Советские спецслужбы и Красная армия — страница 51 из 53

Между Троцким и Дзержинским

Особые отделы изначально стали самостоятельной, строго централизованной структурой, вошедшей — при Михаиле Кедрове номинально — в общую систему органов ВЧК. На практике предстоял длительный процесс включения военной контрразведки в общую структуру органов государственной безопасности.

В мае 1919 г. было объединено командование вооруженными силами Российской, Украинской и Белорусской национальных республик. С июня руководство всей деятельностью особых отделов трех республик стало осуществляться из единого центра — РВС Республики и Особого отдела ВЧК[1192].

Для максимального обеспечения безопасности РККА 3 мая 1919 г. Оргбюро ЦК приняло предложение Дзержинского, чтобы представитель Особого отдела ВЧК «еженедельно делал доклады чл[ену] ЦК Сталину для доклада Оргбюро или непосредственно Оргбюро». О состоявшемся решении поставили в известность М. С. Кедрова[1193]: Сталин был человеком жестким, и Дзержинский, очевидно, надеялся с его помощью расправиться с самостоятельностью председателя Особого отдела, упорно именовавшего себя председателем Управления ОО ВЧК. Сталин и Дзержинский сработались еще в январе 1919 г., когда их вместе направили для ликвидации «Пермской катастрофы», в результате которой пострадал престиж Троцкого и Свердлова.

13 мая Совет Обороны одобрил подготовленное в РВСР постановление о переподчинении особых отделов. Военные добились на совместном заседании Политического и Организационного бюро ЦК прав для Реввоенсоветов назначения и смещения с должностей соответствующих начальников Особых отделов. Более того, Оргбюро и лично Феликсу Дзержинскому поручили «найти ответственных руководителей для Особого отдела ВЧК». Фактически военные получили согласие на замену Кедрова на посту руководителя ОО при ВЧК, хотя допустить к руководству военной контрразведкой человека Троцкого партийное руководство ни за что бы не согласилось[1194].

В условиях лета 1919 г., когда одно контрреволюционное выступление в армии следовало за другим, а в центре — в Москве — агентурные сводки курировавшего центральный военный аппарат и отчасти Полевой штаб Особого отдела при МЧК фиксировали рост градуса напряженности, обособленность аппарата ОО ВЧК стала недопустимой. К тому же, случались и откровенные курьезы. 25 июля, получив требование Дзержинского об аресте двух очередных «заговорщиков» (командующего 12-й армией генштабиста Г. Я. Кутырева и члена РВС старого большевика А. Я. Семашко), Троцкий, не удостоив председателя ВЧК личным ответом, передал своему заместителю для доклада в ЦК: «Принимая во внимание ряд произвольных арестов, которые несут жесткую дезорганизацию», дальнейшие аресты проводить «только по прямому постановлению Цека». Склянский направил телеграмму Троцкого Ленину, Стасовой и Смилге[1195]. Кутырев и Семашко были арестованы: первый за требование подчинения 7-й армии (как известно, руководимой членом Политбюро Г. Е. Зиновьевым), а второй — за хорошее отношение к военным специалистам. Из документов можно сделать предположение, что это были козни Зиновьева. Косвенно это подтверждается длительным отсутствием реакции на телеграммы Троцкого по этому поводу в ЦК РКП(б)[1196], результатом был состоявшийся, вопреки заверения Троцкого, арест Кутырева и Семашко. Тогда председатель РВСР через Склянского отписал в Центральный комитет партии: «Прошу сообщить, почему арестован Семашко. Напоминаю, что это партийный работник с серьезными заслугами по части организации формирований. Его преступление на Запфронте состояло в том, что он требовал подчинения 7-й армии Запфронту. Он был арестован против состоявшегося соглашения Лациса и Раковского, против моего заявления, что без санкции ЦК он арестован не будет. От ЦК никакого ответа я не получил на свой запрос. Между тем Семашко арестован. Жду ответа. Жабин — политком 11-й дивизии — его характеризует с лучшей стороны. Дивизию он привел в хорошее состояние. Из доклада вытекает совершенно недопустимое и прямо преступное отношение к русским частям на Латышском фронте. Доклад препровождается с курьером»[1197].

6 августа 1919 г. Полит— и Оргбюро на совместном заседании рассмотрели вопрос об аресте Г. Я. Кутырева, по итогам чего приняли решение «запросить Павлуновского»[1198]. 13 августа 1-й заместитель Особого отдела отписал Склянскому для Троцкого: «Передаю 2 документа, из которых первый представлен по моему требованию: [I.] «Товарищу Склянскому. По делу об аресте члена Реввоенсовета Семашко и генштаба Кутырева могу дать следующие объяснения: 1) В следствии о Зап[адном] фронте имеются материалы о Семашко и Кутыреве, материалы вполне достаточные для возбужения против них следственного процесса, но ни в коем случае недостаточные для ареста указанных лиц; 2) Примерно месяц тому назад в Москве был заместитель т. Лациса, которому я и передал все фактические данные о Семашко и Кутыреве, с тем чтобы УкрЧК провела дальнейшее по данным Особого отдела следствие, сама сделал[а] определенные выводы; 3) Категорически утверждаю, что никаких распоряжений ни в письменной, ни в устной форме об аресте Семашко и Кутырева не отдавал и отдавать не мог. Я неоднократно советовался с тт. Гусевым и Данишевским о том, как удобнее вызвать их для допроса по делу, причем если и предусматривалась возможность ареста Семашко, то только в связи с его показаниями по делу; 4) Арест и доставление в Москву Семашко и Кутырева явились для меня полной неожиданностью, сорвавшей дело. С товарищеским приветом Павлуновский»; II. «Удостоверение… члену Реввоенсовета Семашко, генштабу Кутыреву и делопроизводителю Рогозину, с тем что они освобождены из-под ареста без предъявления обвинения»[1199]. Словом, я не я и лошадь не моя. А в дураках в очередной раз оказался Великий и Могучий Лев Давидович. Только Троцкий был не тем человеком, который мог стерпеть издевательства бывшего матроса. 15 августа председатель РВСР выразил в телеграмме «крайнее сожаление» по поводу состоявшегося-таки неправомерного ареста Кутырева и Семашко из 12-й армии («безобразия»)[1200]. Из приказа по Полевому штабу следует, что 16 августа Г. Я. Кутырев отправился к себе в 12-й армию[1201]. Вероятно, требования Троцкого на этот раз не были проигнорированы. Но особисты уже не могли остановиться. Узнав о замыслах очередных арестов (на этот раз командира бригады Афонского), Троцкий 14 августа 1919 г. назвал заместителя Кедрова И. П. Павлуновского «человеком психически неустойчивым», которому «невозможно» «выдавать… заслуженных работников на основе его подозрений». Председатель РВСР предложил Политбюро ЦК телеграммой заменить руководителя ОО ВЧК на «ответственное лицо, внушающее доверие к способности разобраться в деле и в людях»[1202]. Обвинение Афонского было основано на фабрикации 4-месячной давности «удостоверений с подложными печатями» (15 августа Троцкому доложил об этом Склянский)[1203]. Троцкий 18 августа возложил на Склянского решение вопроса по сношению с ОО ВЧК[1204]. В тот же день Политбюро, рассмотрев телеграмму Троцкого, отказало в освобождении Афонского: «Из представленных Особым отделом документов выяснилось, что Афонский привлекается Ревтрибуналом 6-й армии и что против него имеются весьма серьезные обвинения». К сложившейся ситуации Политбюро отнеслось со всей серьезностью: «Постановлено поручить разбор этого дела комиссии в составе: тт. [Х.Г.] Раковского, [Г.Л.] Пятакова и [Я.Х.] Петерса. ЦК придает этому делу особое значение ввиду серьезности улик, просит срочно рассмотреть дело и представить на заключение в ЦК»[1205]. Относительно Павлуновского «ЦК находит, что никаких данных для присоединения к мнению Троцкого нет». Возможно, на вердикт повлияло присутствие на заседании Феликса Дзержинского: военное ведомство представлял Эфраим Склянский, не имевший в партии никакого веса[1206]. Да и член Коллегии ВЧК Петерс обязан был отстаивать позиции Павлуновского. По сути решение Политбюро представляло собой негласную легализацию политики Особого отдела в отношении сотрудников ведомства Троцкого. Однако и оставлять неуправляемого Кедрова у руководства военной контрразведкой было недопустимо. 18 августа 1919 г. Особый отдел ВЧК возглавил председатель ВЧК Дзержинский; 1-м заместителем председателя ОО стал И. П. Павлуновский[1207].

28 июля 1919 г. на заседании Оргбюро ЦК Дзержинский поставил вопрос о переводе члена Коллегии ВЧК Варлаама Аванесова из Наркомата госконтроля на работу в ОО ВЧК вследствие важности работы Особого отдела. ОБ высказалось за перевод Аванесова, но окончательное решение оставили до согласования с наркомом госконтроля Иосифом Сталиным. Исследователь О. И. Капчинский в этой связи отметил, что Аванесов к тому времени уже входил в Коллегию ВЧК как представитель ВЦИК и Наркомата госконтроля и хорошо знал контрразведывательную работу[1208]. В. А. Аванесов стал 2-м заместителем председателя ОО[1209].

При этом осенью 1919 г. Особый отдел ВЧК по требованию Троцкого смещал начальников особых отделов на фронте[1210].

До Политбюро не дошел другой скандал, связанный с Мартыном Лацисом. 20 ноября 1919 г. во Всероссийский главный штаб и РВСР обратился с рапортом военный комиссар Западного военного округа, который был на ножах с Особым отделом Западного фронта: Лацис арестовал военного руководителя ЗапВО А. Н. Де-Лазари[1211], по мнению военкома, необоснованно. После освобождения Де-Лазари из-под ареста и амнистирования, о чем член РВС Западного фронта И. И. Юренев сообщил в Москву, притеснения Лацисом других руководителей окружного военкомата продолжались. Военком просил пресечь деятельность ревизионной комиссии под председательством Лациса, назначить новую комиссию из центра для ревизии деятельности комиссариата, немедленно отстранить Лациса от занимаемой должности и предать его суду, прекратить дело Де-Лазари. Естественно, последнее пожелание РВСР оставил без последствий, но уже 21 ноября поставил убрать Лациса из военной контрразведки Западного фронта, изменить состав резионной комиссии, для чего направить туда представителя и комиссара от Военно-морской инспекции[1212].

Оформление организационной структуры и кадрового состава (1919 г.)

В структуре ОО ВЧК в 1919 г. осталось наследство Отдела военного контроля — Регистрационное отделение во главе с Я. П. Роценом, который 25 июля 1919 г. возглавил Регистрационный отдел ВЧК, переименованный 25 мая 1920 г. в Регистрационно-статистический[1213]. В задачи Регистрационного отделения в 1919 г. входили сбор и анализ материалов о шпионских и контрреволюционных организациях, применяемых ими приемах преступной деятельности. В составе отделения наметили создание так называемых «столов» архивариусов и делопроизводителей. «Столы» фактически приступили к формированию «текущего архива» Особого отдела. Регистрационный отдел состоял из трех отделений: 1) учета преступного элемента, состоящего из столов политпартий и духовенства, контрреволюционных, шпионских и белогвардейских элементов, уголовного элемента, а также арестованных лиц; 2) учета комсостава Красной армии; 3) учета советских служащих, а также стола регистрации иностранных подданных, карточного бюро и архива ВЧК[1214]. 12 декабря 1919 г. Президиум ВЧК, рассмотрев вопрос «О правильной регистрации дел, находящихся в подведомстенных учреждениях ВЧК в регистрационном отделе ВЧК», вменил в обязанность комендантам ВЧК, Особого отдела ВЧК, МЧК, Особого отдела при МЧК, Транспортного отдела ВЧК, РТЧК центра, всех УТЧК Московского узла ежедневно доставлять к 11 часам утра списки арестованных и освобожденных за истекшие сутки[1215]. Более того, заведующий Регистрационным отделом (Роцен) лично обязывался «ежедневно» докладывать Президиуму о правильности поступающих в Регистрационный отдел сведений. Не зря 21 ноября 1920 г. Дзержинский писал: «Самое важное — это организация справок, собирание материалов однородных в одно [дело] и прозрачность дел заключенных»[1216].

На апрель 1919 г. структура Управления Особого отдела ВЧК выглядела следующим образом: председатель (М. С. Кедров), 1-й заместитель председателя и одновременно заведующий Секретно-оперативным отделом (А. В. Эйдук), 2-й заместитель председателя (И. П. Павлуновский), Общее отделение (по сути секретариат, Ф. И. Эйхманс), Активное отделение (агентурная работа, наблюдение, аресты и обыски, А. Х. Артузов), Следственное отделение (врид В. Д. Фельдман), Организационно-инструкторское отделение (врид И. Зорин), Регистрационное отделение (Я. П. Роцен), Комендантское отделение (Крумин), Казначейское отделение (В. И. Гайлит), Бюро по выдаче пропусков (Барда)[1217]. В. И. Гайлит работал еще в Опероде Наркомвоена — бухгалтером Контрольной комиссии; таким образом, только двое из девяти начальников структурных подразделений Особого отдела ВЧК были бывшими сотрудниками Аралова[1218].

Высшее большевистское руководство придавало большое значение подбору и расстановке кадров особых отделов. 10 июня 1919 г. Политбюро и Оргбюро ЦК поручили Оргбюро выделить для работы в особом отделе оборонявшей Петроград 7-й армии нескольких коммунистов, обладавших соответствующим опытом. Через некоторое время большевистский ЦК «рекомендовал» Оргбюро усилить Особый отдел ВЧК ответственными работниками[1219].

В условиях летнего наступления белогвардейцев 1919 г. ЦК РКП(б) 15 июня обязал все партийные учреждения и их работников сообщать в особые отделы обо всех фактах измены, дезертирства и шпионажа[1220]; руководство ОО ВЧК впоследствии подчеркивало значение этого решения ЦК, «распространяющегося и на комиссарский состав» Красной армии[1221]. А 22 июня вышло постановление ВЦИК, возложившее (разъясняла в приказе ВЧК) «на ЧК… более чем когда-либо тяжелые задачи — очистки Советской республики от всех врагов рабоче-крестьянской России… Внутри страны белогвардейцы, пользуясь частичными (курсив мой. — С. В.) нашими неудачами, подымают головы и стараются связаться с заклятыми врагами пролетариата — Колчаками, Деникиными, финскими, польскими и иными белогвардейцами. В самом тылу нашей армии происходят взрывы мостов, складов, кражи и сокрытие столь необходимого армии оружия и пр. и пр.»[1222]

13 июля объединенное заседание Политбюро и Оргбюро ЦК выработало требования к качествам, которыми должны обладать работники особых отделов. Коммунисты, направленные на работу в органы военной контрразведки, должны были знать военную обстановку и [быть знакомы с] армейской средой, владеть методами конспиративной работы и иметь стаж практической деятельности в советских контрразведывательных органах[1223]. Таким образом, предполагалось, что военными контрразведчиками станут коммунисты, уже получившие опыт работы в ВЧК и ее органах.

В сентябре 1919 г. были введены должности особоуполномоченных ОО ВЧК, ими стали В. Р. Менжинский[1224], К. И. Ландер, А. Х. Артузов, Я. С. Агранов, В. Д. Фельдман. 3 ноября создано Управление делами Особого отдела во главе с аппаратным гением Г. Г. Ягодой[1225], бывшим управляющим делами у свояка Кедрова Н. И. Подвойского[1226]. 29 июля В. А. Аванесов, Г. Г. Ягода были кооптированы в Коллегию ВЧК[1227]. Примечательно, что в коллегию не вошел И. П. Павлуновский.

Сменивший Артузова на посту начальника Активной части ОО ВЧК Нагорный ответил в Управление делами РВСР на срочный запрос, «по какому делу арестован 19… октября [1919 г.] сотрудник Центрального управления военных сообщений при РВСР Николай Николаевич Крюгер, в чем таковой обвиняется и не представляется ли возможным освободить его в скорейшем времени» следующим образом: «Особый отдел ВЧК не может сообщить до окончания следствия, в чем обвиняется т. Кригер. Вообще же Особый отдел до окончания следствия никому справки подобного рода не дает. Все дела об арестованных находятся у следователей»[1228]. Комментарии, что называется, излишни…

На декабрь 1919 г. в составе ОО находились Управление делами; 4 отдела (Информационный, Следственный, Агентурный и Административный[1229]); кроме того, при Особом отделе существовала специальная Внутренняя тюрьма[1230].

Органами, непосредственно ведающими «активной» борьбой с контрреволюцией и шпионажем на фронте, являлись фронтовые и армейские особые отделы, в тылу — губернские особые отделы; особые отделы формировались и при военных округах. Районы действия особых отделов определялись инструкцией. Подчинялись они ОО ВЧК, но при этом по вопросам подчиненности особых отделов фронтов и армий неоднократно высказывались различные мнения — и не только в кровно заинтересованных в решении вопроса военных органах, но и в самих особых отделах. Чекисты старались переиграть постановление VIII съезда РКП(б) о подчиненности фронтовых и армейских особых отделов. Впоследствии вопрос неоднократно обсуждался на самом верху большевистского Олимпа — в Политбюро ЦК РКП(б)[1231]. Имели место случаи маленьких, но, несомненно, приятных Дзержинскому побед над Троцким. Так, 18 сентября, обсудив заявления Троцкого и Л. П. Серебрякова «о том, что отозвание завособотделом Южфронта т. Хинценберга и назначение его на место т. Бреслава произошло без соглашения с Реввоенсоветом Южного фронта», Политбюро ограничилось предложением «Дзержинскому сговориться по этому вопросу с т. Серебряковым»[1232].

Съезд особых отделов в 1919 г., или Подведение первых итогов и постановка новых задач

Лето и начало осени 1919 г., помимо выполнения ленинского «спецзаказа» по аресту главнокомандующего всеми вооруженными силами Республики и его ближайших сотрудников, рассмотренного нами на страницах книги «Троцкий и заговор в Красной Ставке», было ознаменовано ликвидацией в сентябре 1919 г. военной организации Всероссийского национального центра (ВО ВНЦ), первый глава которой — генерал Владимир Соколов — был арестован еще в феврале 1919 г. и допрашивался председателем Особого отдела ВЧК Михаилом Кедровым в марте.

Первые итоги деятельности Особого отдела подвел доклад 1-го заместителя председателя ОО Ивана Павлуновского 22 декабря 1919 г. на съезде особых отделов. Объект разработки особистов обозначен сразу: «Точно устанавливается тот факт, что во все периоды революции нам приходится иметь дело все с одной и той же объединенной офицерской организацией, которая в борьбе с Советской властью приспосабливается к формам строительства Советской власти». Таким образом, речь идет о борьбе прежде всего не со шпионажем, а с внутренней контрреволюцией. По словам И. П. Павлуновского, «для правильной постановки работы особого отдела как в центре, так и на местах необходимо иметь в виду, что форма борьбы с контрреволюцией находится в тесной и непрерывной связи с развитием самой контрреволюции, что методы и действия контрреволюции в разные периоды различны». Павлуновский выделил 3 таких периода:

1) «Красногвардейский» (здесь и далее названия даны мной. — С. В.) — от Октябрьской революции до формирования Красной армии. Фактически И. П. Павлуновский анализирует успехи Отдела военного контроля, т. е. военной контрразведки 1918 г. На данном этапе «контрреволюционные организации… носят чисто боевой характер уличной борьбы с Советской властью и строятся… как тройки, пятерки и т. д.». Главной особенностью первого периода Павлуновский назвал его «партизанский… характер: эти десятки, тройки и пятерки… не объединены единым центром»; контрреволюция развивается «не в организме Красной армии», а вне его; даже такие выступления как Ярославский и Рыбинский мятежи, происходят независимо друг от друга. Основной задачей военной контрразведки во время формирования фронтов стало «не дать Каледину или Деникину кадрового состава», т. е. препятствие офицерам перейти на сторону Каледина или Деникина. ВЧК (поправим Павлуновского — Отделение военного контроля Оперода и ВЧК) «блестяще» справилась с поставленной задачей и сохранила «громадный процент» военных специалистов в рядах Красной армии. Разгром существовавших офицерских ячеек совпал «с моментом строительства… армии, с регулярным пополнением».

2) Технической измены — подготовительный период формирования контрреволюционных сил в армии. На данном этапе, по мнению И. П. Павлуновского, «прекращается персональное предательство». Контрреволюция в армии развивается по двум направлениям: «с одной стороны, складывались кадры уличных бойцов для свержения Советской власти, с другой стороны, они действовали с помощью тех элементов, которые проникли в ряды Красной армии. Из документов [Н.Н.] Щепкина (последний глава московской организации ВНЦ. — С. В.)… известно, что создавались кадры генштабистов, которые рассовывали по органам управления и объединяли в своих руках. Таким образом, мы встречаемся с подготовкой технического захвата наших аппаратов»; «контрреволюции удалось захватить некоторые наши аппараты, главным образом укажу на пример Ханской ставки, которая формировалась так, чтобы туда попали белогвардейские элементы, которых мы имели и на Красной горке. Все органы управления в Кронштадте, начиная от базы морского флота, кончая управлениями Кронштадта и Красной горки и сухопутной обороны, были не чем иным, как концентрированным белогвардейским аппаратом…[1233] Из указанных участников защиты Кронштадта выяснилось, что она строилась на возбуждении населения против Советской власти и для развала нашей армии. Она формировалась так, что 12-дюймовые орудия могли выбросить большие снаряды, и в целях обороны Кронштадта технический персонал устраивал стрельбу, в результате [чего] получилось: оборона Красной горки в силу порчи материальной части была уменьшена. Стрельба по отдельным разведочным пунктам возбуждала против Советской власти то население, сыновья которого уже находились в качестве рядовых и составляли бойцов Красной горки. Возбуждение населения передавалось на форты, и использовался технический аппарат, с одной стороны, в целях уменьшения боевой способности крепости, с другой — для возбуждения населения, в результате чего Красная горка и оказалась восставшей против Советской власти. Им удалось захватить управление 2-й дивизии, которое было переброшено на Красный фронт. Вся задача заключалась в том, что она должна была иметь технические задания, т. е. согласовывать свои планы с задачами Юденича…». Контрреволюция на втором этапе закончила подготовку генштабистов и смогла захватить «целый ряд» аппаратов управления армии; в ее руках оказалась «система Красной армии и… кадр полков, дивизий до корпуса включительно». Действия ВЧК (теперь действительно ВЧК!) на данном этапе оцениваются И. П. Павлуновским так же высоко.

3) Технического использования аппарата управления армии — «Благодаря тому, что почти во всех органах [военного] управления сидели белогвардейцы, наш аппарат работал для них лучше, чем для нас. В момент подготовки выступления, когда белогвардейской организации понадобились снаряды, они выписывают их из Артиллерийской школы, которая по штату пушек иметь не должна, и проделывают это очень легко, посылают в Калугу и через несколько дней получают снаряды. Но всем известно, что значит получать снаряды для наших организаций. Понадобилась пушка, Миллер приходит и заявляет, что одну пушку он берет и передает в Артил[лерийскую] школу, которая… по штату пушек иметь не должна… Технические школы были поставлены так, чтобы в любой момент быть использованными против Советской власти, чего они не могли бы поделать, если бы не имели возможности использовать советский аппарат. Миллер… подбирает, с одной стороны, [начальника Оперативного управления Всероглавштаба] [С.А.] Кузнецова, расстрелянного, а с другой — называть не буду, и передает им школы».

В связи с разгромом контрреволюционных организаций в Москве и Петрограде белогвардейская разведка, указал И. П. Павлуновский, лишилась источников информации в центре и потому контрреволюция будет «концентрироваться на фронтах»; «Шпионаж… до разгрома этих организаций был весьма слаб»; Всероссийский национальный центр «имел мощную организацию разведки» и передавал противнику «все необходимые сведения», а потому существование параллельной ВНЦ организации «со стороны Деникина было бы нецелесообразным»; «шпионаж фронта, который создается у Деникина, должен усилиться потому, что противник должен там создать свои организации» и забрасывать своих агентов для сбора сведений. Особому отделу поручалось «обратить на это самое серьезное внимание».

Павлуновский фиксировал изменение вектора работы Особого отдела вследствие успехов на фронтах: «Если до сих пор борьба со шпионажем сводилась к тому, что наша задача была путем кордонов ловить публику, которая едет оттуда сюда, то теперь она должна сводиться к тому, чтобы фильтровать тех, которые едут отсюда туда. При оставлении городов противник имел возможность насаждать своих агентов на советской территории». Перебежчиков из белого лагеря Павлуновский предлагать «арестовывать, фильтровать и направлять… для распыления на фронтах». Речь шла о перетасовке кадров.

1-й заместитель председателя ОО ВЧК обрушился с резкой критикой на Политическое управление РВСР и аппарат военных комиссаров в целом. По его словам, «деятельность каждого белогвардейца в организации управления объединяется техническими и исполнительными органами, а деятельность наших комиссаров ничем не объясняется». Из текста следует, что вся преамбула была призвана обосновать логику следующего предложения: сделать военкомов агентурой Особого отдела ВЧК. В принципе идея находилась в русле июньского решения ЦК.

Основные выводы недвумысленны, и имеет смысл ограничиться цитированием заключительного фрагмента:

«Очередные задачи, которые стоят перед особыми отделами фронтов и армий, следующие.

Борьба с фронтовой контрреволюцией, борьба с технической контрреволюцией, как одним из последних средств… в руках белогвардейцев, и борьба со шпионажем, который приобретает новые, еще неизвестные формы, создавая по ту сторону органы и перебрасывая их сюда. Ясно, что методы действий в борьбе с контрреволюцией должны быть другие.

Мы не раз учитывали то обстоятельство, что, несмотря на то что контрреволюция в своем развитии переходит от этапа к этапу, наши особые отделы остаются. Методы их действия целиком соответствуют первым методам развития и основаны на слежке и на секретной агентуре в то время, когда они используют наши аппараты как техники-специалисты. Здесь можно действовать только правильно поставленной информацией». Для ликвидации технической измены военспецов предполагалось максимальное усиление Информационного отдела, для пресечения фронтовой контрреволюции — «реорганизация на новых началах как розыскных, так и следственных органов»[1234].

Доклад был обсужден съездом особых отделов 25 декабря. По итогам дискуссии была принята резолюция, в целом соответствующая предложениям Павлуновского. Как отметили составители сборника «Архив ВЧК», «в числе необходимых мер предполагалось: обращать больше внимания на факты «технический измены», усовершенствовать аппарат оперативной информации, включая возможности института военных комиссаров (курсив мой. — С. В.), делегировать в особые отделы «наиболее ответственных, испытанных и старых партийных работников», участвовать в заседаниях фронтовых реввоенсоветов с правом совещательного голоса; провести новую регистрацию армейского командного состава и усилить собственные аппараты. Кроме того, следовало организовать зафронтовую и закордонную работу в местностях, занятых белыми армиями, и в некоторых странах Западной Европы, где имелись «белогвардейские центры». Были приняты решения о дополнениях к нормативным документам, которые касались деятельности ЧК и Особых отделов». По результатам работы съезда в последующие 2 дня Павлуновский и Г. Г. Ягода утвердили «штаты особых отделов-отделений фронта, армии и дивизии»[1235].

Вероятно, под давлением иностранных представительств около 13 января Дзержинский подписал приказ ВЧК, в котором обязал ОО ВЧК и ОО МЧК, Коллегию по делам заложников при ВЧК, Отдел принудительных работ, всех заведующих лагерями, членов коллегий, ведающих делами иностранных подданных, во все провинциальные ЧК и особые отделы армии — в 3-дневный срок со дня получения приказа представить в Президиум ВЧК (копию в НКИД) «все списки, которые должны были вестись специально на этот предмет, всех иностранных граждан, числящихся… в качестве заложников, уголовных, политических осужденных или подследственных, или вообще содержащихся по какому-либо поводу, а если таковых списков нет, то немедленно их составить. В списках должно быть указано основание ареста, с какого времени содержится и какой национальности иностранец. Списки… впредь неукоснительно вести… а также сообщать об аресте каждого иностранца в Наркоминдел. Неисполнение… повлечет самую строгую ответственность лиц, стоящих во главе отделов, в производстве которых находятся дела иностранных подданных»[1236].

31 января 1920 г. самостийности Особого отдела ВЧК был нанесен смертельный удар. Коллегия ВЧК, на заседании которой из руководящих работников военной контрразведки был только Дзержинский, рассмотрев, казалось бы, безобидный вопрос «Об Особых отделах в губерниях», вынесла постановление, состоявшее из двух частей. Первая часть — по сути вопроса: «Особый отдел является отделом губЧК. Бухгалтерия, Казначейство и Хозяйственная часть — общая с губЧК, где таковые невозможны по техническим [условиям], доносить в ВЧК». Во второй части постановления коллегии есть место об ОО ВЧК: «Смета Особого отдела в центре и на местах объединяется со сметой ВЧК»[1237]. Таким образом, руководство ОО становилось начальством без денег.

Вчерашний матрос Павлуновский, вероятно, раздражал Дзержинского в роли 1-го помощника по военной контрразведке. «Ввиду оставления всего тыла и командного состава Колчака в Сибири» Сибревком просил Дзержинского направить к ним «для организации ЧК и борьбы с контрреволюцией» члена коллегии ВЧК Я. Х. Петерса, которого сам председатель ВЧК ненавидел и неоднократно предлагал перевести на другую работу. Казалось бы, представился отличный шанс избавиться от человека, который уже занимал его пост после левоэсеровского мятежа, Однако Дзержинский предложил Сибревкому кандидатуру Павлуновского. В результате после переговоров члена коллегии ВЧК В. А. Аванесова с В. И. Лениным именно Павлуновский и отправился «для руководства всеми сибирскими ЧК» уполномоченным ВЧК в Омск[1238]. 1 февраля 1920 г. заместителем председателя Особого отдела был назначен В. Р. Менжинский[1239].

7 марта 1920 г. Дзержинский, как глава ВЧК и ее Особого отдела, предоставил особым отделам фронтов и армий право на приговор к расстрелам — «если встречается необходимость предоставления прав полевого трибунала особотделу, для этой цели необходимо образовать коллегию из трех лиц при особотделе во главе начособотдела, которая представляется на утверждение Президиума ВЧК и Особотдела ВЧК»[1240]. Дело в том, что на ТВД право расстрела предоставили, помимо революционных военных трибуналов, коллегиям губЧК и гражданским трибуналам.

1920 г. был связан с переходом к трудовым армиям: Троцкому нужно было оставить как можно большее число красноармейцев под ружьем для обеспечения собственной власти. В связи с этим 3 февраля 1920 г. на открытии IV конференции губернских ЧК Феликс Дзержинский озвучил смену приоритетов и в деятельности ВЧК — «на наших фронтах положение коренным образом видоизменилось таким образом, что мы в состоянии нашу боевую Красную армию превратить в армию труда… В настоящее время центр тяжести переносится на экономическую жизнь»[1241], т. е. из Особого отдела в Транспортный отдел ВЧК. Перейдя к вопросу об особых отделах губернских ЧК, Дзержинский добавил: «Мы знаем, что не удалось наладить взаимоотношения между губернскими ЧК и особыми отделами. Таким образом, с одной стороны, необходимо наладить эти взаимоотношения, с другой стороны, сами задачи, которые имел Особый отдел… видоизменяются, в связи с тем, что у нас не предстоит дальнейшей мобилизации для Красной армии, которая и сужается, превращаясь в трудовые армии. Поэтому задача и организация Особого отдела требуют видоизменения, приспособления, приноровления к новым условиям»[1242]. 27 июня в том же духе Дзержинский высказался в письме В. Р. Менжинскому о необходимости совершенствования структуры и деятельности ВЧК: «Надо поднять ТО ВЧК на должную высоту. Не жалеть ему людей ответственных и материальных средств. Может быть, этот отдел сейчас даже важнее, чем Особый отдел. Вопрос победы на фронте и с продовольственной разрухой — это вопрос победы на транспорте с контрреволюцией и спекуляцией, пользующейся железными дорогами…»[1243]

В начале советско-польской войны в составе ОО было создано Иностранное отделение, занимавшееся созданием резидентур как на оккупированной польскими войсками территории, так и в отдельных случаях за пределами Советской Республики. Только иностранное отделение имело право направлять агентов за границу (на РУ правило не распространялось). Иностранное отделение работало неэффективно, что поставило вопрос о необходимости его выделения в самостоятельный отдел. Сказалось и желание руководства ВЧК ликвидировать параллелизм работы отделения с Отделением иностранной регистрации Оперода (заведующий отделением — Т. К. Крицман). Иностранный отдел ВЧК (ИНО) с функцией внешнеполитической разведки был создан на базе Иностранного отделения 20 декабря 1920 г.[1244] В конце декабря 1920 г. Дзержинский поручил В. Р. Менжинскому сосредоточить закордонную работу в ИНО, для чего созвать специальное совещание ВЧК и РУ. Совещание должно было решить вопрос «о едином начальнике всех агентов» ВЧК и РУ[1245].

Военная контрразведка против спецслужб Добровольческой армии

Разведчик Николай Батюшин с горечью вспоминал: «Образцом отрицательной работы контрразведки является ее работа в Добровольческой армии. Причиной тому было нежелание использовать опыт сведущих лиц императорского режима в лице хотя бы уцелевших чинов жандармского корпуса, т. е. введение в это специальное дело узкой партийности. Это обстоятельство в связи с отсутствием каких-либо инструкций по контрразведке и ставило борьбу с неприятельскими шпионами в безнадежное положение. Между тем в Гражданской войне контрразведке должно быть отведено более даже важное место, чем в войне с внешним противником», из-за «легкости проникновения шпионов. …Неразборчивость в деле привлечения лиц для занятия контрразведкой привела к целому ряду своевольных их деяний, дискредитировавших самую идею Белого движения. В конечном результате эта трагичность положения заставила штаб Добровольческой армии приняться за упорядочение этого важного дела, начав с разработки «Положения о контрразведке». Для рассмотрения проекта была создана комиссия из военных и гражданских лиц под председательством управляющего военным отделом (военным министерством) генерала Вязмитинова. В нее был приглашен и я, хотя начиная со 2 января 1918 г. мне не находилось в Добровольческой армии места по партийным, конечно, соображениям. Открыв заседание комиссии, генерал [В.Е.] Вязмитинов передал председательствование в ней мне. Комиссия эта рассмотрела проект Положения о контрразведке, который и представила затем на утверждение главнокомандующему генералу Деникину. Положение о контрразведке мало улучшило ведение ее в Добровольческой армии, т. к. ее верхам не удалось побороть разъедавшую партийность и привлечь к работе сведущих в этом деле лиц»[1246]. Впоследствии положение изменилось.

Особый отдел ВЧК в момент своего создания и становления был лишен возможности вести разведывательно-подрывную работу в белогвардейском тылу. Ситуация начала меняться с лета 1919 г., когда большевистские спецслужбы стали действовать двумя методами: засылкой в белогвардейские штабы разведчиков-одиночек для сбора информации военного характера; массовой заброской агентуры для проведения разведывательно-подрывных мероприятий в тылу белых, нередко во взаимодействии с подпольными организациями. При этом белые достигли больших результатов в разоблачении советских разведывательных организаций, но зато не смогли обеспечить сохранность сведений в собственных штабах[1247]. Так, военный контрразведчик Алексей Андреевич Дидрик во время штурма Ростова захватил с группой бойцов ряд важных штабных материалов[1248].

Особый отдел ВЧК в 1920 г. обладал достаточно полной информацией о системе разведывательных и контрразведывательных органов Русской армии генерала П. Н. Врангеля[1249]. Успешно работали и фронтовые особые отделы. В октябре особый отдел Кавказского фронта составил обзор сведений о деятельности антибольшевистских подпольных формирований на Кубани[1250]. Особисты давали высокую оценку своим противникам. Начальник оперативной части Особого отдела Кавказского фронта Р. Хаскин еще в июле докладывал: «Имея контрреволюционные организации по всей России и на Украине, которые работают в определенном направлении, Врангель подготавливает себе подходящую почву»[1251]. Кстати, не единичная оценка дееспособности спецслужб белых.

3 декабря Коллегия ВЧК постановила организовать Центральное управление ЧК и ОО на Кавказе. Член коллегии Иван Ксенофонтов обязывался обсудить с ОО Кавказского фронта «на месте» вопрос об организации Особого отдела Пограничной охраны[1252]. 7 января 1921 г. пленум Кавказского бюро ЦК РКП(б) предложил И. П. Бакаеву «слить чека и ос[обые] отделы армий, действующих на Кавказе, за исключением 11-й армии». Вопрос о слиянии чека и особых отделов на Кубани оставался открытым до согласования с особоуполномоченным ОО ВЧК. 8 января 1921 г. Дзержинский поручил Особому отделу ВЧК «разработать план работы на Кавказе по поимке агентов и шпионов Грузии и Антанты»[1253] (о шпионаже Антанты см. док. № 3.4.5).

Борьба с бандитизмом и повстанческой армией батьки Махно

Важным направлением деятельности особых отделов на местах была борьба с бандитизмом, в том числе с кулацкими бандами и Повстанческой армией батьки Махно. В принципе ее должны были вести войска ВЧК, но из-за их малочисленности командование войсками Красной армии было вынуждено снимать с фронта боевые части и направлять их на ликвидацию банд. Как пишет Ю. Б. Долгополов, бандиты смогли наладить собственную разведку, с аппаратом агентов в Красной армии, «которые в случае малейшей опасности тотчас ставили о ней в известность главарей банд». Члены банд в ряде случаев устраивались на работу в советские учреждения, в том числе в местные военные комиссариаты. Тогда банда «знала не только о численности, движении и других действиях красноармейских частей, но и о намерениях их командования, его планах. В этих условиях успех борьбы в значительной степени зависел не только от наличия красноармейских частей и их готовности быстро выступить на ликвидацию банды, но и от предварительной работы по установлению ее местонахождения, численности и вооружения, выявления сети осведомителей и пособников. Данные войсковой разведки не всегда давали желаемые результаты. Основная тяжесть предварительной работы по обеспечению успеха в деятельности войсковых частей Красной армии лежала на особых отделах. Деятельность особых отделов по борьбе с политическим бандитизмом протекала в двух основных направлениях. Во-первых, в обнаружении и ликвидации организованного бандитского подполья. Оно либо координировало действия нескольких банд, руководило ими, определяя объекты и момент нападения, либо выполняло функцию разведки, сообщая ее главарю о военной силе Советской власти в данной местности и других ее возможностях противостоять нападению банды. Во-вторых, особые отделы собирали наиболее полные данные о политическом лице банды, ее численности, составе, вооружении и настроении. На этой основе проводили разъяснительную работу среди членов банды, склоняя их к прекращению преступной деятельности, изоляции руководителей от рядовой массы, выдаче главарей, явке с повинной и т. д.[1254]

Особый отдел Украинского фронта в начале 1919 г. наладил получение информации о бандах анархистов Гуляй-Поля. Кроме того, в идах апреля 1919 г. Особый отдел арестовал ряд анархистов, имевших фальшивую печать бригады Нестора Махно[1255].

В июне 1920 г. непосредственно Ф. Э. Дзержинским была организована сплоченная «особая военная группа для борьбы с Махно»[1256].

В ноябре 1920 г. заместитель начальника управления особых отделов Южного и Юго-Западного фронтов (бывший заведующий Активным отделением Особого отдела при МЧК) К. Зонов докладывал заместителю председателя ВЧК В. Р. Менжинскому, что работа управления ведется по следующим направлениям: 1) разработка петлюровско-махновского повстанческого движения; 2) разработка польских организаций (см. ниже); 3) чистка Крыма; 4) фильтрация и опрос военнопленных; 5) чистка Красной армии от белогвардейского элемента; 6) ревизия работы Юго-Западного фронта; 7) изъятие анархистов на Украине в связи с предполагавшейся в этот период ликвидацией махновщины. По пункту первому: петлюровским организациям нанесли серьезные удары на Полтавщине и Харьковщине, причем на Полтавщине провели чистку примерно 40 учреждений от членов организации «Визволения Украины»; выявили связи петлюровских организаций «Губернский повстанческий комитет», «Областной повстанческий комитет», «Старое громадянство», «Наша думка», «Комитет визволения Украины» в Александровске и Павловграде с подпольем в Киеве и Одессе. По второму пункту — арестовали и отправили в Особый отдел ВЧК большинство руководителей польских агентурных сетей в Харькове, Полтаве, Павлограде и Александровске, а также подрывную команду; разрабатывали в районе г. Киева «ПОВ», причем большую часть членов организации выявили (намечался ряд операций по ликвидации). По пунктам первому и второму «центр тяжести» переносился в г. Киев.

По пункту третьему намечались массовые операции по очистке Крыма, для чего туда выехала группа из «очень хороших» оперативников и агентов под руководством начальника Особого отдела Юго-Западного фронта Ефима Георгиевича Евдокимова (начальника К. Зонова) и известного чекиста Василия Николаевича Манцева.

По пункту четвертому был налажен аппарат фильтрации и допроса военнопленных, пропускавший свыше тысячи человек в день. Военнопленные делились на 4 группы: офицерство, добровольцы, рядовые врангелевцы и бывшие красноармейцы. Первые и вторые направлялись в следственную часть Особого отдела фронта, третьи — (согласно указаниям ОО ВЧК) — в тыловые губернии, четвертых (в зависимости от сроков пребывания в плену) — «или в Запасную армию, или [в] тыловые губернии вместе с врангелевцами». Всего военнопленных насчитывалось 23 тысячи человек.

По пункту пятому только намечалось изъятие бывших белых офицеров из 4-й, 12-й, 14-й и прежде всего 1-й Конной армии, в которой «масса шкуровцев и деникинцев, особенно в тыловых учреждениях»[1257] (не позднее 19 декабря 1920 г. заведующий особым отделом 1-й Конной армии и его заместитель были утверждены Ф. Э. Дзержинским).

По пункту шестому была выделена специальная группа для обеспечения безопасности штаба Юго-Западного фронта. На фронте имело место противостояние между Я. К. Берзиным и начальником Особого отдела фронта Авотиным. Межведомственные трения продолжались.

По пункту седьмому положение признавалось наиболее тяжелым «в связи с легализацией Махно и анархистов». В Мелитополе Е. Г. Евдокимов и В. Н. Манцев «оставили агентурную группу по наблюдению за махновским движением».

Предполагалось следующее разделение работы между особыми отделами Южного и Юго-Западного фронтов: 1) ликвидацию петлюровцев в районах Полтавы, Харькова, Павлограда и Александровска (а затем и в других местностях Украины) передать особому отделу при Цупчрезкоме; 2) дела по ликвидации петлюровских организаций и польских резидентур, а также по чистке армии от «белогвардейского элемента» передать особому отделу Юго-Западного фронта. Чистку Крыма и ликвидацию махновщины Управление особых отделов Южного и Юго-Западного фронтов оставило за собой, и не ошиблось в выборе[1258]. При этом активизация крестьянского движения под руководством батьки Махно привела к тому, что 18 ноября 1920 г. Политбюро специальным постановлением «О борьбе с махновщиной» поручило Ф. Э. Дзержинскому «как особо важную задачу принять экстренные меры для полного обезвреживания отряда Махно и махновщины». Разумеется, все действия должны были согласоваться с Л. Д. Троцким[1259]. 27 ноября Дзержинский передал по прямому проводу на Украину: «Анархо-махновцы на территории Украины должны быть немедленно арестованы. Главари препровождены секретно [в] Москву. Должны быть привлечены все силы ВНУС, Чека, Особотделов и фронта для разоружения и ликвидации банд одним коротким ударом (курсив мой. — С. В.), как это было сделано в Москве в [19]18 году, сломав самым беспощадным образом всякое сопротивление»[1260]. (В апреле 1918 г. стараниями Дзержинского сотня чекистов при одном броневике за ночь ликвидировала банды «анархистов», в которых насчитывалось несколько тысяч человек. Этот сюжет мог бы переплюнуть «Крестного отца» М. Пьюзо.)

28 декабря 1920 г. РВСР, рассмотрев на заседании с участием Ф. Э. Дзержинского вопрос о бандитизме на Украине, постановил: «Войска Особого отдела и ВЧК выделить из состава войск внутренней службы РСФСР и свести их в самостоятельные единицы». Причем эти меры военное ведомство обязывалось согласовывать с НКВД[1261].

3 февраля 1921 г. заместитель командующего всеми вооруженными силами на Украине К. А. Авксентьевский издал приказ «в целях извлечения из Красной армии случайно, а иногда и намеренно попавшего в нее вредного элемента распоряжением командующих войсками округов и армий образовать комиссии под председательством военных комиссаров соответствующих частей и штабов при участии представителей в ней политических управлений и особых отделов»[1262].

Военная контрразведка против Антоновщины

27 декабря 1920 г. оперативная пятерка ВЧК (Дзержинский, Менжинский, Ягода, Самсонов, Г. И. Благонравов) предложила Тимофею Самсонову, известному своим «героическим» прошлым (организация банды, проведение эксов на Украине), «разработать план борьбы (агентурной) по материалам для взрыва банд изнутри»[1263]. Через 2 дня на совместном заседании Дзержинского с военными было принято решение: «Обратить особое внимание на методы партизанской борьбы, а равно применения методов, употребляемых бандитами для борьбы с ними же»[1264]. Наиболее крупным достижением особистов было, вероятно, «имитирование кубано-донской повстанческой бригады Фролова в районе села Кобылинка, что привело к уничтожению главарей бандитизма» (цитируется приказ М. Н. Тухачевского о награждении орденом Красного Знамени начальника особого отдела бригады Г. И. Котовского Николая Алексеевича Гажалова). Гажалов и чекисты Тамбовщины в результате тщательно разработанной и осуществленной операции через внедренных в банды агентов свели главарей нескольких банд для встречи с якобы прорвавшимися с ним с Дона и Кубани белоказаками. Роль атамана сыграл сам Котовский, а казаков — его конники. Почти все главари банд были захвачены, оказавшие сопротивление уничтожены[1265].

Военная контрразведка на Восточном фронте

На Восточном фронте военными контрразведчиками был проведен ряд успешных операций: так, Николай Михайлович Быстрых ликвидировал колчаковскую агентуру в штабе 3-й армии; Петр Васильевич Гусаков установил связь с подпольными организациями большевиков на захваченных войсками Колчака территориях; Александр Афанасьевич Косухин доставил в Казань по приказу В. И. Ленина золотой запас страны, отбитый у колчаковцев в Иркутске, разоблачил нескольких колчаковских агентов и одного резидента[1266].

После разгрома войск А. В. Колчака особый отдел Восточного фронта чуть было не ликвидировали. 12 января 1920 г. член РВС Восточного фронта И. Н. Смирнов жаловался в телеграмме Ленину (в копии Н. Н. Крестинскому и Ф. Э. Дзержинскому): «Всероссийское ЧК приказало особому отделу Востфронта выезжать [в] Москву. Сообщаю, что у них около 7 тыс. пленных офицеров, столько же поляков, сейчас забираем у Канска чехов. Все государственные учреждения Колчака остались здесь, вся буржуазия тоже. Надо все это прикончить до весны, работников ЧК сейчас здесь совсем нет, единственная надежда была на особый отдел фронта. Отмените распоряжение Павлуновскому, иначе мы не переварим остатков колчаковщины, и пошлите сюда Павлуновского». Ленин запросил заключение Павлуновского и получил ответ: «Постановление о раскасировании Особого отдела Востфронта отменено: телегр[амма] Смирнова запоздала»[1267]. Действительно, 17 января Павлуновский и Герсон направили Ленину «для сведения» копию своей телеграммы от 11 января в особый отдел Восточного фронта с распоряжением «приостановить» выполнение приказа о приезде в Москву[1268].

Весьма интересен доклад начальника информационного отдела Восточного фронта Э. Кадомцева секретарю ЦК РКП(б) Е. А. Преображенскому (25 апреля 1920 г.): «Тов. Артем, будучи в Уфе, определенно… именем ВЧК, предложил не распускать мой разведывательный аппарат, а приспособить его к работе, Вам известной. Я передал т. Артему смету и некоторые соображения, но ни Артема, ни сметы не вернулось в Уфу. Между тем полмиллиона денег из средств Региступра [я] задержал на расходы и теперь [нахожусь] в полном недоумении. Прошу Вас или восстановить нити содеянного т. Артемом, или переговорить с т. Дзержинским специально по следующему. Я, работая в Особом отделе Туркармии и информотделе Восточного фронта, на основании опыта заявляю, что: 1) Разведка и тайная агентура военно-стратегически-политическая здесь необходима, и ее нужно поставить так же, как [и] в Региструпе, т. е. как у меня было — это активное шпионство, приспособленное на случай восстаний и противодействий наших ближайших соседей — МЫ ШПИОНИМ; 2) Контрразведка — это вылавливание шпионов — это работа Особого отдела ЧК. То и другое можно объединить», распространив аппарат Кадомцева на 5 губерний, если бы в каждой из них разведывательные аппараты слили с губЧК и предоставили Кадомцеву соответствующие материалы, «как необходимые в масштабе 5 губерний». Однако этого сделано не было, и губернские ЧК не справлялись со своей работой. Кадомцев обязывался «при некоторых условиях на основании опыта и в контрразведке, и в разведке через полгода-год… организовать контрразведку в своих частях (особотдел армии) в соседнем государстве и буду по возможности предотвращать восстания, а не подавлять их, что гораздо дешевле. Прошу мне дать ответ настолько определенный, чтобы не идти под суд за неразрешенную трату денег»[1269].

Евгений Преображенский, получив доклад примерно через месяц после отправления, запросил мнение РУ. Владимир Ауссем резонно ответил 29 мая: «Организация агентурного аппарата, план которого представляет т. Кадомцев, нежелательна, ввиду того что все, о чем говорит т. Кадомцев, уже делается в ВЧК и его Особым отделом. Если же эта работа ими производится неудовлетворительно, то из этого следует, что нужно усилить их информационные аппараты персональным составом и другими средствами, но отнюдь не создавать параллельной, притом дорогостоящей организации. Совершенно непонятно, о каком «соседнем государстве», в котором нужно вести агентурную разведку, говорит т. Кадомцев. Для обслуживания государств, соприкасающихся с границами Западной и Восточной Сибири, у нас имеются регист[рационные] отделения при Западном и Восточном окр[ужных] воен[ных] комиссариатах. Ничего не возражая против опыта и познаний т. Кадомцева в агентурной работе, я нахожу, что присланное им «Руководство» представляет собою общее место тех сведений, которые можно найти в любом учебнике военной географии, топографии, тактики и т. д. Кроме изложенного, нахожу необходимым указать на незаконность расходования 500 тыс. руб., которые т. Кадомцев задержал у себя при сдаче дел регистротделению Западно-Сиб[ирского] воен[ного] округа, которое осталось без достаточного количества денег»[1270]. Большевикам было позволено все — видного партийного работника Артема (Ф. И. Сергеева) мало интересовало, что разведка не должна мешать Особому отделу. Как видно, сами руководители разведки также не до конца осознали, что их инициативы не встречают энтузиазма в центре.

Военная контрразведка и советско-польская война

Особому отделу ВЧК приходилось активно противостоять разведывательно-подрывной деятельности «дружественных стран», и прежде всего Польши. 23 августа 1919 г. Иван Павлуновский телеграфировал в секретариат Льва Троцкого: «В связи с открытым заговором белогвардейской, польской и шпионской организаций во всех советских учреждениях проведены аресты белогвардейских и польских элементов и [арестованные] эвакуированы из прифронтовой полосы и заключены в лагеря. Эта мера явилась необходимой для очистки прифронтовой полосы и невозможности произвести следствие в боевой обстановке с соблюдением максимума гарантии. В течение ближайш[ей] недели будет закончено все. Лица, не причастные прямо или косвенно к белогвардейской шпионской организации, будут освобождены, состоящие на учете Военного комиссариата будут переданы в распоряжение комиссариата для направления в другие фронты»[1271].

Осенью 1919 г., как показал на допросе в ВЧК проходивший по делу Всероссийского национального центра С. А. Котляревский, даже наиболее непримиримые к Советской власти слои населения разделились по вопросу об отношении к польской агрессии: «когда в Москве… стали ходить слухи о возможности войны с Польшей», только «некоторые радовались польскому наступлению как шансу освобождения от большевиков». В основной же массе считалось, что «в случае войны с поляками надо самим идти в Красную армию»[1272].

Начало широкого польского наступления на Украине и захват Киева в апреле — мае 1920 г. привели к подлинно национальному сплочению в расколотой Гражданской войной стране. Уже 1 мая генерал старой армии А. А. Брусилов[1273] обратился к советскому руководству с предложением о поддержке Красной армии в боях с Польшей, для чего, как он считал, «первою мерою должно быть возбуждение народного патриотизма, без которого крепкой боеспособности армии не будет». 2 мая РВСР постановил создать при Главнокомандующем всеми вооруженными силами Республики «особое совещание по вопросам увеличения сил и средств для борьбы с наступлением польской контрреволюции» во главе с Брусиловым. 4 мая Политбюро ЦК в составе Ленина, Троцкого, Сталина, Л. Б. Каменева, М. П. Томского и Е. А. Преображенского, рассмотрев вопрос о письме генерала, постановило: «Напечатать письмо Брусилова целиком. Коротенький комментарий к письму написать Троцкому и поручить редакциям строго сообразоваться в редакционных примечаниях с его смыслом»[1274]. 7 мая особое совещание при Главкоме опубликовало знаменитое «Воззвание ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», в котором, в частности, говорилось: «В этот критический, исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся с чувством любви и преданности к Родине и взываем к Вам с настоятельной просьбой забыть старые обиды, кто бы и где бы их вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской… России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть». С другой стороны, несмотря на ожесточенные сражения Красной армии в Северной Таврии, офицеры барона Врангеля, оценивая советско-польские бои, произносили тосты за взятие Красной армией Варшавы[1275]. Призыв Брусилова и патриотический подъем имели большое значение, в частности заключающееся в том, что уже находившиеся в рядах армии офицеры перестали создавать иллюзию работы и плести интриги против большевиков. Естественно, это существенно облегчало работу органов Особого отдела ВЧК и его подчиненных органов по борьбе с контрреволюцией в армии.

Подъем патриотических чувств, особенно в военной среде, вошел в противоречие с большевистской идеологией[1276]. Скандал имел место даже в официальной военной печати. 30 июня 1920 г. приказом РВСР за подписью Л. Д. Троцкого было приостановлено «впредь до радикального изменения состава редакции» издание журнала «Военное дело». Дело в том, что в № 13 журнала вышла статья «Первые боевые шаги маршала Пилсудского», проникнутая, по мнению наркома, «насквозь духом грубого шовинизма». Говорилось в частности о «природном иезуитстве ляхов» в противовес «честному и открытому духу великоросского племени». Это, дескать, противоречит «духу братства» рабочих Советской России и Польши. Виновных в напечатании шовинистической статьи должны были «навсегда отстранить» от работы по просвещению и воспитанию Красной армии. Крайним оказался Борис Михайлович Шапошников. От военной работы его не отстранили, но объясняться будущему Маршалу Советского Союза пришлось в Революционном военном трибунале Республики[1277]. Своеобразным компромиссом, как выяснил д.и.н. М. И. Мельтюхов, стала следующая оценка советско-польской войны: «Польша этой войной лишь содействует возрождению России. Пусть эта война для одних будет «гражданской» с точки зрения идеалов социализма, для других она «война за неприкосновенность, за цельность России», война за честь «русского флага», т. е. в чистом виде оборона от внешних врагов. Здесь Россия найдет путь к единению: беспартийный и коммунист, патриот и искренний член Интернационала от сердца могут подать руку друг другу для совместных усилий в грядущей борьбе». В том же духе был составлен «Обзор боевых действий Красной армии в мае… 1920 г.». Аналогичные тенденции наблюдались и в ВЧК: 26 июня Дзержинский был вынужден писать члену коллегии ВЧК И. К. Ксенофонтову, что губернские ЧК не должны заключать в лагеря поляков в качестве заложников — это давало полякам повод для серьезной антисоветской агитации[1278]; 19 августа — для В. Р. Менжинского: «Огульное выселение поляков [из] пределов Запфронта следует приостановить, следует выселять только заподозренных»[1279].

5 июня 1920 г. ВЧК, рассмотрев доклад 2-го заместителя председателя Особого отдела В. А. Аванесова «О мерах в связи с проведением военного положения», постановила принять ряд практический мер и снестись по этому вопросу с Политбюро ЦК РКП(б), МК РКП(б), НКВД, МЧК и ее Особым отделом[1280].

Фронтовые спецслужбы действовали с переменным успехом. Во время первого наступления польских войск в тылу войск нашего Юго-Западного фронта (командующий А. И. Егоров[1281], член РВС Р. И. Берзин) активно действовала польская агентура, стремившаяся ослабить боеспособность советских частей. Утром 23 апреля 2-я и 3-я галицийские бригады, занимавшие оборону на участке 14-й армии, подняли антисоветский мятеж, для ликвидации которого советское командование было вынуждено использовать все резеры 14-й и часть резервов 12-й армии. Кроме того, в тылу Юго-Западного фронта действовали различные повстанческие отряды от сельской самообороны до формирований, выступавших под политическими или националистическими лозунгами. Для ликвидации этих отрядов приходилось выделять значительные силы. Например, только из 12-й армии на подавление восстаний направили 8 экспедиционных отрядов по 150–200 человек в каждом[1282]. Поляки сумели наладить крупные резидентуры в Москве и Петрограде, но в мае — июне 1920 г. они были разгромлены, а их руководители перевербованы[1283].

В марте 1920 г. особый отдел Западного фронта разрабатывал дело «польских легионеров». Дзержинский распорядился выяснить следующие вопросы: «1. Связь с Варшавой (характер, организация и работа связи); 2. Объединение польских контрреволюционных элементов в военных и гражданских учреждениях; 3. Работу среди поляков-красноармейцев». Все полученные сведения Дзержинский приказывал сообщать в центр, Особому отделу ВЧК[1284].

В мае 1920 г. началось наступление Западного фронта (командующий М. Н. Тухачевский, член РВС И. С. Уншлихт), план которого был рассчитан на ведение безостановочного наступления без каких-либо резервов. Польское командование через войсковую и агентурную разведку своевременно узнало о подготовке наступления и подготовило контрудар силами трех пехотных дивизий. Расчеты польского командования провалились лишь вследствие наступления Красной армии в Белоруссии, начавшегося 14 мая[1285]. Для очищения тыла Юго-Западного фронта от различных повстанческих отрядов и банд на пост начальника тыла фронта был назначен Ф. Э. Дзержинский. Председателем Особого отдела ВЧК утвердили В. Р. Менжинского (не позднее 21 июля 1920 г.). Феликс Эдмундович подробно расписал, кто оставался «на делах» в Москве[1286]. 23 июля Президиум ВЧК отпустил ему 1 млн рублей авансом для вновь организованной ЧК в занятых Красной армией «областях в Западном крае»[1287]. 13 августа Дзержинский предложил В. Р. Менжинскому мобилизовать всех поляков-особистов «для работы в армиях Польфронта»[1288]. Прибывшие вместе с Дзержинским 1400 чекистов и бойцов войск внутренней охраны вместе с партийными организациями и местным населением весной и летом 1920 г. смогли ликвидировать немало вражеской агентуры на территории Украинской Советской Республики. Это позволило обеспечить безопасность тыла Юго-Западного фронта, что явилось одним из важных условий успешного решения поставленных перед ним задач[1289]. В начале сентября должность начальника тыла была ликвидирована, 20 сентября Пленум ЦК РКП(б) постановил демобилизовать Ф. Э. Дзержинского и возвратить его на работу в ВЧК, «обязав отбыть отпуск для лечения»[1290].

В работе особистов, впрочем, имели место и очевидные случаи бездействия и преступной халатности. Диверсия противника на артиллерийской базе военного городка в г. Вязьме, в результате которой были уничтожены находившиеся там военные склады, вызвала разбирательство дела на месте выездной сессией Революционного военного трибунала Республики, что случалось в исключительных случаях. 29 августа 1920 г. РВС Республики объявил в приказе итоги следствия и судебного разбирательства: целый ряд должностных лиц был расстрелян. Первым в списке приговоренных стоял начальник особого отделения[1291], который нес ответственность, конечно, не только за бегство во время пожара, но и за процветание халатности в военном городке Западного фронта.

Не исключено, что следствием именно данного инцидента стало командирование в сентябре 1920 г. особоуполномоченным Особого отдела ВЧК на Западный и Юго-Западный фронты «для ознакомления с деятельностью особых отделов фронтов и их органов» Артура Артузова. В мандате сказано: «При обнаружении каких-либо злоупотреблений со стороны должностных лиц т. Артузов имеет право немедленного ареста и предания суду виновных с немедленным доведением об этом до сведения начальников особых отделов фронтов и Особого отдела ВЧК. Тов. Артузову предоставляется право свободного посещения всех мест заключения, допроса арестованных, пересмотра дел и перечисления по своему усмотрению за собой всех дел и арестованных лиц, не исключая лиц, о которых уже вынесены приговоры и исполнение каковых т. Артузов имеет право приостанавливать. Тов. Артузову предоставляется право внеочередного пользования всеми средствами сообщения, а также разговоров по прямому проводу и отправки телеграмм военных вне очереди без печати за счет Особого отдела ВЧК. Для успешного выполнения данных т. Артузову поручений все гражданские, военные и железнодорожные учреждения, а также губЧК и РТЧК обязаны оказывать т. Артузову немедленное содействие»[1292].

Польша продолжала вести «активную» деятельность и после выигранной ею советско-польской войны. Любопытен случай с арестом агентами Особого отдела 16-й армии двух католических священников Могилевской римско-католической кафедральной церкви в ночь на 3 января 1921 г. 250 прихожан по этому поводу апеллировали к «Великому вождю социалистической респулики» Ленину: их «хлопоты в местных учреждениях» оказались тщетны: в особый отдел прихожан не пустили, а другие государственные учреждения «подобными делами» не занимались[1293]. Вероятно, объяснение можно найти в записке Дзержинского И. К. Ксенофонтову от 1 июля 1920 г.: «Ксендзы в деле организации шпионажа и заговоров играют крупную роль». Получение агентурных сведений Дзержинский предлагал добывать путем направления сотрудниц особых отделов на исповедь к «святым отцам» (те активно «фанатизировали» католиков)[1294]. Естественно, Особый отдел ВЧК проводил фильтрационно-проверочные работы среди возвращавшихся из плена красноармейцев[1295].

В конце мая 1921 г. ВЧК раскрыла и ликвидировала крупную террористическую организацию Бориса Викторовича Савинкова, центр которой — Западный областной комитет савинковского «Народного Союза защиты Родины и свободы» (НСЗРиС) — находился в г. Гомеле. Цель организации — подготовка вооруженного восстания с целью свержения советской власти. Организация была разветвленной, финансировалась Вторым отделом Польского Генштаба и французской военной миссией в Польше; подчинялась Всероссийскому комитету НСЗРС, расположенному в Варшаве. 30 июня помощник председателя Особого отдела А. Х. Артузов направил военкому Штаба РККА С. С. Данилову «Информацию о деятельности раскрытых организаций Б. В. Савинкова» (см.: док. № 3.4.6; Архив ВЧК. С. 599–605). Тот направил в РВС Республики «информацию» со своими комментариями, свидетельствующими о масштабе раскрытой особистами организации. Несмотря на некоторое охлаждение Польского Генштаба к организации Б. В. Савинкова после окончания советско-польской войны, опасность со стороны банд, якобы интернированных, но в действительности направляемых в Советскую Россию с территории Польши, оставалась абсолютно реальной[1296].

Новые функции Особого отдела ВЧК (1920 г.)

Осенью 1919 г. на Особый отдел ВЧК возложили охрану прифронтовой полосы. Постановления ОО об установлении полосы телеграфно сообщались в Полевой штаб, а в ряде случаев печатались в «Известиях ВЦИК». Так, 2 октября 1919 г. в газете объявлялась «для всеобщего сведения и руководства» фронтовая полоса. 4 февраля 1920 г. Полевой штаб получил телефонограмму о ее изменении. Из документа: «Ст. Званка Мурманск, ж. д. — прямая условная линия; Вытегра — Каргополь — ст. Няндома, Северная ж. д. Котлас — Чердынь-река от до Ново-Николаевская — по железной дороге Барнаул прямая условная линия Акмолинск — Оренбург — Уральск — Александров — Гайст. Джанебек — Царес — Царицын — Миллерово — Купянск — по железной дороге; Харьков — Люботин — Полтава — Ромодан — Бахмач — условная прямая линия. Новозыбков — Смоленск — Великие Луки — по ж. д. Дно — условная прямая линия; Луга — по ж. д. Гатчина. Для въезда в пределы объявленной полосы требуется разрешение соответствующего Особого отдела губчека фронта или армии, кроме линии Малая Вишера — Петроград включительно, куда разрешения на въезд не требуется. Всякая попытка проникнуть в пределы указанной полосы без надлежащего разрешения Особого отдела будет караться как за неприятельский шпионаж по законам военного времени»[1297].

Победы в Гражданской войне и переход тысяч белых офицеров на службу в Красную армию прибавили особистам хлопот. 7 августа 1920 г. РВСР приказал провести регистрацию бывших белых офицеров, и это потребовало дополнительных усилий не только от органов военного ведомства, но и от военных контрразведчиков[1298].

10 ноября 1920 г. Ф. Э. Дзержинский должен был выступить на заседании Президиума ВЧК с вопросом «Об организации пограничных особых отделов», но рассмотрение вопроса отложили[1299].

24 ноября 1920 г. постановлением Совета рабочей и крестьянской обороны на Особый отдел ВЧК возлагалась охрана всех границ (напомним, что недавно пограничников вернули в систему органов ФСБ России). Как пишет Ю. Б. Долгополов, «в этих условиях специально создается система особых отделов по охране границы. Это помогает усилить борьбу с контрреволюцией, шпионажем и контрабандой»[1300]. Основное внимание Особый отдел и сформированное в его структуре пограничное отделение сосредоточили на закордонной работе, принятии мер по недопущению проникновения в страну разведчиков и диверсантов противника, борьбе с контрабандой. Охрана государственных границ органами государственной безопасности на практике начала налаживаться в Советской России лишь с января — февраля 1921 г.

15 января 1921 г. на Совещании по пограничным войскам, в котором приняли участие руководящие работники ВЧК и военного ведомства, а также комиссар финляндской границы, было принято следующее постановление: «1. Определить для охраны границ общее число войск в 100 тыс. человек, в том числе до 1/6 конницы; 2. Определение точного числа этих войск и какие части в этот счет передаются, возложить на РВС Запфронта, Кавфронта, Туркфронта, Комвойск на Украине, помглавкома по Сибири и командующих войсками Петроградского и Беломорского округов совместно с соответствующими особыми отделами. Эти решения утверждаются РВСР совместно с ВЧК. Фронты и округа свои соображения представляют в 2-недельный срок; 3. Полевому штабу совместно с Особым отделом ВЧК выработать инструкцию, определяющую принципы охраны границ и расчетов пограничных военных сил; 4. Организация связи в пограничной полосе в общем возлагается на военное ведомство; 5. Между пограничными войсками и военным ведомством должна быть установлена тесная органическая связь; 6. В состав пограничных войск должно быть включено необходимое число морских и речных судов с командами. Количество судов определить совещанию из Полевого штаба, Коморси и Особого отдела ВЧК»[1301].

О ходе создания Пограничных войск дают представления документы Петроградского ВО[1302]. По словам командующего войсками округа Д. Н. Аврова (участника совещания), «1) Особый отдел по охране Северных границ всю находящуюся в его ведении территорию разделяет на 3 района и районных на 12 участков, выставляющие в узлах путей, ведущих в глубь нашей территории, посты и заставы. По расчетам Особого отдела, для охраны границ потребуется 2900 человек и батальон связи. Сверх того, для поддержания связи между постами, выставляемыми на побережье, потребуется 30 моторных лодок и для охраны территориальных вод Республики и прикрытия морского пути в Кольскую губу, а также для глубоких морских разведок требуется 2 тральщика с годовым запасом угля 3000 тонн. Относительно какого-либо организационного соединения войсковых частей, охраняющих границу, Особый отдел пожеланий не высказывает; 2) Особый отдел по охране Финграниц Республики считает нужным для охраны иметь в своем распоряжении минимум 2 пехотные бригады и 10 эскадронов конницы (содержимых по штатам, объявленным в приказе ПВО № 592). Части эти выделяют из себя людей, в виде целых батальонов и рот, а в коннице взводов, для обслуживания особотделений и особпунктов. Все расположенные по границе войска должны быть объединены под общим командованием и управлением одного штаба; 3) Особый отдел по охране Эстоно-Латвийской границы находит необходимым иметь для охраны границы 5 полков пехоты, по числу 5 участков, на которых распределяется подведомственный ему район, один полк в качестве резерва и один кавалерийский полк 3-дивизионного состава, предназначенный для поверки и несения службы пограничными постами и на случай быстрой переброски боевой силы… Для удобства управления пехотные полки соединить в 2 бригады, под общим управлением Штаба командующего войсками охраны, по штату стрелковой дивизии…» Подытожив требования особистов, командующий Петроградского ВО вывел следующие цифры:

Вместе с тем Авров проделал собственные расчеты, основанные на следующих соображениях: «1) Охране подлежат лишь направления, наиболее опасные в смысле проникновения всех видов контрабанды. Это положение позволяет значительно сократить число поджогов, особенно в Мурманском районе; 2) Охрану берегов [Северного] Ледовитого океана и Белого моря возложить на дозорные суда, тем более что на громадном протяжении всего побережья почти нет никаких путей сообщения материка с берегом и единственный путь, связывающий прибрежные становища — морской; 3) К охране берегов Ладожского озера и Финского залива, как более доступных для проникновения контрабанды, чем берега [Северного] Ледовитого океана и Белого моря, следует привлечь, кроме дозорных судов, еще и сухопутные войска, но в самом необходимым количестве; 4) Конницу, представляющую большую ценность, давать лишь в самом ограниченном и необходимом количестве, главным образом для связи и быстрой переброски в нужный пункт; поэтому конные части должны быть сосредоточены при штабах участков и районов, а не распылены по постам»[1303].

Наконец, не позднее 30 ноября 1920 г. Ф. Э. Дзержинский предложил Особому отделу… «почистить аппарат Коминтерна»[1304].

Особый отдел ВЧК в 1920 — начале 1921 г.

Как установил О. И. Капчинский, результатом советско-польской войны стало, в том числе, «увеличение в центральном аппарате ВЧК числа этнических поляков, прибывших с Западного фронта как с чекистской, так и с военной и партийной работы. Как правило, они становились сотрудниками подразделений, занимавшихся разведывательной и контрразведывательной деятельностью. Кроме того, на службу в ВЧК был принят ряд польских офицеров-перебежчиков из армии Пилсудского. Так, поручик разведотдела Генштаба Польской армии И. И. Добржинский, социалист по убеждениям, являвшийся резидентом в Москве, был в июне 1920 г. арестован ВЧК. После вербовки его Дзержинским в августе 1920 г. он был освобожден и направлен в Петроград, где ему, в свою очередь, удалось перевербовать другого резидента, В. С. Стецкевича. С 1 января 1921 г. под псевдонимом Сосновский Добржинский стал работать в Особом отделе ВЧК, сначала в качестве сотрудника для поручений, затем — уполномоченного по важнейшим делам. Также в Особом отделе стал работать В. С. Стецкевич (под фамилией Кияковский) и еще ряд поляков, завербованных Добржинским»[1305]. В июне 1920 г. начальник Оперативного отдела Особого отдела В. И. Плятт и заведующий Секретной частью Особого отдела МЧК Н. А. Рославец просили Секретариат ЦК РКП(б) дать списки всех национальных коммунистических групп с указанием их бюро. В результате Особый отдел стал, наряду с Информационным, наиболее «интернациональным» подразделением ВЧК (оба отдела занимались зарубежной разведывательной и контрразведывательной деятельностью. Национальный состав партийной ячейки ОО: из 77 чел. русские — 30 чел. (38,5 %), латыши — 13 чел. (16,7 %), евреи — 12 чел. (15,4 %), литовцы — 4 чел. (5,1 %), немцы — 2 чел. (2,6 %), представители других народностей — 2 чел. (2,6 %), не установлено — 13 чел. (16,8 %). О. И. Капчинский объясняет высокий процент поляков, а также литовцев и евреев — выходцев из Польши — двумя факторами: 1) во внешней контрразведке 1920-х гг. польское направление было главным; 2) евреи широко участвовали в коммунистическом движении, и было много политэмигрантов, преимущественно из стран Восточной Европы; 3) латыши знали немецкий язык, а немецкое направление внешней контрразведки 1920-х гг. было крайне важным[1306]. Если мы сравним данные о национальном составе ОО ВЧК и места рождения и службы сотрудников Разведывательного управления Штаба РККА в 1922 г. (Раздел II, глава 3), то увидим значительное сходство общих тенденций в кадрах двух советских спецслужб.

Осенью 1920 г. участились случаи ходатайств коммунистов — сотрудников губЧК и особых отделов, уроженцев «государств, заключивших мир с Советской Россией, о выезде их на родину. Дзержинский лично решил вопрос — отпускать разрешалось только по требованию компартии той страны, уроженцем которой являлись чекисты и особисты. Все ходатайства следовало «направлять в ВЧК для запросов ЦК соответствующей национальной коммунистической партии» для решения вопроса в каждом отдельном случае. Ходатаев до получения решения предписывалось «незаметно устранить от активных дел»[1307].

1 декабря 1920 г. приказом ВЧК № 149 Управления делами, существовавшие в составе Особого и Транспортного отделов, были выделены в Управление делами ВЧК; Административные отделы Особого и Транспортного отделов были слиты в единое для всего аппарата ВЧК Административно-организационное управление (АОУ)[1308]. При этом, как установили А. И. Кокурин и Н. В. Петров, «функции по организации внутренней жизни аппарата ВЧК и кадров между УД и АОУ распределялись следующим образом. Управление делами ведало: распределением и направлением по управлениям и отделам поступающей в ВЧК переписки, рассылкой исходящей корреспонденции, личным составом ВЧК и его снабжением, всеми видами внешней и внутренней связи ВЧК, хозяйственным снабжением центральных учреждений ВЧК, внутренней тюрьмой и охраной зданий. В УД были следующие отделы и подразделения: общий, личного состава, комендатуры, учетно-регистрационный, внутренняя тюрьма, снабжения вещественным довольствием сотрудников, службы связи, санитарный, хозяйственный, казначейский, типография, заведование домами ВЧК, инженерная рота, казначейская часть»[1309].

Реорганизация встретила противодействие особистов. 25 декабря 1920 г. Дзержинский информировал И. П. Павлуновского: «Сейчас идет объединение ВЧК и Ос[обого] от[дела], хотя несколько болезненно, но думаю, что преодолеем; различие методов и построения вызвали разную психологию в товарищах и патриотизм к учреждению, отсюда трения»[1310].

К концу 1920 г. у руководства ВЧК родилась идея организации специального органа для работы на Востоке. 31 декабря Дзержинский на заседании Политбюро предложил «учредить при Особом отделе ВЧК специальный подотдел по борьбе с контрреволюцией на Востоке и поставить во главе его Вадима Лукашева (партийца, находившегося на работе в Киргизском крае — современном Казахстане). ПБ отказало, предложив Дзержинскому, «не создавая особого подотдела и вообще руководимого из Москвы специального аппарата по борьбе с контрреволюционным движением среди мусульман, ограничиться сосредоточением в Особом отделе всех сведений, собираемых ЧК в населенных мусульманами губерниях, и дачей этим губчека общих руководящих указаний». Лукашева отправили на партийную и советскую работу в Петроград, подсластив пилюлю небольшим отпуском[1311].

В 1920 г. утвердили Инструкцию по регистрации документов общей канцелярии Особого отдела ВЧК, которой запрещалось в заголовках оконченных дел употреблять такие, как «разная переписка», «общая переписка» и иные, не раскрывающие содержания документальных материалов[1312]. Впоследствии это позволило особистам (а теперь и ведомственным историкам) находить необходимые сведения оперативно. Как пишет исследователь В. К. Виноградов, «в 1921 г. типографией при ВЧК изданы 3 сборника приказов, как указано, за 1917–1918–1919 гг. и отдельно — за первую половину и вторую половину 1920 г., и к ним 3 предметных и алфавитных указателя. Ко всему 1920 г. был подготовлен отдельный указатель приказов и распоряжений по Особому отделу ВЧК, что, скорее всего, объяснялось особым положением подразделения военной контрразведки в данное время и удобством пользования его разделами по конкретным направлениям оперативно-разыскной деятельности. По существу это подборки нормативных документов»[1313]. Кроме того, в составе Регистрационного отделения создали фотолабораторию[1314].

Еще в июне 1920 г. М. Я. Лацис настаивал на включении Особого отдела в структуру Секретно-оперативного отдела ВЧК[1315]. Принятие предложения означало окончательное слияние Особого отдела с аппаратом ВЧК. 10 ноября на заседании Коллегии ВЧК Генрих Ягода доложил вопрос «3. О слиянии параллельных отделов ВЧК и ОО ВЧК: а) Секретно-оперативного отдела ВЧК с Оперативным отделом ОО ВЧК (доклад Ягоды); б) Административных отделов Управления делами». Вердикт: «Объединить Административные отделы и Управления делами; слияние Секретно-оперативного отдела ВЧК и Оперативного отдела ОО ВЧК временно не производить. Образовать комиссию для детального обсуждения указанного проекта на предмет изыскания способов постепенного слияния указанных органов. Данной же комиссии поручить слить те отделения особых отделов, которые могут быть слиты немедленно». Комиссии поручалось также обсуждение всех оперативных вопросов, связанных с обоими отделами». Состав комиссии: заместитель председателя ОО В. Р. Менжинский, заведующий Секретно-оперативным отделом Т. П. Самсонов, заместитель председателя ОО А. Х. Артузов[1316]. Через 2 месяца вопрос был решен.

14 января 1921 г. состоялась последняя реорганизация центрального аппарата военной контрразведки — Секретно-оперативный отдел выделен в самостоятельное управление, в составе которого отныне находился Особый отдел ВЧК.

Как установили А. И. Кокурин и Н. В. Петров, штат и расстановка кадров Секретно-оперативного управления (СОУ) выглядели в январе 1921 г. следующим образом:

Председатель СОУ (он же начальник ОО) (В. Р. Менжинский)

1) Оперативный отдел (начальник — Б. М. Футорян, помощник начальника Н. Н. Алексеев):

— Комиссар для особых поручений (Дмитриев),

— Сотрудник для особых поручений (М. И. Зайцев),

— Секретариат (секретарь С. Б. Иоффе),

— Оперативное отделение (Гольдсгейм),

— Техническое отделение (вакансия),

— Активная часть Оперода (Грикман),

— Отделение обработки материалов (Шкляр),

— Бюро обработки (Собин-Злобин),

— Бюро печати (В. Г. Вешнев),

— Регистрационно-статистическое отделение (Я. П. Роцен),

— Справочное бюро (вакансия),

— Бюро розыска (врид Ежова),

— Бюро статистики (Смиттен),

— Архив (Хржонц).

2) Особый отдел (В. Р. Менжинский, заместитель начальника — Г. Г. Ягода, помощник начальника — А. Х. Артузов):

Сотрудники для поручений (В. С. Кияковский, И. И. Сосновский, К. Ф. Роллер).

— 13-е спецотделение (нумерация отделений начиналась с 13-го; контрразведывательная работа против Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Румынии) (Эйдукевич).

— 14-е спецотделение (контрразведывательная работа против стран Востока) (Калужский).

— 15-е спецотделение (контрразведывательная работа против стран «Большой Антанты») (Щепкин).

— 16-е спецотделение (контрразведывательная работа в Красной армии) (Я. С. Агранов).

— 17-е спецотделение (контрразведывательная работа против «офицеров») (врид Калинин).

3) Секретный отдел (Т. П. Самсонов, заместитель начальника И. З. Сурта):

Сотрудники для поручений (Рутковский, Орлов, Малахов, Лукин, Мавричев),

Секретарь СО (С. Б. Иоффе),

1-е отделение (работа против анархистов) (М. В. Бреннер), 2-е отделение (работа против меньшевиков) (А. Ю. Рамишевский), 3-е отделение (работа против правых эсеров) (Кожевников), 4-е отделение (работа против правых партий) (Я. М. Генкин), 5-е отделение (работа против левых эсеров) (У. И. Пюкинен), 6-е отделение (работа против духовенства) (П. Л. Валейчик), 7-е отделение (работа против разных партий) (И. А. Шпицберг), 8-е отделение (осведомительское) (вакансия), 9-е отделение (работа против еврейских «противосоветских партий») (Л. И. Юргенс)[1317].

На места были отправлены специальные разъяснения: «Работа ОО не уничтожается, а изменяется только организационно»[1318].

Таким образом, в конце 1920 г. Особый отдел был разбит на 5 спецотделений уже не по методам работы (следствие, агентура и т. д.), а по направлениям работы — внешней и военной контрразведки. В Особом отделе остались лишь подразделения, отвечающие за направления работы. При этом все они, за исключением спецотделения по Красной армии, испытывали кадровый голод. К примеру, в 14-м (восточном) отделении в наличии были лишь начальник отделения М. М. Великовский и один из восьми полагавшихся сотрудников для поручений» (всего по штату полагалось 16 сотрудников). Для работы по внешней контрразведке кадров было явно недостаточно, притом что война с Польшей и взаимоотношения с приграничными государствами — странами Прибалтики и Финляндией — остро ставили вопрос обеспечения руководства страны информацией о состоянии дел в других странах[1319].

25 февраля 1921 г. Дзержинский просил В. Р. Менжинского дать циркулярное разъяснение всем особым отделам, что они «не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому, дело препровождать в Центр для дальнейшего направления». И вообще — предписать особым отделам сосредоточиться на ведении военной контрразведки, не отвлекаясь на другие вопросы[1320].

По подсчетам О. И. Капчинского, в начале марта 1921 г. численность сотрудников Особого отдела составила по штату 133 человека, по списку 76 (из них руководящих работников и специалистов 76 и 57 соответственно)[1321].

По состоянию на 12 февраля 1921 г. общая численность сотрудников особых органов (без учета личного состава ОО губернских ЧК) составляла 9 745 человек. Основываясь на сведениях от 29 особых органов, А. А. Зданович установил, что:

1. Общее число членов РКП(б) — 4449 (45,7 %). Из них с дореволюционным стажем 575 сотрудников (12,9 %), большинство (66,5 %, или 2959 чел.) вступили в партию в годы Гражданской войны. Кроме того, имелось 593 кандидата в члены РКП(б) (13,3 %) и 118 комсомольцев (2,6 %).

2. Из общего числа сотрудников 404 особиста пришли на работу в ВЧК в 1918 г., 1236 (27,7 %) — в 1919 г., при этом подавляющее большинство сотрудников (77,7 %, или 7576 чел.) имели чекистский стаж 1–2 года. Как видим, только 9 % коммунистов-особистов «досталось» ВЧК от Отдела военного контроля Регистрационного управления Полевого штаба РВСР.

3. По образовательному уровню: высшее образование — 174 (1,9 %); среднее 2262 (24,5 %), начальное — 6104 (66,2 %), домашнее — 564 (6,1 %); неграмотных насчитывалось 112 человек (1,2 %).

По оценке А. А. Здановича, показатели выше, чем у сотрудников губернских чрезвычайных комиссий[1322].

Решение Политбюро и Оргбюро 1919 г. о направлении на работу в военную контрразведку лучших коммунистов, по крайней мере, в центре и на фронте, как кажется, были выполнены. В отдаленных уголках имели место исключения. 23 апреля 1921 г. Дзержинский получил заявление коммунистов-сотрудников Кушкинского отделения Особого отдела Туркестанского фронта в большевистский ЦК от 18 марта о «неправильных расстрелах коммунистов, находящихся на службе в особых отделах и чека, которые в последнее время участились в Туркреспублике». Особисты писали, что расстрелы чекистов вместо оздоровления аппарата приводят лишь к разложению сотрудников. Более того, «коммунист, попадая в карательный орган, перестает быть человеком, а превращается в автомат, который приводится в движение механически…». Вследствие «однообразной, черствой, механической работы, которая только [и] заключается в искании преступников и в [их] уничтожении, то они постепенно против своей воли становятся индивидами, живущими обособленной жизнью. В них развиваются… высокомерие, честолюбие, жестокость, черствый эгоизм и т. д., и они постепенно, для себя незаметно, откалываются от нашей партийной семьи, образовывая свою, особенную касту, которая страшно напоминает касту прежних жандармов. Партийные организации на них смотрят как на бывшую охранку, с боязнью и презрением. Это вполне естественно при современной постановке работы, а также структуре карательных органов, которые абсолютно не имеют живой, так необходимой связи с парторганизациями»[1323]. Авторы послания предлагали применять расстрелы для буржуазии, а для своих, пролетарских и крестьянских кадров, в качестве меры воздействия — «товарищеское исправление». Кроме того, предлагалось «почаще производить смену коммунистов, находящихся в пролетарских карательных органах» (тогда, по мнению особистов, коммунисты, проработавшие в ЧК, научатся уважать чекистов «как действительных мучеников революции), уделять больше внимания их работе и наладить материальное положение чекистов и в частности особистов[1324]. Дзержинский предложил Центральному комитету РКП(б) послать известному чекисту Якову Христиановичу Петерсу обращение особистов «для ознакомления и принятия мер, если действительно расстрелы чекистов слишком широко и необдуманно применяются. На такое письмо следует откликнуться — производят впечатление письма людей с наболевшей душой. Нельзя, в самом деле, всегда всех провинившихся так наказывать… И если много преступлений, надо на них смотреть как на жандармов — это значит, они все погибнут. Тут надо врачевать ЧК не расстрелами, а, действительно, более частой сменой, обновлением состава, сближением с партией и заинтересованием самой партии. Если товарищи смотрят на них как на жандармов — это смерть ЧК. С этим надо бороться внутри самой партии и посылать в ЧК не «жандармов», а товарищей, которых партия на каждом шагу поддержит и окажет партийное доверие»[1325]. Петерс в это время был полномочным представителем ВЧК и членом Туркестанского бюро ЦК РКП(б)[1326]. Поручение формально было логичным. Правда, бороться с незаконными расстрелами должен был Кошмар революционной Москвы, как прозвал Петерса познакомившийся с ним в заключении у большевиков генерал А. А. Брусилов…

В 1921 г. высшее военное руководство продолжало отстаивать идею о необходимости сохранения армии в полнейшей неприкосновенности. 1 января совещание Реввоенсовета Республики с членами и командующими Реввоенсоветов фронтов и армий, заслушав доклад начальника Полевого штаба Павла Лебедева о реорганизации армии, признало «безусловно необходимым организовать борьбу с теми тенденциями», которые наблюдались «в смысле ослабления роли и значения Красной армии»[1327]. Если в РСФСР взгляды на вопрос о численности и составе армии расходились, то в отношении армии на Украине все было предельно ясно. 19 марта 1921 г., заслушав доклад М. В. Фрунзе «Об организации вооруженных сил на Украине», РВСР постановил: «Так как в ближайший период украинский военный аппарат имеет по-прежнему своей основной задачей содействие общеправительственному аппарату на Украине в деле установления прочного государственного режима и полную ликвидацию бандитской и всякой иной анархии на Украине — существование не только политического, но и объединенного военно-политического аппарата (в тех или других пределах) имеет за себя веские основания, почему упразднение в ближайший период объединенного военно-политического аппарата на Украине до установления твердого режима представляется невозможным»[1328]. Наконец, 21 сентября РВСР под председательством Троцкого срочно передал телефонограммой в Политбюро ЦК предложение: вследствие польского ультиматума и «необходимости держать армию наготове, что совершенно несовместимо с демобилизацией, реорганизацией и вызываемыми этим демобилизационными настроениями» — приостановить «действие всех постановлений и приказов об увольнении в бессрочные отпуска, расформировании частей и учреждений до уяснения создавшегося положения». СТО согласился с аргументами высшего военного органа Советской России[1329]. Работы у Особого отдела меньше не становилось.

В результате январской реорганизации 1921 г. начался новый период истории советской военной контрразведки.

Документ № 3.4.1

Приказ РВСР с объявлением постановления Совета рабочей и крестьянской обороны о системе особых отделов

№ 855

18 мая 1919 г.[1330]

При сем объявляется для руководства Постановление Совета Рабоче-Крестьянской Обороны в развитие «Положения об Особых отделах при ВЧК» (приказ Революционного военного совета Республики № 439 — 1919 года).

Подписал: Заместитель председателя Революционного военного совета Республики Э. Склянский.

(По Управлению делами РВСР.)

ПОСТАНОВЛЕНИЕ Совета Рабоче-Крестьянской Обороны

В развитие «Положения об Особых отделах при ВЧК» и в дополнение его Совет Рабоче-Крестьянской Обороны постановил:

1) Особый Отдел фронта или армии непосредственно подчиняется одному из членов соответственного Реввоенсовета по назначению последнего.

Примечание. Указанное назначение сообщается Особому отделу ВЧК и Реввоенсовету Республики на утверждение.

2) Особому Отделу ВЧК принадлежит общее руководство работой общих отделов фронтов и армий и контроль над деятельностью их.

3) Настоящее постановление ввести в действие по телеграфу.

Москва, Кремль,

13 мая 1919 г.

Секретарь Л. Фотиева

РГВА. Ф. 4. Оп. 3. Д. 52. Л. 386. Типографский экз.

Документ № 3.4.2

Сводка телеграмм Л. Д. Троцкого, направленных Э. М. Склянскому для доклада Центральному комитету РКП(б), — о мерах по борьбе с дезертирством, о положении органов военной контрразведки на Южном фронте, по кадровым вопросам

26 июня 1919 г.

По прямому проводу Склянскому для ЦК

1. В связи с распоряжениями об извлечении дезертиров в губерниях Орловской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Воронежской и Курской, т. е. в прифронтовой полосе, необходимо особенно сосредоточить политработу в этих губерниях, соединенную с работой карательных команд. Предлагаю созвать совещание представителей Центрокомдезертир, ВЧК, Политбюро при участии товарища Серебрякова и тех ответственных работников, которые будут отправлены в названные губернии. Опыт Рязанской губернии, крайне отсталой, показывает возможность достижения хороших результатов при разумной комбинации репрессий и агитации. Кроме того, необходима согласованность действий в соседних губерниях, иначе дезертиры перегоняются из Тамбовской в Саратовскую. Дезертиров означенных губерний отправить в распоряжение Южфронта, товарищей, направленных в эти губернии, поставить в распоряжение Реввоенсовета Южфронта, который обязуется оказывать содействие отрядами и проч.

2. Особые отделы губернских ЧК прифронтовой полосы Южфронта впредь до решения вопроса о подчинении ЧК подчиняются в смысле выполнения заданий Особому отделу Южфронта. № 2098.

3. Склянскому. По всем этим вопросам ожидается срочное решение и, главное, немедленный выезд на место назначения назначенных ЦК лиц. Ожидается немедленный ответ по поводу [К.С.] Еремеева. № 2099.

4. Склянскому для Окулова. С удивлением узнал, что вы до сих пор не прибыли на место назначения в Реввоенсов[ет] Южфронта, хотя отпуск истек. Сообщите, в каком положении находится дело по поводу Линдова, кому поручено и какие результаты. Предлагаю весь материал передать товарищу Леграну для срочного расследования ввиду его огромной важности. № 2101.

26 июня.

Предреввоенсовета Троцкий

Верно: завделопроизводством Упр[авления] дел[ами] ПРЕД РВС СССР [подпись]

(Из дела «исходящие бумаги» с № 1501 по № 2500 за 1919 г.).

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 109. Д. 61. Л. 3. Заверенная машинописная копия.

Документ № 3.4.3

Доклад помощника инспектора пехоты Южного фронта С. А. Баландина Л. Д. Троцкому о деятельности особого отдела фронта

№ 819, гор. Козлов 7 августа 1919 г.

Председателю Реввоенсовета Республики тов. Троцкому; копии — начальнику Политического управления Реввоенсовета Республики т. Смилге и [в] Центральный комитет Российской коммунистической партии (большевиков)

ДОКЛАД

6 сего августа по ордеру Особого отдела Южного фронта за № 3 — на право обыска моей квартиры и ареста меня — был произведен обыск в занимаемой мною комнате, в которой искали якобы несданное мною казенное имущество и под видом этого, главным образом, искали какую-то мою личную переписку.

Так как занимаемая мною комната 5 шагов поперек и 8 шагов длины и помещаюсь я в ней с женой, естественно, что никакое казенное имущество храниться [в ней] не могло, что же касается переписки, то личной таковой, конечно, тоже не оказалось.

7 августа заведывающий Особым отделом Южфронта т. Хинценбергс[1331] на мой вопрос, на основании каких данных произведен у меня обыск, сообщил, что по распоряжению Управдела Реввоенсовета Южфронта[1332].

Непосредственный мой начальник (инспектор пехоты Южного фронта, без ведома которого, согласно приказа Реввоенсовета Республики, не мог быть произведен обыск, а тем более намечавшийся арест) сказал, что ему ничего не известно и [он] не знает, чем это вызвано[1333].

Факт подобного насилия над личностью в Советской Республике категорически требует привлечения к ответственности виновных, и я прошу назначить следствие о[бо] всем [происшедшем], считаю необходимым осветить же следующее подробнее.

По приезде из 11-й отдельной армии на Южный фронт Реввоенсоветом последнего я был командирован в район 9-й армии — в Балашов.

В тот момент положение 9-й армии — в частности Балашовского района — было критическое (См. приложение № 1[1334]), в это тяжелое время я был назначен членом Реввоенсовета 9-й армии, в качестве какового и состоял вплоть до 25 июля [1919 г.].

Потом по телеграмме Реввоенсовета Южфронта я отозван был в распоряжение последнего, несмотря на то что в это время от Реввоенсовета 9-й армии т. Анисимов телеграфировал Реввоенсовету Южфронта о незаконности моего отзыва из 9-й армии в момент налаживания всего армейского аппарата, а главным образом, формирования запасных частей, которое велось под моим наблюдением, и на что был получен ответ т. Анисимовым, чтобы меня не задерживали, ибо предполагается фронтовое формирование. По приезде в Реввоенсовет Южфронта последний, освободив меня от должности члена Реввоенсовета 9-й армии, назначил в распоряжение инспектора пехоты Южфронта, не давши мне фактически объяснений, говоря, что должны быть фронтовые формирования, на что главным образом в настоящее время обращается внимание, а инспектор пехоты назначил меня наблюдающим за формированием запасного батальона Южфронта в Козлове, в котором уже имелся комсостав и 2 политических комиссара, а батальон мог всего принять до 5 тысяч пополнения — естественно, что никакой работы в батальоне с моей стороны не требовалось.

О изложенном во второй части сего доклада 23 июля при личной встрече с Вами я докладывал, причем указывал на ненормальность подобного ко мне отношения и просил указать мне, какие проступки или ошибки были с моей стороны, если меня — старого работника, на Южном фронте занимавшего самые ответственные должности, — оставляют без[о] всякой определенной работы; это могло быть только в том случае, если мне было бы выражено недоверие, но Вы заверяли меня в обратном.

30 июля инспектор пехоты Южфронта т. Перчихин выдал мне мандат его помощника по строевому делу.

Я полагал, что после этого мне представилась возможность работать, но тут получил указание, что я остаюсь наблюдающим за фор мированием запасного батальона и что должность поминспектора мне предоставлена лишь потому, чтобы знать, из какого оклада мне платить жалованье. Конечно, подобное объяснение меня совершенно не удовлетворило, как и каждого честного рядового работника, который не служит за деньги.

В такой нелепой для меня и не приносящей никакой пользы делу обстановке я пробыл 2 недели, и в результате ничем не оправданный, грубый, оскорбительный обыск, который абсолютно до выяснения истинного положения не даст мне возможности вести где бы то ни было и какую бы то ни было работу. Это, конечно, говорит не мещанское самолюбие, и лично я бы не обратил внимания, ибо всякое может быть недоразумение, но поскольку это недоразумение не выяснено, это вредно отразится на работе многих товарищей, ибо меня, как старого работника на Южфронте, знают все ответственные политработники и военспецы, из коих немало мною назначенных, мною инструктировались в дальнейшей работе, и теперь необъяснимое отношение ко мне на Южфронте (которое, безусловно, все видят) может многих товарищей, руководящихся в своей работе моими указаниями, ввести в заблуждение, и доверчивое отношение к руководящим лицам подорвано.

О сделанном распоряжении по докладу прошу меня уведомить.

Приложение: Записка по прямому проводу Реввоенсовету Южфронта от 23/6 № 031.

С. Баландин

Резолюция Л. Д. Троцкого: «Назначить в Реввоенсов[ет] Образ[цового] воен[ного] [неразборчиво]»[1335].

РГВА. Ф. 33987. Оп. 2. Д. 21. Л. 167 с об. — 168. Подлинник — машинописный текст с автографом.

Документ № 3.4.4

Из приказа РВСР с объявлением постановления Революционного военного трибунала Республики

29 августа 1920 г.

В начале первого часа ночи [7 августа] в сарае № 33 артбазы, где хранились различные артиллерийские припасы, возник огонь, который, разгораясь, обхватил сарай и благодаря жаркой погоде, благоприятствовавшему ветру, наличию на складах легковоспламеняющихся веществ, непринятию своевременных мер [по] локализации огня, перекинулся на соседние здания и скоро охватил все хранилища, постройки баз военгородка и часть гор. Вязьмы.

Во время пожара должностные лица города, базвоенгородка, железнодорожники, воинские части и караулы проявили полную бездеятельность, позорное забвение долга, трусливое, паническое бегство, самовольное оставление своих постов, и таким образом, не приняли никаких мер ни для борьбы с разбушевавшейся стихией, ни для спасения народного имущества от огня, ни для восстановления порядка среди объятого паникой населения города.

Хотя непосредственных виновников поджога не установлено, но констатирован ряд обстоятельств, облегчавших злоумышленникам выполнение задуманного ими преступного плана и способствовавших распространению пожара на весь базвоенгородок. Эти обстоятельства вытекали из преступного бездействия власти, нераспорядительности начальников и должностных лиц города и недопустимо небрежного несения караульной службы в столь важном для Республики месте, как база Западного фронта.

На базгородок посылались в караул из Вяземского караульного батальона красноармейцы, только что накануне прибывшие в Вязьму, военная подготовка которых к несению караульной службы и надежность их не проверялась, вообще обучение красноармейцев в караульном батальоне было поставлено неудовлетворительно; в базгородке существовали почти в каждой базе караульные команды, которые не были достаточно объединены в единое твердое командование и едиными инструкциями караульной службы в базвоенгородке. Красноармейцы из карбата посылались в караул в базгородок без винтовок, которые получали в караульном помещении артбазы, где имелись винтовки разной системы (австрийские), нежели в карбате, о чем не знали некоторые комроты и даже комкарбата, в результате чего получалось то, что часовые не всегда умели обращаться достаточно хорошо с имевшейся у них на посту винтовкой. Недостаточно неуклонно и твердо проводилась военная дисциплина в частях и среди служащих, в результате чего получилось то, что в момент пожара все караульные и служащие базвоенгородка разбежались. Все такого рода явления в данный момент наивысшего напряжения всех сил Советской России, которая находится на положении военного лагеря, являются явно преступными, и каждый начальник части и учреждения несет персональную ответственность и за порядки, существующие в его части и учреждении, и за вверенных и подчиненных ему людей и имущества.

По делу было привлечено 136 обвиняемых. […]

Революционный военный трибунал Республики в судебном заседании 11–14 августа, рассмотрев это дело, приговорил — начальника Особого отделения Васильева, к[оманди]ра роты Войлошникова, дежурного на станции Вязьма Халдеева, за позорное, малодушное бегство за город во время пожара, дежурного по караулам Соловьева — за недостаточную бдительность охраны базвоенгородка, следствием чего явилась возможность поджога его злоумышленниками, и непринятие никаких мер к установлению связи с отдельными караулами, в целях использования этих людей для ликвидации пожара, командира роты Беляева — за небрежную подготовку и проверку надежности посылаемых красноармейцев в караул, особенно в артбазу, вследствие чего создалась возможность поджога, и за неисполнение приказания начальника гарнизона об отправлении на склад взрывчатых веществ, вверенных ему людей для защиты складов со стороны артбазы пожара; караульных начальников и разводящих… — за самовольное оставление своих караулов, снятие часовых с постов и непринятие никаких мер к ликвидации пожара и спасению военного имущества от уничтожения, красноармейца батальона Захарова — расстрелять. […] Приговор о расстреле приведен в исполнение.

В последние дни напряженной борьбы Советской России с панской Польшей коварный шляхтич, неся в открытой борьбе поражения (в это время Красная армия наступала. — С. В.), старается всеми средствами ослаблять нашу военную мощь, внося смуту и разложение в ряды Красной армии, поджигая военные склады и лишая тем самым армию необходимого вооружения, обмундирования и снаряжения, — польские шпионы, предатели и проходимцы, опираясь на поддержку русских белогвардейцев и пользуясь нашим разгильдяйством и небрежностью, снова взялись за организацию поджогов и взрывов. […] Но горе всем тем, кто своим действием, небрежностью, попустительством помогает хищникам международного капитализма, дезорганизует тыл и лишает доблестную Красную армию в момент борьбы необходимого снаряжения, обмундирования и продовольствия — беспощадная кара и жестокая расправа ожидает их.

Настоящий приказ объявить для всеобщего сведения и прочесть во всех воинских частях и учреждениях.

РГВА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 8. Л. 261–261 об. Заверенная машинописная копия.

Документ № 3.4.5

Из книги С. С. Турло и И. П. Залдата «Шпионаж» — о разведке белых армий и иностранных государств в годы Гражданской войны

1924 г.

Белый шпионаж во время Гражданской войны главным образом начинал свою работу с фронта. Все так называемые «правительства» формировались наскоро. Старое правительство было разнесено, разбито, учреждения все переформировались, перемешались… Как Советскому, так и белому правительствам пришлось на скорую руку сколачивать свои аппараты. Так же на скорую руку они строили свой шпионаж, и систематической организации у них не было. Заведенные в Сов[етской] России связи со штабными служащими и др. прерывались, как только этих людей переводили на службу в другое место.

Редкий шпион имел определенное задание пройти в известный пункт и работать там в известном направлении. Обыкновенно они (шпионы. — С. В.) имели задание пройти фронт в известном пункте, побыть в тылу, посмотреть и вернуться в другом направлении. Высылались ходоки, которые обходили известный участок и возвращались. Деникин выбросил перед наступлением несколько сот шпионов, массу подростков — девочек и мальчиков. Фронт перейти им было легко, т. к. на них никто не обращал внимания. Они были снабжены фиктивными документами, до того скверно сфабрикованными, что ловить их можно было без всякой агентуры. Однажды был пойман мальчик лет четырнадцати, у которого вся подкладка пиджака была исписана химическим карандашом. Часть этих мальчиков была настолько упорна, что от них ничего нельзя было добиться.

Наблюдались случаи, когда шпион, стараясь заслужить доверие, чтобы устроиться в совучреждение, выдавал другого шпиона. Иногда это делалось для устранения конкурента, параллельно с ним работающего. Публика не была идейная, сплоченная. Один шел против всех, все против одного.

Шпионы Антанты усиленно работали на Урале. В Донецком бассейне велась шпионская работа в широких масштабах. Регулярно велась работа во всех промышленных районах, в центрах, в городах, где были расположены штабы фронтов, армий и др. Наряду с этим велся активный шпионаж (разведывательно-подрывная деятельность. — С. В.) Поджигали и взрывали железнодорожные станции, уничтожали водопроводы, портили дороги и пр… Активный шпионаж проводился чаще всего не путем открытых действий, террористических покушений, а посредством технической измены. Кроме того, формировались банды в разных районах на сов[етской] территории или перебрасывались из-за рубежа.

Заграничный шпионаж старается использовать безвольных, неустойчивых людей, даже членов Коммунистической партии. Контрразведка отыскивает среди заграничных подпольных организаций бесхарактерных членов, прибирает их к рукам, а потом снабжает фиктивными бумагами и переправляет в Сов[етскую] Россию под видом укрывающихся от преследования и пр. При приезде эти люди устраиваются, и через них иностранный шпионаж получает сведения. Но провокационная работа ведется и в обратном виде. Посылают шпиона с подложными партийными документами, который проникает в партийную организацию, добывает сведения о заграничных подпольных организациях, затем ухитряется получить заграничную командировку или просто незаконно перейдет границу и провалит там организацию.

Так работал в свое время Деникин и другие белогвардейцы, хотя [они] и не очень хорошо приспособились к этому делу. В этом направлении очень тонко ведут работу поляки и латыши. Они более развиты и опытны в этом отношении, всюду умеют пролезть и пройти. Латыши рекомендуют своим шпионам устраиваться в агитпоездах партийных комитетов, откуда представляется возможным раньше всего узнавать о предстоящих событиях, т. е. мол всякому мероприятию Сов[етской] власти предшествует агитационная кампания. Являлись из-за границы шпионы и, пользуясь старым знакомством с партийными людьми, получали от них рекомендации. Оказывалось, что честные коммунисты ручались за шпионов… Среди 12 апостолов был Иуда. Коммунистов не 12 человек, а сотни тысяч, и не один из них может оказаться предателем и провокатором.

Турло С. С., Залдат И. П. Шпионаж // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924 / Вступ. ст. А. А. Здановича. М.: Кучково поле, 2007. С. 533–534.

Документ № 3.4.6

Доклад военного комиссара Штаба РККА С. С. Данилова Реввоенсовету Республики с информацией Особого отдела Секретно-оперативного управления ВЧК о деятельности раскрытых организаций Б. В. Савинкова

Не ранее 3 июня 1921 г.

Сов. секретно, лично, с нарочным

Нижеследующее сообщаю для Вашего сведения и возможного руководства по данным Особого отдела ВЧК:

«По всей территории РСФСР органами ВЧК производится ликвидация белогвардейской Савинковской организации «Народного союза защиты родины и свободы» [(НСЗРиС)] с центром управления в Варшаве. Организация эта существует на средства Антанты, главным образом Франции, и пользуется всякой поддержкой со стороны польских военных властей.

Ставит себе целью захват власти на местах и в центре при помощи заранее подготовленных организаций, действующих подпольно, и переброски в требуемый момент организованных частей, находящихся ныне у границ Сов[етской] России. Причем восстание должно происходить одновременно на всей территории, охваченной его организацией. К моменту восстания ударные отряды подтягиваются возможно ближе к жел. — дор. станциям, в условный момент Московская организация арестовывает народных комиссаров, командующих крупными войсковыми соединениями, местные власти захватывают радиотелеграф, телеграфно-телефонную станцию, вокзалы, местные отряды захватывают линии жел[езной] дороги и по этим линиям быстро перебрасываются в Москву ударные отряды, уже заранее сосредоточенные у определенных погрузочных пунктов. Прибытие этих отрядов в Москву и должно закрепить переворот.

Для этой цели НСЗРиС, пользуясь поддержкой Пол[ьского] правительства, создает в Варшаве руководящий орган — главный штаб с Борисом Викторовичем САВИНКОВЫМ и его братом Виктором Викторовичем во главе.

В пограничных местностях русско-польской границы на польской территории создан целый ряд «информационно-организационных пунктов», во главе которых стоят бывшие офицеры старой армии; задачи «пункта» — вести разведку в России, производить налеты и террористические акты против советских работников.

В некоторых лагерях военнопленных в Польше были организованы курсы, в которых более надежные пленные из красноармейцев и бывших офицеров подготовлялись в качестве организаторов.

Практикуется Савинковым также посылка своих людей в наши красноармейские части под видом бывших военнопленных, документы для них берутся у умерших наших красноармейцев или пропавших [без вести]. Провала в этом деле не боятся, т. к. знают, что в России произошли крупные перегруппировки наших частей.

Кроме означенного способа отправки своих агентов Савинковская организация посылает их совершенно нелегально через нейтральную зону, как беженцев и т. п.

В прифронтовой полосе восточных польских границ разбросан целый ряд мелких отрядов и организаций, раньше именовавшихся партизанскими отрядами «Зеленого дуба», после мирного договора с Польшей переименованных в «рабочие дружины» и подчиненных «Командованию рабочих дружин при IV армии польских войск».

Савинков имеет целую фабрику подпольных советских документов. Подпольную работу на территории Сов[етской] России НСЗРиС вел по нашей организационной схеме — разделяя всю территорию на несколько областных комитетов, которые в свою очередь подразделялись на губернские, районные и уездные комитеты, кроме того имелись волостные и деревенские ячейки.

Главным контингентом, заполняющим ряды НСЗРиС, были бывшие офицеры, занимающие иногда ответственные посты в Красной армии и в других военных учреждениях. Бывали даже одиночные случаи участия в организации политработников, из числа намеренно примазавшихся к партии, благодаря этому нередко самые секретные сведения, относящиеся к мобилизации и дислокации частей Кр[асной] армии, попадали к Савинкову. Савинковским агентам дана директива стараться пролезть в Коммунистическую партию.

Пользуясь влияниями[1336] своих людей среди военспецов, савинковские агенты зачислялись на службу в военных учреждениях, стараясь заполнить их своими людьми. Под видом служебных командировок или отпусков красноармейцев посылались по всей России курьеры. Имелись случаи оружия и взрывчатых веществ из наших складов — белогвардейским бандам.

НСЗРиС старался сорганизовать все области губернии, уезды и волости, везде иметь своих людей в советских и военных учреждениях. Пользуясь нынешним продовольственным кризисом, старались возбудить население против Сов[етской] власти при помощи агитации и воззваний, привозимых из-за границы.

Среди красноармейских частей велась также агитация на почве недостатка продовольствия и обмундирований.

Благодаря плохой охране границ неопытными и недостаточно дисциплинированными нашими частями — противнику удавалось проникать (иногда целыми отрядами) в прифронтовую полосу нашей территории для грабежей и пополнения местных банд. Имелись случаи, что руководители банд, бывшие офицеры, по несколько раз переходили нашу границу.

Существующие у нас банды НСЗРиС старался подчинить себе и руководить ими для налетов и отдельных малых выступлений, что не запрещалось ими до момента общего выступления. В результате следует считать вполне установленным, что тактика Савинковской организации заключалась в том, чтобы при помощи отдельных покушений и взрывов навести панику, довести до объявления повсюду «военного положения», и, когда лучшие части курсантов и воинских частей будут сосредоточены в определенных пунктах, согласно плану проведения военного положения, тогда приступить к уничтожению этих частей путем убийства отдельных постов и массового отравления котлов в красноармейских частях (для этой цели привозили из Польши громадные количества циа[нида]). После удачных отравлений лучших частей намеревались при помощи распространения слухов, что якобы ненадежные красноармейские части отравлены Советской властью, — вызвать возмущение и бунт отдельных частей.

По словам арестованных, вооруженное восстание в Западной области предполагалось устроить в июне месяце, воспользовавшись недовольством частей и городского населения на почве отсутствия продовольствия. Работа велась таким образом, что к июню месяцу из дивизии должно было быть извлечено большинство комиссаров и 8 % лучших красноармейцев на курсы комсостава. Этот элемент должен был быть изъят, но на курсы не допущен, а по возможности должен задерживаться в пути, на пересыльных пунктах и т. п., чтобы в момент восстания не представлять из себя боевой силы. Взамен части должны быть укомплектованы ненадежным элементом, балтийскими матросами, тамбовскими дезертирами и пр. Кроме того, из недр штаба Запфронта всплыл в первых числах июня приказ о прекращении отправок на Туркфронт злостных дезертиров и о ликвидации их вместе с прочими сомнительными элементами в наши дивизии.

При ликвидации вышеуказанной организации арестовано много лиц соучастников союза, с мандатами, деньгами, планами, протоколами и др. документами, свидетельствующие о довольно широком распространении Савинковской организации — главным образом, в военных учреждениях и штабах Красной армии, начиная с военкоматов уездных и кончая губернскими и высшими штабами полевых войск».

[К. Х. Данишевский: ] Приведенную информацию дополню указанием, что организация пустила свои корни и развилась кроме района Запфронта тоже в Киевском военном округе. Имеются сведения о попытке утвердиться в Петроградском округе и на Кубани, причем на Кубани в тесной связи с Гнилорыбовым.

По своему замыслу предположенный к осуществлению заговорщиками план настолько запутан и связан с такой массой условностей, что осуществление его неминуемо должно было выплыть наружу еще до момента достижения хотя бы незначительных результатов. Ясно одно: что на эту авантюру могли пойти и пошли из спецов у нас или неисправимые искатели [приключений] или просто беспечные головы.

Активность же организации на западе до сих пор успела сказаться только в налетах небольших частей в прифронтовой полосе, сформированных или услугами Балаховича и др. или Петлюры (север и юг) и выразилась в типичном бандитизме с грабежами, убийством коммунистов и ответственных совработников и в еврейских погромах.

В общем и целом Савинковская организация носит определенный заговорщицки-авантюристический характер. Она может организовать банды, убивать совработников, устраивать взрывы и поджоги. Главная же ее задача с точки зрения финансирующего ее французского капитала при содействии и заинтересованности польского правительства — шпионаж.

По существу она является органом французской контрразведки.

Получение прошу подтвердить.

Приложение: копия «задания для агентов, отправленных Савинковым в РСФСР».

П[одлинный] п[одписал] член РВСР и комиссар Штаба РККА Данилов

РГВА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 202. Л. 101 об. — 103. Отпуск — машинописный текст с автографом делопроизводителя.

Приложение

Задания для агентов, отправляемых Савинковым в РСФСР

1. Дислокация.

2. Артсклады, артбазы (точное местонахождение).

3. Состояние конского состава и количество его.

4. Состояние артиллерии и ее количество.

5. Предполагаемые перегруппировки и перевозки войск.

________________________ ______________________

1. Работающие фабрики и заводы (перечень с указанием производства).

2. В каком положении производство (количество выработанного).

3. Топливо на фабриках и заводах.

________________________ ______________________

1. Состояние транспорта: топливо, состояние паровозов и количество их; состояние подвижного состава, работающие и неработающие; количество поездов в сутки на работающих линиях.

________________________ ______________________

1. Народные восстания в Сибири, на Дону, на Кубани, на Кавказе, в Воронежской губ[ернии], Тамбовской и Приволжской губерниях.

________________________ ______________________

Состояние Туркестана и войска, расположенные там. Все, что возможно узнать о работе большевиков в Индии.

Верно: Секретарь

Послано по адресам: 1) Начполитотдел Балтфлота Наумову; 2) Реввоенсовет Сибири Смирнову; 3) Члену РВС Турфронта т. Шарапову; 4) Командвойск Сев[еро]-Кавк[азского] ВО т. Ворошилову; 5) Командвойск Украины Фрунзе; 6) Начполитотдел Черноазморей т. Рудный; 7) Начполитотдел Севбалтфлота т. Батис; 8) Киевский военный округ т. Затонскому; 9) Орловский военный округ т. [Скудре]; 10) Командвойск Петроградского ВО т. Егорову; 11) Командвойск Московск[ого] ВО т. Муралову; 12) Начполитотдел Каспфлота т. Лесному; 13) Командвойск Приуральского ВО Мрачковскому; 14) Заволжский ВО т. Краевскому; 15) Командвойск Приволжского ВО Оськину; 16) Командвойск Харьковского военного округа т. Эйдеману.

РГВА. Ф. 7. Оп. 1. Д. 202. Л. 104–104 об. Заверенная машинописная копия.

Заключение