После Февральской революции Н. В. Крандиевская смогла, наконец, развестись с Ф. А. Волькенштейном и официально вступить во второй брак. Венчание состоялось 7 мая 1917 года. Наталия Васильевна вспоминала:
«Шаферами при обряде венчания были: профессор Каллаш, писатель И. А. Новиков, философ Рачинский и Всеволод Мусин-Пушкин, приятель Толстого. Через три недели после этого мы крестили трехмесячного сына Никиту. Крестным отцом был журналист Ив. Вас. Жилкин, крестной матерью – бабушка – А. Р. Крандиевская.
Лето провели в Иванькове, под Москвой. Толстой часто ездил в город и возвращался к вечеру на извозчике, полный впечатлений, новостей и тревожных слухов…
В Москву приехал Керенский. После его выступления в Большом театре Толстой вернулся домой в восторженном настроении. О Керенском он говорил как о крупном деятеле. Я не могла с этим согласиться, так как давно знала Керенского – он был товарищем первого мужа по политическим вопросам».
А. Ф. Керенский приехал в Москву в августе 1917 года для проведения Государственного совещания, с помощью которого он хотел укрепить свою позицию руководителя страны, однако в этом не преуспел.
Очарованный «вождем революции», А. Н. Толстой 20 августа 1917 года в газете «Русское слово» напечатал очерк «Московское совещание», где сказал:
«Стоя, нагнув слегка голову, касаясь рукой стола, Керенский среди непомерного молчания начинает говорить хриплым, возвышенным до государственной надменности голосом, который то переходит в ярость, то падает до шепота. Мысли его построены торжественным и древним языком законов.
– По поручению временного правительства объявляю государственное совещание, созванное верховной властью государства российского, открытым под моим председательством как главы временного правительства.
Лицо его бледно, припухло у губ и рта и страшно. Точно в этом страшном лице вся сила, вся ярость, вся мука, всё бессилие государства российского.
– Великая вера в разум и совесть народа русского и руководит временным правительством, в своем составе меняющемся, но в своих основных задачах остающимся неизменным, с момента низвержения старой деспотической власти и до учредительного собрания почитающим себя единственным вместилищем суверенных прав народа русского. Пусть знает каждый и пусть знают все, кто уже раз пытался поднять вооруженную руку на власть народную, пусть знают все, что эти попытки будут прекращены железом и кровью…
В конце своей двухчасовой речи Керенский сказал, что превыше вожделений и партий, превыше классов и народностей да будут единая всем родина и единая у всех воля к жертвам, обороне и порядку…
За три дня государственного совещания для всех стало ясно, что этот единственный путь жертв, обороны и порядка – для всех, левых и правых, рабочих, крестьян, промышленников. В этом, быть может, и сущность, и всё практическое значение совещания. Вчерашние враги, раздиравшие ризу на тридцать клочков, подозревавшие друг друга в тридцати сребрениках, увидели, что все они – только бедные дети бедной страны.
И впервые за шесть месяцев революции громко кто-то крикнул (правда, под конец всех приветствий): “Да здравствует Россия!”. И этот странный возглас (Россия просто, Россия по существу) был покрыт рукоплесканиями правых и левых…
А последнее слово председателя таинственно и невзначай осветило на мгновение наше подполье, где с татарщины и Ивана Грозного, с Петра и до Николая всё еще бродят нераскаянные, нерасхристанные и страшные тени…
И если мы предаем и бежим с полей битв, если мы харкаем и лаемся, когда нужно творить и геройски умирать, и если буйство и дикость, и зверство, и, что всего хуже, самодовольное, зловонное, смердяковское хамство еще бродит в нашей крови, то всё же есть у нас великий дух, один человек уздой не железной вздергивает на эту высоту брыкающуюся, недовольную, недоуменную Россию.
Страшно и чудесно».
А вот какие записи в своем дневнике в то же время сделала П. Е. Мельгунова, жена известного историка и политика:
«11/VIII. К завтрашнему Государственному Совещанию самые необыкновенные приготовления; говорят (передал Минор на эс-эр. заседании) о пяти большевиках, которые решили бросить бомбы и т. д. Керенский говорил Вырубову (передал Полнер), что он желает этого совещания, чтобы “лопнул нарыв”, чтобы все высказались.
26/VIII. Была на Государственном Совещании 15/VIII, в последний день. Со сцены хорошо было видно весь зал и его настроение… После перерыва выступил ген. Алексеев с длинной речью. Смысл ее тот, что наша армия была дисциплинированна, в момент революции в ней был вдохновенный подъем, потом пришли нежелательные элементы, и она развратилась. Вывод его – идти на те меры, которые предложены ген. Корниловым.
Среди целого ряда военных ораторов выделился представитель армейских комитетов, в длинной речи возражавший ген. Алексееву и указывавший на то, что разложение уже было и раньше в армии и что армейские комитеты нужны как нечто сдерживающее. Перед обеденным перерывом “от истории” говорили: Бабушка (Е. Брешко-Брешковская), Кропоткин и Плеханов. Бабушка всех отчитала – и рабочих, и буржуазию, и интеллигенцию за массу слов и отсутствие дела. Кропоткин, призывая к защите России, предложил объявить Россию демократической республикой федеративной, как Соединенные Штаты. Плеханов, как и раньше, не понравился мне своей театральностью и французским пафосом. Им единодушно аплодировали…
Заключительная речь Керенского в печати приведена с пропуском того места, которое заставило многих говорить, что он сошел с ума. Он вдруг, перечислив все трудности, представившиеся Вр. правительству, сказал: “Меня обвиняют в том, что я мечтатель – да, может быть, я слишком много верил и мечтал. Вы хотите, чтобы я запер свое сердце, бросил ключ. Хорошо, я так и сделаю” и т. д.».
Еще более резка дневниковая запись И. А. Бунина, сделанная 13 августа 1917 года: «Кажется, одна из самых вредных фигур – Керенский. И направо и налево. А его произвели в герои».
Не прошло и двух недель после московского совещания, как начался так называемый «корниловский мятеж». 28 августа генерал Лавр Корнилов повел войска на Петроград. Подавить мятеж А. Ф. Керенскому удалось только с помощью большевиков.
До Октября оставалось чуть более месяца, а А. Н. Толстой писал отчиму:
«Живем мы всё там же и всё так же, т. е. работаем вовсю. Газеты перестали даже и читать.
Вот какие события завернулись на нашей родине! А думал ли ты, что когда в Самару были сосланы марксисты, что они-то и будут через 20 лет у власти. Чудеса… Вообще я очень радостно и светло смотрю на наше будущее».
Но пройдет совсем немного времени, и ощущение происходящего в России у Алексея Николаевича изменится. Он напишет «Рассказ проезжего человека» (опубликован 7 октября 1917 года в № 11 журнала «Народоправство»), в котором устами главного героя произведения – фронтового штабс-капитана – скажет: «…До очевидности стало ясно, что войну нужно кончать… И предстоит нам что-то еще более огромное, страшное и великое, чем война. Вся армия (мы знали это по “солдатской газете”) томилась в ожидании. Чувствовали, что Россия за нашей спиной корчится, как перед смертью».
Действительно, старая, капиталистическая Россия корчилась в предсмертной агонии.
Петроград 25 октября 1917 года
25 октября 1917 года большевики взяли власть в Петрограде в свои руки. Временное правительство было низложено. Совершилась Великая Октябрьская социалистическая революция.
Вечером этого дня в Смольном открылся Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Из 649 делегатов, прибывших к началу работы съезда, 390 были членами партии большевиков. После зачтения донесения В. А. Антонова-Овсеенко о взятии Зимнего дворца и аресте членов Временного правительства большинством голосов было принято написанное В. И. Лениным обращение к «Рабочим, солдатам и крестьянам!», в котором говорилось, что съезд берет власть в стране в свои руки, а на местах вся власть должна перейти к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 26 октября по докладу В. И. Ленина съезд принял Декрет о мире и Декрет о земле.
В Декрете о мире содержалось предложение всем правительствам воюющих держав немедленно начать переговоры о заключении справедливого, демократического мира – мира без аннексий и контрибуций.
Декрет о земле отменял помещичью собственность на землю. Земля (со всем инвентарем и постройками) немедленно передавалась в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, на которых возлагалась обязанность строжайшего соблюдения порядка при конфискации помещичьих имений. Право частной собственности на землю отменялось. Запрещалась ее продажа и сдача в аренду и в залог. Вся земля переходила в государственную собственность. Право пользования землей получали все граждане при условии обработки ее своим трудом.
В этот же день, 26 октября, съезд постановил:
«Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров. Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, то есть Совету Народных Комиссаров».
В первый состав Совета Народных Комиссаров (СНК) вошли: председатель – В. И. Ленин; наркомы: по внутренним делам – А. И. Рыков, земледелия – В. П. Милютин, труда – А. Г. Шляпников, по делам военным и морским – комитет в составе: В. А. Антонов-Овсеенко, Н. В. Крыленко, П. Е. Дыбенко, по делам торговли и промышленности – В. П. Ногин, народного просвещения – А. В. Луначарский, финансов – И. И. Скворцов-Степанов, по делам иностранным – Л. Д. Троцкий, юстиции – А. Ломов (Г. И. Оппоков), по делам продовольствия – И. А. Теодорович, почт и телеграфов – Н. П. Авилов (Глебов), по делам национальностей – И. В. Сталин. В ноябре 1917 – январе 1918 года в СНК вошли руководители наркоматов, созданных после окончания работы съезда: по делам железнодорожным – М. Т. Елизаров, государственного призрения – А. М. Коллонтай, Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) – Н. Осинский (В. В. Оболенский).