидел за партою великий,
Влюбленный в родину поэт.
78. Странствие
В незапамятное утро
Я услышал хор пернатых
За отрогами Урала,
Где весною птичий слет.
Золотыми косяками
Шел сазан на перекатах,
Дед с тяжелого баркаса
В речке ставил перемет.
Он сказал мне: «Оставайся,
Дорогой товарищ, с нами,
У земли пшеницы хватит,
Рыбой хвалится вода.
Край наш светлый и богатый,
Корабли плывут по Каме…»
Я послушал и остался,
Но солгал, что навсегда.
Поселился на рыбалке,
Рыбакам чинил мережи,
С фонарями на баркасах
В устье Камы выезжал.
Белозубые пермячки
На меня глядели строже,
Если я их на гулянке
Невниманьем обижал.
Но под осень, в душный август,
Я ушел с плотовщиками
Из зеленого затона
На шумливый нижний плес.
Вышли девушки на пристань
И махали мне платками,
Их печальные улыбки
Я под Астрахань увез.
Так я странствование всё лето
По колхозам и станицам,
И везде гостеприимно
Открывали двери мне
В городах меня встречали
Улыбавшиеся лица,
И не мог я стать бродягой
В нашей солнечной стране.
Побывал на Черноморье,
Видел город на Сураме,
Дагестанские селенья
И Донбасса рудники.
И везде мне говорили:
«Поживи, товарищ, с нами», —
Я повсюду знал пожатье
Крепкой дружеской руки.
И когда настало время
Мне к пенатам возвращаться,
Я не знал, куда же ехать
С этих розовых полей?..
Люди все меня встречали,
Как друзья и домочадцы,
И везде я видел счастье
Славной Родины своей.
79. «Гранитный дом снарядами пронизан…»
Гранитный дом снарядами пронизан,
Навылет — окна, этажи — насквозь,
Как будто смерть взобралась по карнизам
И через крышу вколотила гвоздь.
Торчали кверху ребра перекрытий
По вертикали срезанной стены,
И мир житейских маленьких событий
Стоял открытым с внешней стороны.
Руины вдруг разрушенного быта,
Судьба людей теперь уже не в них;
Дом был как чей то в спешке позабытый,
На полуслове прерванный дневник.
И мертвых тел обугленная масса
Еще валялась в разных этажах,
И неизвестной женщины гримаса
Рассказывала, что такое страх.
Она лежала, свесясь головою
Над черной бездной битого стекла,
Она повисла вдруг над мостовою
И закричать, наверно, не смогла.
Ее лицо, забрызганное кровью,
Уже лишилось линий и примет,
Но как живой стоял у изголовья
Ее веселый, радостный портрет.
И всем, кто видел скрюченное тело,
Казалось вдруг, что женщина тепла,
Что карточка от ужаса темнела,
А мертвая смеялась и жила.
80. Песня о балтийцах
Балтика! Повсюду прогремели
Подвиги высокие твои,
Сквозь военный дым и через мели
Ты вела к победе корабли.
Ветер выл. В борта впивались пули,
Рвали пену взрывы за кормой,
И враги коварные тонули
В нашем море летом и зимой.
Мы выходим тяжелой колонной,
В море виден наш пенистый след,
И над гладью, огнем озаренной,
Встало солнце великих побед.
На страницы пламенного списка
Имена балтийцев внесены.
Сколько раз над нами плыли низко
Облака блокады и войны.
И врагам всегда бывало круто,
Их на дне бесславный ждал конец,
Бьем мы пришлых со времен Гангута
Силой ненавидящих сердец.
Снова бой направо и налево,
В черном дыме волны и зенит,
Каждый день могучей слой гнева
Красный флот захватчиков громит.
День победы полной перед нами,
День большой торжественной судьбы,
Так взвивайся, боевое знамя
Ненависти, гнева и борьбы!
Мы выходим тяжелой колонной,
В море виден наш пенистый след,
И над гладью, огнем озаренной,
Встало солнце великих побед.
81. «Я нашел на улице подкову…»
Я нашел на улице подкову
И повесил дома на стене.
В этом смысла нету никакого,
Просто так понадобилось мне.
Но порой рассказывают ярко
О делах давно минувших лет
Серый камень, раковина, марка
И пригоршня бронзовых монет.
Серым камнем высекали пламя,
В раковине слышен гул морей,
А за деньги, стертые веками,
Шкуры продавал гиперборей.
Так и речь рождается. По слову
Соберешь — и мыслям нет конца…
Я ударю об стену подкову —
И услышу песню кузнеца…
82. «В картине были воздух и пространство…»
В картине были воздух и пространство,
А в легких клокотала пустота.
Он отдал всё любовь и постоянство —
Куску одушевленного холста.
Другой шел в бой, не кланяясь шрапнели,
Брал города, одетые в бетон,
И гордые полотнища знамен,
Пред ним склонясь, покорно шелестели.
Они погибли оба на рассвете:
Один в своей постели, а другой
На поле битвы умер, как герой.
И к их могилам подходили дети,
И бились одинаково сердца
Над прахом живописца и бойца.
83. Пробил час
Наши пушки вновь заговорили,
Пробил час. Мы выступили в бой!
Мерно лаг отсчитывает мили,
Чайки вьются низко над водой.
И родимой Балтики просторы
Бороздят эскадры кораблей.
Миноносцы, лидеры, линкоры
По волнам проходят без огней.
Враг настигнут меткостью зениток
И поспешно заметает след,
Все длиннее бесконечный свиток
Наших замечательных побед.
Каждый слог оперативной сводки
Дышит мощью точного огня,
Лижет море перископ подлодки,
Гордое спокойствие храня.
Грозного похода якорь выбран,
Дым войны над Балтикой опять,
Бьют орудья главного калибра.
Пробил час. Врагу несдобровать!
84. Тральщики
Седое море в дымке и тумане,
На первый взгляд такое, как всегда,
Высоких звезд холодное мерцанье
Колеблет на поверхности вода.
А в глубине, качаясь на минрепах,
Готовы мины вдруг загрохотать
Нестройным хором выкриков свирепых
И кораблям шпангоуты сломать.
Но будет день… Живи, к нему готовясь,
Подымется с протраленного дна,
Как наша мысль, достоинство и совесть,
Прозрачная и чистая волна.
И потому мы, как велит эпоха,
Пути родного флага бережем,
Мы подсечем ростки чертополоха,
Зовущегося минным барражом.
Где бы противник мины ни поставил —
Все море мы обыщем и найдем.
Согласно всех обычаев и правил,
Мы действуем смекалкой и огнем.
В морских просторах, зная все дороги,
Уничтожаем минные поля.
Свободен путь. Звучи, сигнал тревоги,
Дроби волну, форштевень корабля.
85. Остров «Н»
Словно птица над островами,
Гордо реет багровый флаг,
И могуч укрепленный нами
Прибалтийский архипелаг.
Это грозные цитадели
Неприступных советских вод,
Здесь сегодня бои кипели,
Задыхаясь, строчил пулемет.
Не прорваться к заливам нашим,
Не пробиться на материк,
Грозен залп корабельных башен,
И остер краснофлотский штык.
И глядят на врага сурово
Амбразуры бетонных стен, —
Что ж, пускай попытаются снова
Взять атакою остров «Н».
Натыкаясь во тьме на скалы,
С каждым часом бандиты злей.
Это место кладбищем стало
Протараненных кораблей.
Снова мертвая зыбь диверсий
И воздушных боев пора,
Бьют без промаха, прямо в сердце,
Краснофлотские снайпера.
И когда говорят орудья
И дрожат голоса сирен,
На защиту покоя грудью
Подымается остров "Н".
В клочьях пены, огня и дыма
Тонет трижды отбитый враг.
Славный остров стоит нерушимо,
Гордо реет багровый флаг.
86. Навсегда
Окаймленный горестною тенью,
Видит мир, от ярости дрожа,
Как с пальбой врываются в селенья
Рыцари отмычки и ножа.
Трупов исковерканные груды,
Города, спаленные дотла…
Всюду кровь горячая и всюду
Ржавый след насилия и зла.
Это смерти, рабства и позора
Злобою сведенное лицо,
Плюнь в него — и вражескую свору
Захвати в железное кольцо!
Враг ведет на смерть перед собою
Наших братьев, девушек, детей,
И померкло небо голубое
От проклятых дьявольских затей.
Кровью набухающее море
Кажется суровым и седым,
Вдовьих слез, насилие и горе
Никогда врагу мы не простим!
Месть страшна — пусть молит враг: «Не надо»,
Хлынув в исступлении назад,
Говорим: «Бандитам нет пощады,
Не забыть расстрелянных ребят».
Близок день, когда в глубокой бездне,
Не оставив грязного следа,
Свастика кровавая исчезнет —
И земля воскликнет: «Навсегда»!