Положение несколько изменилось лишь в постсоветское время. Во второй половине 1990-х годов начался постепенный процесс рассекречивания архивных документов, исследователи получили возможность ознакомиться с ранее недоступными и неизвестными документами, началась публикация источников по истории России XX в. К настоящему моменту архивистами и историками были опубликованы комплексы документов, в том числе и обзоры политического и экономического положения РСФСР-СССР, а также некоторые обзоры Восточного отдела ОГПУ.
Рассекречивание документов государственных и ведомственных архивов ведется на основе законодательства Российской Федерации, однако предусмотренный законодательством 30-летний срок, после которого документы должны рассматриваться на предмет их рассекречивания, пока еще выдерживать не удается. Это связано с дефицитом и низкой квалификацией экспертов, занимающихся рассекречиванием документов, несогласованностью действий экспертов и представителей различных ведомств по данному вопросу, а также тем, что документы отечественных спецслужб советского периода хранятся в различных государственных (ГА РФ, РГАСПИ, Российский государственный военный архив (РГВА)) и ведомственных (ЦА ФСБ России, архив Службы внешней разведки России, Центральный архив Министерства обороны (ЦАМО)) архивах, а главное — с отсутствием единой базы данных по рассекреченным документам. Известны случаи, когда по разным экземплярам одного и того же документа, рассмотренным разными экспертами, принимались прямо противоположные решения. Один из экземпляров оставался на секретном хранении, а другой экземпляр, рассмотренный спустя всего несколько месяцев — был рассекречен.
В целях совершенствования деятельности по экспертизе и рассекречиванию архивных документов в российских государственных и ведомственных архивах целесообразно организовать государственную систему подготовки экспертов и создать единую базу документов, прошедших экспертизу на предмет их рассекречивания, где бы были отражены результаты этой работы.
«Восточные контрреволюционные центры» 1920-1930-х годов в СССР:идейные конструкты и политическая практика (по материалам ЦА ФСБ России)[45]
В 1920-1930-е годы советские спецслужбы в своем лексиконе постоянно употребляли выражение «восточная контрреволюция», «восточная националистическая контрреволюция», подразумевая под ними т. н. пантюркистские и панисламистские организации, якобы действовавшие в Крыму, на Кавказе, в Закавказье и Средней Азии, в Волго-Уральском регионе. В данном разделе мы попытаемся выявить критерии, по которым в материалах контрразведки те или иные организации и группы лиц относились к «пантюр-кистским» и «панисламистским», а также обозначить динамику осмысления советскими спецслужбами деятельности национально-религиозной элиты тюрко-исламских народов в СССР в указанный период.
Для ответа на поставленные вопросы и реконструкции процесса борьбы советских спецслужб с «пантюркистскими» и «панисламистскими» партиями и организациями нами использованы и вводятся в научный оборот рассекреченные документы и материалы Восточного отдела ГПУ-ОГПУ, хранящиеся Центральном архиве (ЦА) ФСБ России и Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ): «обзоры положений на восточных окраинах и в сопредельных с ними странах»; циркулярные указания, информационные сводки и аналитические записки, доклады по национальному движению, рабочие сводки по Туркестану (октябрь 1923 — май 1924 гг.)[46], а также опубликованные ежемесячные обзоры Информационного отдела ОГПУ[47].
Организация работы по «восточной линии» на первом этапе оказалась достаточно трудным делом для ОГПУ, так как среди гласных сотрудников ведомства было мало лиц, владевших восточными языками, имевших представление о психологии мусульманского населения и страноведческую подготовку[48]. Задачи пришлось решать буквально «с колес».
Сотрудники ВО ОГПУ и Полномочных представительств ОГПУ на местах в первой половине 1920-х годов в целях контроля за развитием общей социально-политической обстановки в местах компактного проживания мусульман (Средняя Азия, Закавказье, Северный Кавказ, Крым, Казахстан. Башкирия, Татария) собирали, обобщали и анализировали разностороннюю информацию. Работа оперуполномоченных на местах порой сводилась к «осторожному собиранию материалов, характеризующих жизнь и быт разного слоя мусульманского населения»[49] . В центре и на местах зачастую было понимание того, что работа среди мусульман «требует слишком осторожных подходов, а выявление тех или иных национальных партий и групп» представляет существенные трудности в связи с отсутствием надежного осведомительного аппарата[50].
Однако по мере поступления разносторонних сведений ВО ОГПУ сделал вывод, ставший неутешительным прогнозом будущего для национальной интеллигенции и мусульманского духовенства, которые были причислены к «контрреволюции», к силам «нелояльным к советской власти», объединявшим свои усилия в борьбе против советской власти с целью сохранения своего влияния на широкие слои населения[51]. Национально-религиозные элиты указанных регионов не причислялись даже к временным попутчикам на пути строительства социализма.
Во второй половине 1920-х годов сотрудники ВО ОГПУ пришли к выводу о том, что мусульманское духовенство «тянуло крестьянство к панисламизму и его худшим проявлениям», а борьба мусульманского духовенства против советской власти велась под руководством «пантюркистско-панисламистской верхушки националистических организаций», противопоставлявшей себя в той или иной форме советской власти[52].
Эксперты ВО ОГПУ считали, что «мусульманская интеллигенция»[53] в подавляющем большинстве поддерживала национальную и религиозную «восточную контрреволюцию», сущностью которой являлись следующие процессы: 1) восстановление и формирование новых связей между собой и с сопредельными странами, особенно с Турцией; 2) «решительное наступление на идеологическом фронте, все более вытесняя влияние коммунистической партии в деле просвещения туземных масс»; 3) формирование сил для вооруженного восстания против советской власти в случае новой интервенции. Целью подобной деятельности, по мнению ВО ОГПУ, было широкое противодействие партийному и советскому строительству.
Националистическое движение в «мусульманских» регионах страны, в оценках ВО ОГПУ, развивалось и крепло под сильным влиянием «пантюркистских» идей. Контрразведчики полагали, что широкому развитию «пантюркистских» идей на «восточных окраинах» России способствовали два основных фактора: надежда на помощь Турции как лидера тюрко-исламского мира, а также соединение идей тюркского единства с идеей объединения всех мусульман[54]. Чрезвычайно сильным влияние «пантюркистских» идей во второй половине 1920-х годов было в Крыму, на Северном Кавказе и в Закавказье[55]. Однако анализ архивных документов свидетельствует, что борьба с потенциальными и вымышленными сторонниками единства всех тюркских народов СССР продолжалась фактически до конца 1930-х годов.
Действительно, далеко не все представители национальной буржуазии и мусульманского духовенства поддерживали советскую власть, многие относились к ней настороженно, но при этом на «восточных окраинах» СССР практически не было оформленных антисоветских партий. ВО ОГПУ отмечал деятельность только двух партий — в Крыму это была «Милли-Фирка» (политическая партия крымских татар, созданная в июле 1917 г.), а в Азербайджане — «Мусават» (тюрко-мусульманская партия, образованная в 1911 г., разделявшая идеи единства тюрко-исламского мира и лидерства Турции). В то же время, по данным ВО ОГПУ, на «восточных окраинах» существовали неоформленные, антисоветские группы («группировки») нелояльной к советской власти национальной интеллигенции, кулачества и мусульманского духовенства[56].
В начале 1923 г. ВО ОГПУ прогнозировал то, что наступает период, когда различные «национальные контрреволюционные группировки будут выступать единым организационным фронтом»[57]. Об этом, по мнению экспертов спецслужбы, свидетельствовало проведение съезда Центрального духовного управления в Уфе, на котором присутствовали мусульманские лидеры разных частей страны[58].
ВО ОГПУ отмечает, что различные по своим конечным целям, националистические группировки сталкивались между собой на почве национальной борьбы, но зачастую и блокировались на общих вопросах противодействия советской власти (воспитание молодежи, внедрение нового алфавита и др.). На этом основании делался вывод: среди «руководящих кругов антисоветской интеллигенции в ряде восточных окраин» наращивались личные и организационные связи, крепло стремление найти единую платформу по ряду ключевых вопросов с целью противостояния мероприятиям Кремля[59].
В 1927 г. Восточный отдел подчеркивал, что, несмотря на рост местного национализма, полного ослабления пантюркистских идей не произошло, и они были по-прежнему сильны в Азербайджане, Татарии, Крыму и на Северном Кавказе, а «их новое содержание, вкладываемое в лозунги пантюркизма (культурное объединение вокруг турецкой культуры), придавало пантюркизму еще большую силу и жизненность»[60]